Читать интересную книгу Выбор сделан - Лаут Шана

— Симптомы очень похожи на ощущения беременности у наших рас, — кивнул себе Алуар. — И да, они тебя ограждают от этого.

Дракон, казалось, просто пропускал наши слова мимо ушей, но в наступившей вновь тишине, вдруг резко встрепенулся, вскочил и, переминаясь на лапах, стал что-то порыкивать и смотреть на меня, не моргая. Понять бы ещё, что с ним? Мгновение и передо мной сын генерала в человеческой ипостаси. Голый, удивлённый и едва в состоянии что-то сказать. Всё же, он нашёл в себе силы, пока я краснела щеками от его вида:

— Ты беременна? — и схватил меня за плечи, внимательно вглядываясь в глаза.

— Эм, — замялась я, чувствуя исходящий от него жар. Или это жар от моего смущения? — Уже месяц как.

Раграс гулко сглотнул, блеснув быстро отведёнными глазами и облизнув губы, а потом, будто вспомнив всё случившееся, весь помрачнел. Выпрямился и стал расхаживать туда-сюда по гостиной. И надо ему, блин, расхаживать голым передо мной. Понимаю, что муж, но смущения от таких видов я ещё не лишена.

— Раграс, — сдавлено позвала его. Мужчина замер и развернулся ко мне, готовый внимательно меня выслушать. Я честно пыталась смотреть ему только в глаза. — Оденься, пожалуйста.

Муж будто очнулся. Он словно и не замечал раньше своей наготы. Да она его не стесняла и сейчас. Пожал плечами, быстро скрылся в соседней комнате и вышел уже одетый в одежды, очень похожие на те, в которых были Ал и Шаэр.

И в таком спокойном ритме стали проходить и следующие три дня. Мужья делали всё, чтобы я не заморачивалась по поводу грядущей проблемы с принцессой нагшиаров. Раграс тоже не упускал возможности быть ближе ко мне. Старался почаще касаться, держать за руку или плечи, обнимать, — Алуар и Шаэрдэш с весёлыми и понимающими улыбками следили за всеми манипуляциями нового мужа, — а пару раз даже неуверенно поцеловал в щёчку. И не потому, что его это как-то стесняло. В такие моменты он внимательно следил за моей реакцией: не противно или не обременяет ли меня такое внимание. Но получай в ответ лишь смущение, улыбку и даже поцелуй в ответ. После него он стал уже целиться на поцелуй в губы.

На одной из таких попыток, когда я уже сама решила помочь Третьему мужу и повернула голову в его сторону, нас прервал Шуршиур. И вновь те же грабли: замер от увиденного, едва зайдя. Раграс быстро коснулся моих губ, а затем невозмутимо выпрямился и встал рядом, будто ничего и не было.

— Ты что-то хотел? — еле сдерживая счастливую улыбку, отозвалась я, привлекая внимание растерянного нага.

— А, да, — кивнул тот, смущенно отведя глаза, но потом серьёзно посмотрев на нас. — Я посчитал, что вам это будет необходимо знать, миледи. Императору только что донесли, что арестованная Княгиня и её дочери с помощью своих связей бежали с планеты и присоединились к принцесса Рашкисе, как только узнали, что их собираются казнить, а не миловать.

— Дядя в любом бы случае вынес этот приговор, — хмуро заметил дракисс. — Почему же они сбежали только сейчас?

— Его Величество пытается это выяснить, — было ему ответом. — О его решении я так же вам сообщу, но… будьте осторожны, — напряжённо добавил нагшиар, — если у них были такие связи, чтобы незамеченными бежать из дворца и даже с планеты, то не известно, что они ещё могут.

— Имеешшшшь в виду, что шшшшпионы могут навредить Шшшшене? — прошипел разозлённый догадкой Шаэр.

— Именно, — согласился с братом дипломат. — Сейчас принцесса Ракшиса считается в нашем Княжестве бесправной и почти официально опальной, — нас всех удивила подобная новость, — так что, она может сотворить всё, что угодно, без последствий для репутации своей матери.

— Спасибо, что предупредил, — мягко улыбнулась ему я.

Наг кивнул и поспешил удалиться. Время было позднее, так что мы уже собирались ложиться спать, когда он зашёл. Пока хмурые мужчины, обдумывали услышанное, я быстро ретировалась в ванную, чтобы умыться перед сном.

