— В Рио-де-Жанейро? — льстиво заглядывая в глаза Бендера, спросил компаньон-единомышленник.
— Да, в Рио… А может быть… — помолчал Остап, идя крупным шагом.
Балаганов терпеливо подождал, потом спросил:
— А что может быть, командор?
— Может быть, поедем и не в Рио, а в другое место и более сказочное, Шура, — с улыбкой взглянул на своего друга Остап.
Дома после ужина и уже в обществе Козлевича Бендер продолжал развивать свои ближайшие планы. Он говорил, похаживая по веранде.
— Завтра нам предстоит ответственная сделка. Пенька — катер, катер — пенька. И банкет по случаю этого. Готовьтесь, мойтесь, брейтесь, снаряжайтесь, камрады. А когда будет у нас катер, вы, Адам, хорошо проверите мотор и мы отправимся в морское путешествие в неведомый нам город Ейск. Я смотрел карту, он находится на той стороне Азовского моря…
— Ого-го, — выпалил Балаганов.
— А я думал, мы поедем туда на автомобиле? — взглянул удивлено на Бендера Козлевич.
— Если на автомобиле, Адам, то это далеко. Нужно будет объезжать весь Таганрогский залив, чтобы выехать на противоположную сторону моря, а на катере, если мы завтра получим его в свои руки, переплывем и все. Это будет даже интересно, мои детушки. Ивакин-младший возьмет отпуск на пару дней… Впрочем, используем субботу и воскресенье, если работяге будет сложно отпроситься. Возьмем его с собой для визита к его отцу старому лоцману.
— А вы сможете правильно плыть на катере по морю, капитан? — спросил вдруг Балаганов.
— Если по справедливости, как вы говорите, Шура, то да и нет, только представление имею. Но мы для этого же и возьмем с собой Романа Ивакина, сына лоцмана. Он не раз с отцом плавал и за рыбой, и в тот же Ейск, и в Темрюк, и в Таганрог, как он мне рассказывал. Не говоря уже о Бердянске…
— Ну тогда… — не совсем уверенно протянул Балаганов, глядя на Козлевича.
Тот молчал, покручивая кончик уса. Затем сказал:
— Посмотрим, что за мотор на том катере. А то отплывем далеко от берега, а он зачихает и точка. И запчастей нет, что тогда?
— Тогда все и сядем на весла, парус поднимем, — уверенным тоном проговорил Остап, будто он имел уже опыт в подобном деле, — если такое случится, — добавил он.
На следующий день великий комбинатор-предприниматель Остап Бендер торжественно вручил в присутствии Батанова руководству морского порта наряд на пять тонн пеньки. И на оформленном документально катере со своим полным штатом: тренером Исидором Кутейниковым, штатным водолазом клуба Сан Санычем Мурмураки и, конечно, со своими ближайшими компаньонами Балагановым и Козлевичем приплыл на катере, к морскому клубу «Два якоря».
Катер был по всем правилам пришвартован к уже отремонтированному причалу, и вся команда во главе с капитаном Бендером отправилась на банкет. Его устраивал по случаю своего освобождения от ревизионного следствия Батанов. На банкете присутствовал заместитель начальника порта Федотов и еще какой-то ушлый и шустрый низкорослый морячок, который и организовал этот банкет, разумеется, за деньги того же самого Батанова.
Пили обильно. Обмывали пеньку, катер, которому Остап присвоил романтическое название «Алые паруса» и карту. О ней не счел нужным распространяться искатель подводного клада. Расстались поздно вечером, желая много-много хорошего друг другу.
Глава XXVІІІ. МОРСКОЙ ВОЯЖ КАПИТАНА КЛУБА «ДВА ЯКОРЯ»
На следующий день все собрались на причале у приобретенного морским клубом катера.
Приглашенный художник старательно выводил на носу его надпись: «Алые паруса».
Исидор и Мурмураки тщательно драили не только все внутри катера, но и хорошо просмоленные борта его.
Козлевич, одетый в свой авторемонтный комбинезон, изучал двигатель.
Пришел и сын лоцмана Роман Ивакин. У него был выходной день и Остап пригласил его на смотрины. После осмотра им приобретенного плавсредства, он сказал:
— Чтобы назвать эту посудину настоящим катером, как я понимаю, то это было бы очень смелым. Если уж быть точным, так это простой моторный баркас, обычная наша азовская моторка.
— И мотор у нее автомобильный, капитан, французской фирмы «Пежо». Сорок лошадок в нем от силы, братцы. Износ приличный, поэтому не берусь утверждать его надежность для долгой безаварийной работы, Остап Ибрагимович, — заявил непревзойденный автомеханик Козлевич.
— Мачта есть, парус можно поставить? — спросил озабоченный полученной характеристикой Бендер.
