постоянно атаковал меня с неожиданных углов и разными незнакомыми мне сериями. Порой приходилось краткосрочно переключаться на Восприятие, чтобы в шее совершенно случайно не появилась несовместимая с жизнью рана.
— Какой проворный! — похвалил меня эльф. — А если так?
Он резко забегал со стороны в сторону, проводя уже знакомую мне серию атак… которую закончил абсолютно новым ударом в шею. Вспыхнула боль, потекла кровь.
— Соберись, Отец гор бы тебя побрал! Возьми он на два миллиметра в сторону — ты бы тут с пробитой артерией уже лежал!
Близость смерти напугала меня. Ноги стали ватными, а движения неуклюжими.
— О, обожаю этот взгляд обреченности! Он словно приглашение отнять жизнь! — воскликнул ассасин.
Его удар был простым и примитивным — прямой в сердце, но даже от него я из-за страха защититься не смог. И если бы не нить, то получил бы смертельную рану.
— Да что с тобой! Сопротивляйся!
Но, однако, это действительно привело меня в чувство. Недоуменное лицо эльфа обратилось ко мне.
— Я не понимаю. Что у тебя под одеждой?
И тут же взорвался просто серией ударов на такой скорости, что я за ними не успевал даже на Восприятии. В итоге, и куртку, и рубашку он просто порезал на лоскуты, обнажив мою броню из нити.
— О, теперь я понимаю, — он довольно улыбнулся, но было видно, что он запыхался. — Получается, мне нужно делать так?
Он вновь напал на меня, отвлекая меня своими метательными кинжалами. Черт бы его побрал, да сколько их у него?
Почти все удары мне удалось отразить, но самым последним эльф, развернув кинжал параллельно земле, пробил мне левое плечо, вызвав чуть ли не агонию. Агонию не только боли, но и ярости. Левое… Опять левое!
— О, мне нравится этот взгляд! — непонятно чему обрадовался он. — Ты теперь, наконец-то, решил показать все, что умеешь! Знаешь, это как острая приправа к блюду, когда жертва всеми силами перед смертью пытается сохранить свою жизнь!
Ярость погнала меня в атаку. Заработав пару ничего не значащих царапин, уже и мне удалось пустить ему кровь.
— Ух, наконец-то! Давай, наконец-то покончим с этим! — заорал он, едва ли не в экстазе.
Мы вновь сошлись в короткой борьбе. Два удара он отбил просто идеально, но третьим я выбил оружие из его левой руки, четвертым — насквозь пробил ему правое запястье. Его лицо приобрело недоуменное, я бы даже сказал, по-детски обиженное выражение, словно его оскорбило то, что я нанес ему серьезную рану. Долго это лицо я рассматривать не стал, и, вновь сблизившись, сделал ему подсечку. Он решил ее перепрыгнуть, и в этот момент я, обмотав ему ноги, дернул их наверх, заставляя упасть спиной… и тут же кинулся, вонзив оба Кинжала ему в грудь.
Он даже не вскрикнул — просто удивился.
— Ты… не имел права… — прохрипел он. С уголка губы потекла розовая кровь.
— Сдохни, мразь! — заорал я, нанося ему новые и новые удары. — Сдохни!
Его лицо дергалось от каждой раны, но в меня словно бес вселился — я не мог остановиться. Мне казалось, что как только я перестану его ранить, он тут же меня отбросит и бой продолжится.
— Сдохни, падла! Сдохни!! Сдохни!!!
Кинжал уже перестал встречать сопротивление, какое было раньше, остатки рубашки на мне вместе с нитью окрасились в кроваво-розовый цвет, на лице было полно такого же цвета брызг, но я все бил и бил его, опасаясь, что он встанет.
— Хватит уже! Хватит! Остановись! Он мертв! — кричало Оружие в сознании, но остановиться не получалось. Я планомерно превращал его грудь в мешанину из костей, хрящей и крови и все ждал, когда он отбросит меня для контратаки.
— Ублюдок! Сдохни! — я вновь занес руку для очередного удара, но в этот раз ее кто-то схватил. Я развернулся посмотреть кто посмел… и увидел Маришу с удивленным выражением лица.
— Сюзерен… — прошептала она изумленно.
А меня… меня резко отпустило. И накатило сознанием того, что я сейчас только что сделал.
— Нет, — прошептал я, — нет-нет-нет-нет…
И тут же вывернулся наизнанку от вида того, что сам же и сотворил. Груди у него просто не было — просто одна сплошная рана, кровавый суп. Подбежавшая Сильфида тоже удивилась этой картине.
— Максим… ты…
— Он же напал на меня! Вы же сами видели! — заорал я в бешенстве. — Он напал на меня, хотел убить, вот! — я промокнул пальцами рану на шее и показал им кровь. — У меня не было выбора! Не было, понимаете? Да он бы убил меня не задумываясь!
— Да, но… Максим…
— Я не виноват! — злость сошла так же быстро, как и появилась. — Я не хотел… Может… Может его еще можно спасти? У вас же листья остались же? Остались?
Мариша отстегнула шкатулку с пояса и протянула ее мне. Я тут же схватил ее и бросил пару листиков на рану, но…
— Ну же! Ну! Почему вы не сворачиваетесь?! Почему не чернеете?! — орал я на бедное растение.
— Максим… маллорн способен вытащить эльфа, приближающегося к грани смерти, но… не способен вернуть тех, кто ушел за эту грань.
Шкатулка выпала из рук. Осознание того, что я отнял чью-то жизнь, стало давить еще сильнее.
— Что я… что я наделал?..
— То, что должен был! Ты все сделал правильно! Если бы ты его не убил, он бы тебя не пожалел!
«Мы этого не знаем. И уже не узнаем…»
— Ты вспомни, о чем он говорил! Он маньяк, нашедший себе работу по душе! Прекрати скорбеть о мрази, которая тебя едва не убила!
— Сюзерен… — Мариша толкнула меня за плечо. — Сюзерен, нам надо идти. Ты заболеешь, если останешься здесь.
— Я не хотел… — прошептал я, посмотрев на нее. — Он не оставил выбора… Я же не хотел… Я же… Я же не убийца…
Мариша закинула мою руку на плечо и повела прочь от воды.
Интерлюдия 48
Надобность в Селесте отпала —