Умывшись над раковиной прохладной водой, я долго смотрела, как стекает в водосток вода, всё ещё чувствуя смутную тревогу. Утром я долго не могла отделаться от неё. Думала, что раз Шуршиур пришёл, то это как-то связанно с новостями. И вот, я их услышала, да только ничего не изменилось. Ополоснув лицо ещё раз и смахнув с глаз холодны капли, я поднялась и потянулась за полотенцем. Но замерла с вытянутой рукой, смотря в зеркало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Там не было меня. Там был Он. Существо из Тьмы смотрела на меня через прорези в своей маске так пристально, что кожу опалило холодом. Изображение слегка дрогнуло, и зеркало тут же треснуло у самых краёв, а в середине отвалился целый кусок. Через него сначала повалил чёрный туман, а потом появился сгусток, в котором я распознала когтистую четырёхпалую руку, ладонь, поднятую в приглашающем жесте.

«Варха», — понеслось в моей голове. Не было в этом шёпоте эмоций. Он звучал как сухое шуршание чёрного песка. В этом песке я слышала, словно все его частички перебирают всю мою суть, мои мысли, воспоминания и поглощают в себе. — «Эйа Варха. Ааш’арду Уэ», — прошелестел Он, уже содрогая голосом всё пространство. Казалось, вся планета дрогнула. — «Ваааархаааа», — и рука стала ближе.

Что Он хочет от меня? Хочет, чтобы взяла его за руку? Зачем?

«Шена!» — откуда-то из глубины сознания прокричал голос Кинрила. — «Нет, Шена! Уходи! Беги!»

А что он такого говорит? Только непонятные слова. Что значат его слова?

— «Не слушай его! Просто уходи!» — кричал Наблюдатель, а голос его теперь звучал, словно он подбирался ко мне всё ближе.

Он так опасен?

«Эйаааа», — шуршало всё пространство, оттесняя голос советника.

«Шена, милая, ради своих мужей, ради своих детей», — спокойно и уже без прежней паники начал Кин. — «Просто развернулись и уходи. А его предоставь мне. Позволь мне защищать тебя, моя милая Айэа».

Его просьба прозвучала так нежно и тепло, что в наступающем холоде просто не хотелось сопротивляться. Отвернувшись от зло ревущего Тёмного, я тут же потонула в золотом свете, поглотившем меня в объятьях.

— Ты молодец, Женя, — мягко произнёс Кинрил чуть более молодым голосом, чем раньше.

Теперь я чувствовала его руки, прижимающие к его воплощённому горячему телу. И моё имя, старое имя, но такое родное, заставило удивлённо дрогнуть и, чуть отстранившись, посмотреть на своего Наблюдателя. Он действительно выглядел куда моложе и стоял передо мной, мягко улыбаясь и сверкая золотом глаз и тела. Но далеко отстраниться Кин мне не дал, мягко коснувшись лба губами, как и обернуться, когда что-то позади будто проехалось по стеклу когтями.

— Ты здесь? — только и выдавила я, собираясь с мыслями. В голове до сих пор слегка шуршало, не давая чисто мыслить.

— Да, милая моя, — усмехнулся советник. — И я рад, что ты услышала мой голос и послушалась меня.

— Ты же мой советник, — резонно высказалась я, наблюдая, как от этих слов Кин иронично вскидывает бровь и усмехается:

— Как скажешь, моя Айэа. А сейчас, закрой глаза, хорошо?

Я закрыла, чувствуя, что он прижимается сильнее. Казалось, что и засиял ярче. Закрытые веки совершенно такими не казались. Как бы сильно я не зажмурилась, свет, казалось бы, проникал в самое тело, вдруг ставшее белым сгустком. Золото мягко обнимало Белизну, не стремясь её поглотить, а будто оглаживая, переливаясь с ней, заслоняя и обволакивая. И было так ярко, тепло, но дискомфорта это не доставляло. Только щемящую нежность и лёгкость, гормонию.

Не знаю, сколько это длилось. Казалось, что целую Вечность, но и всего несколько секунд. Золото и Белизна соединились в центре своего слияния в маленький сгусток белого золота, тут же поселившийся в «груди» Золота. А потом сияние ушло, прекращая ослеплять глаза и позволяя их открыть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я стояла посреди своей ванной комнаты, в крепких объятьях счастливого Кинрила. В золотой обнажённой груди, к которой он меня прижимал, там, где было сердце, тело его было цвета белого золота. Не удержавшись, я осторожно коснулась кончиками пальцев этого места. Наблюдатель издал какой-то мягкий, обескураженный, но счастливый вздох, когда это сияние обдало мою руку мягким теплом. Кин даже прижал меня к себе крепче, а своей рукой мою руку — к «серцевине».