Центурион Плавт с некоторым удивлением отметил, что ни у кого уже не возникало вопросов вроде того, откуда появилась эта невиданная хищная тварь. Люди свыклись с мыслью, что мир, в котором они оказались, не имел ничего общего со странами, лежащими за пределами Священной Империи. Казалось, что бы ни произошло в бескрайней красной пустыне – пусть даже из-под земли начнет бить фонтан красного виноградного вина, – все будет воспринято как должное.
Но Сервий Плавт ошибался – возможности человеческой психики имели свои пределы. Барьер, отделявший нежелание верить в происходящее от необходимости приспосабливаться к условиям нового мира, оказался настолько тонок, что не потребовалось ничего сверхъестественного для того, чтобы он рухнул.
Ропот в рядах легионеров начался на очередном привале, когда обнаружилось, что продовольствие, которым снабдили их люди-ящеры, пришло в негодность. Пища, прежде походившая на мягкий овечий сыр, превратилась в дурно пахнущую клейкую массу, вкусом напоминающую болотную тину. Сок же, налитый во фляги, прокис и вонял настолько омерзительно, что никто не решался даже прополоскать им пересохший рот.
Легионер Грахт, для которого, как и для центуриона Плавта, нынешняя кампания против войск Карфагена была уже второй, поднялся на ноги и демонстративно вылил прокисший сок из фляги на песок. При этом он еще и выругался, поминая как богов, так и тупых командиров, чьими стараниями он оказался в проклятой богами пустыне, в которой если что и можно найти, так только свою смерть.
Сервий Плавт сделал вид, что слова Грахта не имеют к нему никакого отношения. Он сидел на песке, глядя в ту сторону, где небо смыкалось с землей, образуя плавно изгибающуюся в обе стороны линию горизонта, за которую не мог заглянуть даже самый зоркий взгляд.
То, что центурион никак не отреагировал на его развернутую тираду, еще пуще распалило Грахта. Он схватился за копье, стоявшее вместе с остальными, воткнутое нижним наконечником в песок, и, держа его на сгибе руки, не спеша приблизился к Плавту.
– Я возвращаюсь к людям-ящерам! – заявил он громко, так, чтобы его мог слышать не только центурион, но и все остальные. – Там я, по крайней мере, не издохну от голода и жажды!
Приподняв голову, Сервий Плавт посмотрел на легионера взглядом безмерно уставшего человека.
Лицо более уродливое, чем у Грахта, трудно было даже вообразить. Нос легионера был сломан и напоминал изгрызенную мышами репу. Глаза были широко расставлены, и оба косили в разные стороны. Нижняя челюсть по-лошадиному выступала вперед. Отвисшая нижняя губа открывала ряд больших и неровных зубов, в котором не хватало, по крайней мере, пары передних. Число шрамов, покрывающих лицо Грахта, невозможно было сосчитать, поскольку зачастую они накладывались один на другой. И что самое удивительное, все это не было следами от ран, полученных в боях. Сервию Плавту не доводилось встречать человека, более удачливого в бою, чем Грахт. За все то время, что легионер находился под началом Плавта, он получил только одно ранение – неловко парировав удар меча противника, Грахт потерял два сустава на мизинце левой руки. Лицо его выглядело так же, как сейчас, еще до того, как Грахт впервые встал в строй. О причинах этого Грахт предпочитал помалкивать.
– Твоя жизнь принадлежит императору, – негромко сказал легионеру Плавт.
– Плевать мне на императора! – Грахт в запале взмахнул копьем. – Если кости мои истлеют в этой пустыне, то император об этом даже не узнает!
– Ты жаждешь славы? – спросил у легионера Плавт.
– Я честно выполнил свой долг перед императором в бою! – Грахт ударил себя кулаком в грудь и тут же раскинул руки в стороны. – И что я получил за это?
– Ты считаешь, что другие утаили причитавшуюся тебе награду? – усмехнулся центурион.
Плавт искоса глянул на сидевших кругом легионеров. Никто из них пока не пытался вмешаться в разговор центуриона с Грахтом, но почти каждый с интересом прислушивался к нему. У Плавта не было сомнений в том, что если Грахт повернет назад, то многие, если не все, последуют за ним. Никто, включая его самого, уже не верил в то, что им удастся пересечь пустыню и найти если и не море, то хотя бы землю, где живут люди, похожие на них самих. Но в отличие от остальных, Сервий Плавт был уверен, что, несмотря ни на что, они должны были продолжать свой путь. Как и прочие, центурион не ведал, что могло ожидать их впереди, но еще с детства он свято верил в то, что к желанной цели приходит лишь тот, кто не сворачивает с однажды выбранного пути, каким бы трудным этот путь ни был.
– Я ухожу, центурион, – чуть понизив голос, с угрозой произнес Грахт.
– Ты никуда не пойдешь, – все так же спокойно ответил ему Плавт. – Ты – солдат. И твой долг – подчиняться своему командиру, то есть мне. Когда я прикажу строиться, ты должен стоять в строю вместе со всеми. Отсутствие в строю я буду расценивать как мятеж. А что полагается легионеру за мятеж, ты и сам прекрасно знаешь.
– Не пугай меня, центурион, – процедил сквозь дырку в зубах Грахт.
– У меня и в мыслях не было подобного, – усмехнулся Плавт. – Я просто объяснил тебе ситуацию. И то лишь потому, что тебе с твоим умишком свинопаса трудно самому ее понять.
Легионер быстро повернул копье в руке. Конец его с нижним наконечником оказался зажатым у Грахта под мышкой, а верхний сердцевидный наконечник замер на расстоянии ладони от груди Сервия Плавта.
– А что ты теперь скажещь, центурион? – Лицо Грахта расплылось в уродливой усмешке, похожей на гримасу боли.
Сервий Плавт посмотрел на наконечник копья. Никогда прежде он не думал, что ему придется всерьез мериться силами с кем-то из своих подчиненных. Ему претила сама мысль о том, чтобы утверждать авторитет подобным образом. Но сейчас у него не оставалось выбора.
Кистевым движением, быстрым, как бросок змеи, Сервий Плавт перехватил древко копья у основания кованого наконечника. Грахт среагировал на движение центуриона с секундным опозданием. Но этого оказалось достаточно. Плавт отвел древко чуть в сторону, и, когда легионер навалился всей тяжестью своего тела на копье, наконечник его прошел сбоку от центуриона и вонзился глубоко в песок. Подтянувшись на древке копья, Плавт бросил тело вперед и что было сил ударил легионера кулаком в низ живота. Грахт захрипел так, словно удар выбил у него весь воздух из легких, и чуть подался назад. Плавт ухватил легионера за край кожаной куртки и упал на спину, увлекая его за собой. Легионер перелетел через центуриона, перевернулся через голову и рухнул навзничь, словно срубленный под корень могучий дуб. От удара о землю у него на какое-то время перехватило дыхание и потемнело в глазах. Когда же он пришел в себя, обутая в кожаный башмак нога Сервия Плавта стояла у него на горле. В руках у центуриона было копье Грахта, воткнутое в песок на расстоянии в половину ладони от правого уха легионера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});