После неудачной попытки Джунковского установить наблюдение за Распутиным, глава жандармов затаился, и новых столкновений между ними не было. Однако мужик знает – за ним следят. Но жаловаться сейчас – пустое: царь не с ним. Царь собрался воевать.
Распутину неуютно в Петербурге, он хочет уехать. Будто предчувствуя что-то, он сам хочет покинуть опасный город. Но Аликс боится отпускать его надолго – война на пороге. Распутин – ее последняя надежда. Понимают это и те, кто ждут начала войны… Полуграмотный мужик снова оказался в центре мировой политики.
Наступило лето – обманчивые политические каникулы. Императрица поверила в летнее затишье и наконец отпустила «Нашего Друга» в родное село. Газеты сообщают: «Распутин выезжает в Покровское, где проживет до августа, и опять вернется в Петербург». А пока репортеры спешат взять интервью у человека-сенсации. В свете надвигающихся событий журналист из «Нового времени» спрашивает Распутина: «Известно ли вам, что граф Витте… говорил о ваших добрых стараниях и заступничестве против тех, кто накликал войну?»
«Достоинство национальное соблюдать надо, но оружием бряцать не пристало. Я завсегда это высказываю», – отвечает мужик. И это тотчас печатается с ясным для читателя намеком: во время балканских событий вопросы войны и мира были отданы во власть полуграмотного мужика, и кончилось это нашим унижением и предательством славянских народов. Неужели позволим и на сей раз?
В который раз Аликс запрещает ему разговаривать с журналистами! 30 мая «Санкт-Петербургский курьер» сообщает, что Распутин «обратился к приставу с просьбой ограждения квартиры от посещений газетных сотрудников, которые его нервируют, одновременно он переменил номер телефона».
Но наконец он вырвался из столицы – отбыл, бежал в Покровское…
Загадочное совпадение
Он выехал из Петербурга вместе с верными почитательницами – Головиной и Вырубовой. 8 июня они прибыли в Тюмень и поехали по его обычному, любимому маршруту – в Верхотурский монастырь с мощами святого Симеона. Потом поклонницы отбыли обратно, а Распутин на лошадях погнал в Покровское. За ним по пятам следовали журналисты (вместо агентов, хотя не исключено, что некоторые из них исполняли роли агентов).
Недолго удалось Распутину мирно пожить в Покровском. В последние дни июня произошли два события, внешне несопоставимые. Но оба повлияли на судьбы мира.
Одно – общеизвестное: 14 июня в Сараеве сербский националист студент Гаврило Принцип убил наследника австро-венгерского престола Франца-Фердинанда. Это означало – взрыв «балканского котла» неизбежен! «Партии войны» в России, Германии и Австро-Венгрии ликовали. «Ну, теперь мы сведем счеты с Сербией!» – сказал министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Бертхольд. Но было ясно, что Россия не позволит удушить Сербию.
22 июня посол в Германии граф Татищев сообщил в Петербург, что кайзер Вильгельм решил поддержать Австро-Венгрию. Мировая война становилась реальностью.
Аликс решила вернуть мужика в столицу, хотя понимала, что Ники будет упрямиться. Но пока она уговаривала мужа, телеграф принес в Царское Село весть, ее потрясшую, – в далеком Покровском неизвестная подошла к Распутину и пырнула его ножом в живот. Не прошло и двух недель после сараевского выстрела, как пал под ножом человек, который, возможно, мог остановить вмешательство России в события на Балканах, следовательно, предотвратить войну. Так странно совпали два кровавых события, необходимых, чтобы начать мировую бойню…
Действительно ли Распутин мог остановить войну? Об этом будут много писать и говорить. Певица Беллинг рассказала в своих воспоминаниях: «Однажды за обедом он сказал: «Кабы не эта проклятая баба-злодейка, что мои кишки перерезала, то не бывать войне… А пока мои кишки заживали, немец стал драться!» В «Том Деле» Сазонов показывает: «Распутин сам мне подтвердил: если бы он был в Петрограде, войны бы не было».
Мужик имел право так говорить, потому что знал: не он в этом деле был главным, а она. Он лишь должен был исполнить свою роль – приехать в Петербург и пророчествовать. Чтобы она с его пророчествами могла сломить волю царя, не допустить войны.
Но двор и общество верили, что главный – он. Гучков показал: «Распутин к войне относился отрицательно. Одна итальянская корреспондентка спрашивала его еще перед войной – будет война или нет? Он ответил: «Да, они затевают… Но Бог даст, войны не будет, и я об этом позабочусь».