— Конечно, друзья. Я с отцовским специалистом могу сделать это, — заверил осчастливленный водопроводом Ивакин. — Только парусину достать надо.
— Сколько времени потребуется на это, друг? — совсем уже без энтузиазма спросил Остап.
— Парусину достать, шитье, реи, ванты… — обдумывал срок работы Ивакин. — За неделю управиться можно.
— А там, смотришь, и лоцман сам домой вернется, капитан, — подсказал стоящий рядом Балаганов.
— Да… план мой плыть на этой моторке в Ейск к вашему папаше-лоцману, как я вижу, отпадает, — сдвинул на затылок мичманку Остап.
— Смотрите, Остап Ибрагимович, может, лучше пароходом, раз так быстро надо? — предложил Ивакин.
— И буря на море может подняться, капитан, — вставил свое опасение Балаганов.
Бендер взглянул на него, понимая слова друга, как совет: «рисковать не стоит, командор» и согласился:
— Да, наверное, Роман Семенович. — И приказал — Всем продолжать работу на катере. Стивидору Балаганову следовать за мной!
Пароход «Чайка» отходил в Ейск вечером из Рыбачьей гавани, которая находилась в устье Кальмиуса. В гавани швартовались в ряд моторки и просмоленные парусные баркасы. Тут же был и пассажирский морской вокзал. Сюда приходили пароходы Азово-Черноморской линии: из Одессы и Батуми; Керчи и Темрюка; из Ейска и Ростова-Азова. На пристани лежали горы соленой хамсы, распространяя запах засушливо-ржавой рыбы, от соседнего рыбоконсервного завода тянуло масляно-томатным ароматом рыбного паштета, а от места ремонта баркасов распространялся угар просмаливаемой пеньки, которой конопатили днища и борта деревянных судов.
Бендера провожали Козлевич и Балаганов. Помахав рукой на прощанье своим друзьям, Остап взошел по трапу на борт «Чайки» и стоял на палубе, пока пароход не отчалил от пристани и, дымя из трубы клубами гари, поплыл в открытое море.
Когда пароход отдалился от берега так, что его друзей уже было не видно, Остап пошел осматривать судно. Пробираясь между многими пассажирами на открытой палубе, он поднялся по лесенке выше и остановился в дверях штурманской рубки. С интересом смотрел, как человек среднего возраста в флотском кителе прокладывал на карге штурманской линейкой и транспортиром курс парохода к порту назначения. Увидев у рубки человека в мичманке, моряк спросил:
— Что, брат, интересно?
— Да, очень, — ответил Остап.
— Вот так и прокладывается курс, если вы понимаете?
— Вы, по всей вероятности, штурман?
— Да. И штурман, и старший помощник капитана. Судно наше небольшое, так что корабельный штат сжат до предела. Из моряков, как я вижу?
— Да так… около этого, — ответил Остап.
Понаблюдав за работой штурмана, Бендер долго стоял у борта, опершись руками на леерное устройство.
За кормой парохода уже еле-еле просматривались в вечерней дымке очертания города. Там остались его породненные друзья и служебный штат морского клуба «Два якоря» в лице Мурмураки и Кутейникова. Они по-прежнему жили в их доме. Охраняли и занимались уборкой и приготовлением обедов по корабельному расписанию, заведенному их капитаном.
Когда совсем стемнело, Остап остановился у откинутых в разные стороны застекленных створок над машинным трюмом. Внизу было светло от электроламп и Бендер увидел, как блестящие шатуны от поршней паровой машины крутят коленчатый вал для вращения винта парохода.
Насмотревшись на работу механизмов, двигающих судно, Бендер зашел в ресторан. Он хорошо освещался и почти полностью был заполнен пассажирами.
Остап отыскал свободное место и заказал легкий ужин, отказавшись от предлагаемого ему официантом вина и водки.
Погулял еще по ночной палубе, вдыхая свежий морской воздух и, уже после этого пошел в свою каюту. У него был билет первого класса. Второе место в каюте занимал какой-то, очевидно, нэпман, который, посвистывая носом, уже спал.
Остап разделся, улегся на свою койку и, не обращая внимания на звуки соседа, уснул крепким сном.
Солнечный луч через открытый иллюминатор пробудил великого кладоискателя. Он быстро встал, умылся, повесил через плечо свою небольшую сумку и вышел на палубу.
Море было спокойным, как будто гладко выглаженным огромным утюгом до самого синеющего горизонта. Над пароходом носились с криком чайки, вестники близкого берега. Сверкая белизной, птицы высматривали в море то, что мог бросить им съестное какой-нибудь добрый пассажир. Впереди по носу судна отчетливо был виден в свете раннего утра Ейск.