Читать интересную книгу Операция «Купюра» - Инна Тронина

– Да…

Минц не договорил. Грачёв, не помня себя, дал ему снизу в челюсть так, что Саша отлетел к другой стене. Хорошо, что в коридоре никого не было, и потому свидетелей не осталось. Саша вытащил платок и промокнул побежавшие из углов рта кровавые струйки.

– В чём дело, Сева? – Он решительно ничего не понимал, но и давать сдачи не собирался.

– А это – от меня довесочек! Вся беда в том, что с проституткой не удалось перепихнуться? Да ты не переживай – ещё всё впереди. Ты так далеко пойдёшь, что все бляди твои будут. Это я тебе предрекаю! – И Грачёв двинулся дальше.

– Сева, да объясни же! – взмолился Саша, выпуская изо рта красные пузыри.

– Некролог не читал при входе? – Всеволод сунул кулаки далеко в карманы, чтобы не повторить свой выпад.

– Некролог? – Саша удивлённо вытаращил глаза. – Да, там, вроде, стояли люди, обсуждали что-то. Но я очень торопился – Горбовский вызывал…

– Ты слепой совсем или прикидываешься? Видишь, что я в трауре? Нет у меня больше брата, ясно тебе, козёл? Всё комедию ломаешь?

– Нет брата? – Минцу показалось, что он ослышался. – Разве?.. Неужели Михаил погиб?

– Представь себе! Он ведь не догадался удрать в Москву, да и не стал бы догадываться. Сорока пулями его пригвоздили к забору. И ведь он сам такую судьбу выбрал – вместо меня пошёл на смерть. А меня услал за подмогой. Я только потом догадался, что Мишка задумал, но было уже поздно…

Всеволод чувствовал, как слёзы текут по его уже заросшим щекам, и не вытирал их.

– Никогда не поверю, чтобы ты не понял, какой лист я показал тогда, в коридоре. Ты тут же сообразил, что нужно где-то переждать неприятный момент, и стал втирать про любовное послание, которого и быть-то не могло. Лилию зачем-то приплёл! Хоть бы, при своём-то воспитании, что-нибудь поинтереснее сочинил! Или по экспромтному вранью тебе репетитора не нанимали?..

– Сева, дорогой, ну, успокойся же! – Минц обнял его сзади за плечи, будто ничего между ними не произошло, и не было того удара. – Как же так? Я не врал – тебе действительно Лилия звонила. Сказала, что ты дал ей номер телефона, а сам там практически не бываешь. Твои сотрудники сообщили ей наш номер и сказали, что ты, в силу служебной необходимости, часто бываешь у ментов. Да, Сева, Лиля мне понравилась – аж дух захватило! И я переживал, потому что со мной она говорила, как с чужим. Я чуть от зависти не умер! Такая женщина вешается, а ты, извини, как сундук!.. Я психанул, но не потому, что испугался расправы. Ты знаешь, что я люблю рисковать. Мне просто потребовалась женщина, а Захар как раз сказал, что в «Космосе» можно найти. Да, я болен, если не пересплю – это моё несчастье. Но к истории с чистым листом всё произошедшее не имеет никакого отношения! Расскажи хоть, как всё было! Я действительно ничего не знал.

– Я тебе не верю! – Грачёв сбросил руку Минца с плеча. – Не компостируй мне мозги – я и так на грани. Бред какой-то – из-за шлюхи лететь в Москву, когда их в Питере навалом! Тебе в тот момент подумать не о чем было? Да, до сих пор ты не был трусом! И Мишка тоже удивился – тоже не ожидал от тебя. Правда, люди меняются под влиянием обстоятельств. Ты не обязан отдавать за меня жизнь, и Мишка был не обязан. Но врать-то зачем? Сказал бы всё честно, в глаза. А теперь мне уже по фигу, что ты думаешь на сей счёт. Оставь меня в покое и иди по своим делам. Кстати, совещание по поводу завершения операции «Купюра» состоится завтра утром, в десять часов. А теперь – прощай!

– Всеволод, я тебя не отпущу! – Минц цепко схватил его за локоть. – Ты очень плохо выглядишь. И взгляд твой мне не нравится. Ты сегодня приехал на машине?

– Отвянь, Минц, пока я тебе ещё раз в рыло не врезал!

Грачёв быстро пошёл, почти побежал по коридору, к выходу на лестницу. Минц не отставал ни на шаг.

– Бей! Если хочешь, бей, только бы тебе легче стало! Я виноват, но подлого умысла не было. А вот дурь, блажь – да, имела место. Так что можешь меня даже убить.

– Я намочил сегодня ночью, перешёл Рубикон. Не дразни гуся, а то действительно убью.

– Сева, поедешь ночевать ко мне! Я всё равно не отступлю, разве только мёртвый! – Саша шёл рядом с Грачёвым, часто, прерывисто дыша. – Тебе нельзя оставаться одному – я вижу.