Так что, скорее всего, «позаботились» о нем самом…
Рассказывает убийца
Это случилось, когда Распутин возвращался из церкви. У ворот дома его поджидала женщина. Она попросила милостыню и, пока Распутин доставал деньги, выхватила нож и ударила его в живот.
Все газеты России написали о происшедшем на первых полосах.
В Тобольском архиве находятся три тома следственного дела – «О покушении на убийство крестьянина Григория Ефимовича Распутина». Там есть показания покушавшейся: «29 июня после обеда… увидела идущего… Григория Распутина… Кинжал с ножнами у меня был привязан под юбкой… и я его вытащила через отверстие в кофточке… Один раз его этим кинжалом ударила в живот. После чего Распутин отбежал от меня, я за ним бросилась… чтобы нанести ему смертельный удар».
Так они бежали вдоль домов, мимо оцепеневшей толпы – маленькая женщина, размахивая кинжалом, и Распутин, зажимая рану рубашкой. Но ударить второй раз ей не удалось… «Он схватил лежащую на земле оглоблю и ударил меня один раз по голове, отчего я тотчас упала на землю… Это было днем, и сбежался народ, который говорил: «Убьем ее»… и взяли ту же оглоблю. Я быстро поднялась и сказала толпе: «Отдайте меня полицейскому. Не убивайте меня»… Мне связали руки, повели в волостное правление, по дороге… пинали, но не били».
Она назвалась Хионией Гусевой, жительницей Царицына. У этой еще нестарой женщины было страшное лицо с провалившимся носом. Хиония объяснила: «Я – девушка, у меня никогда не было детей, сифилисом я не страдала… меня испортили лекарствами, от них с 13 лет у меня провалился нос».
Несколько дней Распутин был между жизнью и смертью. И все почитательницы, и Царская Семья посылали ему телеграммы с пожеланием выздоровления.
Придя в себя и узнав, что Хиония приехала из Царицына, Распутин объявил: это царицынский монах Илиодор послал ему смертельный привет. Но Гусева участие Илиодора в деле отрицала, объясняла свой поступок «собственным решением»: «Я считаю Григория Ефимовича Распутина ложным пророком и даже антихристом… я решила убить Распутина, подражая святому пророку… который заколол ножом 400 ложных пророков».
«На допросе, – писала газета «Новое время», – Гусева выразила сожаление, что не убила старца… Хиония Гусева, по профессии шапошница… познакомилась с Распутиным в 1910 году, когда он посещал Балашевское подворье в Царицыне, где жила монахиня Ксения, подруга Гусевой».
Газеты захлебывались от романтических версий. По одной из них Распутин соблазнил Гусеву, когда она была молода и прекрасна. По другой – Распутин растлил во время «радения» ее подругу, юную красавицу – монахиню Ксению, а Гусева отомстила за нее… И хотя вскоре выяснилось, что Ксения лишь издали видела Распутина (и, кстати, была весьма немолода), никто ничего не опровергал. Читатели жаждали «распутинских историй», и как только мужику стало лучше, в тюменскую больницу, где он лежал, прорвались журналисты.
Несчастье на какое-то время примирило с ним часть прессы. Тон газет на короткий период стал почти сочувственный. «Биржевые ведомости» писали: «Он сидел изможденный болезнью, в больничной рубашке, и рассказывал свои переживания… Широкой публике неизвестны его размышления, которые он заносит в тетрадку почти каждый день…» И корреспондент цитировал: «Великое дело быть при последнем часе больного. Получишь две награды – посетишь больного, и в это время все земное покажется тебе обман и сеть беса»…
Гусеву отправили в Томск, в лечебницу для душевнобольных. Это было единственно возможное решение – чтобы не допустить скандального судебного процесса, который мог вновь поднять волну ненависти к Распутину.
Н. Веревкин, тогдашний товарищ министра юстиции, показал в «Том Деле»: «Гусева была признана сумасшедшей… но эта женщина кричала: «Я в здравом уме и твердой памяти, я сознательно ударила его ножом»… Она была помещена в психиатрическую больницу… Потом родственники ходатайствовали о ее освобождении ввиду ее выздоровления. Но министр юстиции написал резолюцию: «Освобождение должно последовать не ранее, чем опасность больной для окружающих будет совершенно устранена».
Так что Гусевой предстояло сгнить в «психушке». Ее освободит революция.