– Его убили вместо меня, соображаешь? И я не смогу жить с такой ношей на сердце. Я сдохнуть хочу, исчезнуть, и сделаю это. Хорошо, я поеду к тебе, и застрелюсь там. Пусть вас с папой-паралитиком затаскают. Согласен на такой вариант?

– Почему с паралитиком? – удивился Саша. – Ты же папу видел несколько раз – он совершенно нормальный.

– Так что же ты тогда ему по двадцать раз на дню звонишь? «Папа, ты в туалет сходил? Папа, ты ещё жив?» Хочешь иметь труп дома, вези меня с ветерком. Я от своих решений не отказываюсь, и переубедить меня невозможно.

– Меня тоже, – слегка улыбнулся Саша. – Пойдём. Успокойся только, всё будет нормально. Надо жить…

Потом они долго молчали – и пока прогревался мотор, и во время пути – до самого Летнего сада. Проезжая мимо решётки, Всеволод заметил, что статуи стоят, будто в гробах, и зажмурился. Но и тогда ему мерещились эти кошмарные ящики, заиндевевшие деревья, ажурная решётка.

Грачёв включил приёмник и тут же пожалел об этом.

Играй, музыкант, и я буду верить,В то, что лучшие дни к нам придут!..

– громко и радостно пела Маша Распутина.

Всеволод тут же выключил звук, оборвав песню на полуслове. Минц, сидевший рядом, озабоченно взглянул на него, дёрнул исцарапанной щекой.

– Успокойся, прошу тебя!

– Что ты заладил, как попугай: «Успокойся, успокойся!» Я тебя просил отстать, а теперь терпи. Можешь выметаться отсюда – я как раз на Кировский поверну.

– Да, я буду терпеть! – мягко, но с вызовом сказал Минц. – ты мне не чужой. И я несу за тебя ответственность.

Грачёв молчал, глядя на Ростральные колонны, близ которых толпился народ. Мороз слабел с каждой минутой, и люди на остановках опускали воротники, развязывали шарфы, дышали полной грудью перед грядущей давкой в транспорте. Всеволод думал о том, что ничего этого больше не увидит, и ничуть не жалел себя…

* * *

Лев Бернардович встретил их у дверей, хотя Саша предполагал, что папа ещё у сестры. Едва войдя в квартиру, он расцеловался с сухоньким аккуратным старичком, похожим на Эйнштейна, одетым в свитер и пуловер, а также в толстые шерстяные рейтузы. Минц стал о чём-то расспрашивать отца, а тот, в свою очередь, подслеповато щурясь, пытался понять, кто это топчется у дверей.

Несмотря на то, что когда-то давно он видел Грачёва, сейчас не узнал его в этом широкоплечем молодом мужчине, одетым в малахай. Шикарную пушистую шапку Всеволод снял и сейчас держал в руке.

– Папа, это Сева Грачёв. Помнишь? Мы на одном курсе учились, и он здесь бывал не раз. Правда, мать его лучше знала…

– Помню, как же, сыночка! Только, конечно, он сильно изменился. Возмужал, заматерел, стал ещё красивее, – без тени лести, просто и приветливо сказал Лев Бернардович.

Всеволоду стало стыдно за то, что он сказал Сашке недавно, и тёмная кровь разом прилила к его смуглым щекам.

– Алик, а что у тебя с лицом? – встревожился папа, приглядываясь теперь уже к сыну. – Ты опять дрался, что ли?

– Да как тебе сказать, – замялся Минц. – Это не совсем то, на что ты думаешь. Меня в ресторане один армянский боевик принял за своего врага-азербайджанца и полез выяснять отношения, причём по-серьёзному. Он был настроен идти до конца, да вмешались вышибалы, потом – милиция. Говорит, всю семью его в Баку вырезали подчистую. И вдохновитель этой расправы – совершенно на одно лицо со мной. Даже его зовут его Аликом – Али. Ладно, что мой «клиент» в тот день не появился. А то я бы мог задание провалить…

Всеволоду показалось, что Лев Бернардович отреагировал как-то странно. Он смешался, покраснел, отвернулся, прикусив усы. Впрочем, неловкость одолела старика всего на одну-две секунду, а потом он старательно изобразил улыбку.

– За азербайджанца? – нарочито весело переспросил он. – Да неужели?..

– Да, папа, представь себе! Еле нож выбить удалось, а то бы точно пырнул…

– Дуся, так чего ты с ним пошёл-то разбираться? – спросил Грачёв, выходя из оцепенения. – Вы ведь даже знакомы не были!

– Дело в том, что с Петровки должен был подъехать ещё один парень, тоже кавказец. Ну, я и подумал, что это – он. Основное-то в холле началось, когда я отказался идти на улицу. Да ну его, давайте о другом поговорим, – предложил Саша. – К сожалению, тем у нас много, и все печальные.

– Алик, ну нельзя же так! – с упрёком сказал Лев Бернардович. – Ты очень неосторожен, хотя уже и не мальчик. Надо хоть мало-мальски интересоваться – с кем идёшь, куда, для чего. Так, не ровен час, и действительно нож воткнут. Они там, на войне, озверели все…