8
Когда сон типа “кошмар” наконец отпустил погулять, я оказался в совершенно незнакомой комнате, очень противно освещенной. Без “глаза” всегда так. Я-то, дурачина, свой кокнул, теперь придется побегать за подаянием. Не долго вспоминал, у кого же из моих знакомых не должно быть “глаза”. Конечно, Брусницына, узнаю плясунью, в этом У нее аскетизм, в другом наверстывает. Стало и все остальное выплывать. Если, вообще-то, узнают, что я в разведчика играл в комплексе терсходбюро, то утюгом по голове погладят. С другой стороны, не пойман. А через пару лет эту историю можно будет и рассказать кому надо — больше ценить станут. Здорово я Брусницыну привлек. Надо же, явилась, феномен природы. Конечно, не из-за большой любви ко мне, а по своим причинам. Особенной же хочет быть. Пусто у нее в комнате, только на стенах какие-то рожи поганые в рамках. Но, наверняка, хоть одну безделушку она имеет, поигрывает втихаря, отдыхает от принципов. Надо спросить, есть ли у нее “Народный суд”. Там у тебя задача одного вертлявого к стенке поставить. Манекен тот отлично сляпан, даже сморкается. Хоть уже родился виновным, но адвокатов приглашает, лучших в истории. Сам вьется, как сало на сковороде. Если намастачишься, то все же вышки для него добьешься, зал закричит: “Собаке — собачья смерть”, и по кочану ему бабах из электрического пистолета. Только потом надо запасную голову вместо расколотой привинтить. Нет, пожалуй, у этой сексуал-демократки такой игры не может быть. Кстати, где она шляется? Вдруг побежала заложить меня и заслужить полное прощение — дескать, сдам вам своего товарища с поличным. А на самом деле, какой я ей “свой”, меня не жалко. Потом доказывай андрей-ивановичам, что, дескать, раньше я шел на таран оттого, что имел злое воззрение на коллективный разум, а теперь я свой элемент, но просто подурил со скуки, с кем не бывает — пустите обратно в стадо.
Вошла Шарон Брусницына и вышла. Сказала, что в порядок себя приведет, а то с машиной и со мной намучалась. Ну, если вместо ума у тебя вставные мысли, тогда и мучайся, милая. Опять является, уже намазанная. Небось, красавицей себя считает, а глазки опухшие и морщины на лбу лесенкой. Впрочем, для горячего набаба Немоляева любая афиша годилась.
— Шарон, раз уж мы единомышленники, то давайте по правде рассказывать. Хотя бы, как у вас очутилась кассета, скажите без всякого кокетства.
— Я лучше пококетничаю с поленом. А кассету вы засунули в выводное устройство гидроперегрузчика. Могу и марку назвать, в первый раз услышите. Пришел поезд, и кассета вместе с гранулами пурамина попала в вагон-цистерну. А потом и на смежное предприятие “Новый электрон”. Там во время проверки поставки на качество, увидели неоднородность в массе пурамина и вызвали эксперта Службы. Это был Явольский. Отнять у него, понимаете, уже дело техники.
— Знаю я вашу технику, она еще жрицами Астарты применялась. В самом деле, давайте поговорим о чем-нибудь веселом. Как вы, например, развлекались в бальном товариществе?
— Мы там не развлекались, — встрепенулась она. (“Рассказывай, рассказывай”). — Мы туда по делу пришли. Виктор давно уже понял, что в большинстве отраслей и областей оставлена только узкая щель для развития. Но еще удивительнее, что никто с этим разбираться и не желает. Раз хорошо всем, чего тут сомневаться, только такой разговор.
— Бабка сомневалась, с лестницы сорвалась. Зачем вы царапины расчесывать хотите. Ведь едва у нас наладилось. Из грязи едва на ноги встали.
— Кто встал? — взвилась она. — Засилье пураминовых дисков и пирамидальных транспьютеров — полное. Доставка грузов в ближайший космос — только система “Прыжок-2”. Пути сообщения — одна технология “Супербуравчик”. Общественный городской транспорт — ничего, кроме “паучков”. Гидропоника — лишь нитрофосфатная. Да кругом в этом же духе. Перебираемся на один сучок. А выдержит ли?
— Только не надо ужасов. Ну, сидели мы раньше на ста сучках. Если ты со всей родней в одной комнатке кукуешь, а рядом подлец-ворюга шикует в своей квартире, вот тогда страх. Начинаешь и близким, и этому гаду смерти желать, им легкой, ему мучительной. А сейчас худо-бедно, побольше или поменьше, но у каждого своя конура. Если пьяный голодный сосед ночью обгрыз цыпленка в твоей кастрюле, вот действительно ужас. А сейчас свой килограмм в глотку получишь, хочешь не хочешь. Пускай у кого-то хоромы в лесу и хитрые тренажеры, ничего, это можно пережить. Может, там ему легче о нас думать. А вы говорите, хочу тонкостей.
— Ничего я не говорю, — тявкнула она. — Вы же, Антон Антонович, попытались проснуться, уже глаза приоткрыли, но сейчас храпите еще страшнее, чем раньше.
— Хррр. Эй, бодрячки, скажите-ка спящим царевнам, за какое место нас муха цеце укусила?
— За ум укусила. Странно ведь, Антон Антонович, когда вас еще звали Шнурком, вы были другой. Могли пролезть с аппаратурой в зубах к какому-нибудь смрадному железобетонному монстру за пазуху. Тогда вы боролись с действительностью. Когда она давала по шее, вы убегали от нее. Бузили, сквернословили, пробовали «травку», загоняли детали налево. А сейчас вы только сознаете необходимости, испытываете уверенности и чувства глубокого удовлетворения.
— Приблизьтесь из вашего прекрасного далека. Не вы, а мы. И учитесь выражаться яснее.
— Эта “муха цеце” живет в одной из волновых сред, которые раньше называли информационными полями, а когда-то давно и танматрами, тонкими материями. Может, помните книги Смайта и Любавского. В этой среде действует закон сохранения информации. Так вот “муха цеце” ведет себя, грубо говоря, как частотный фильтр. Обрезает модуляции, то есть смысл. Чисто биологически ее понять можно — она питается. Ест хорошее и разное, превращая его в простое и одинаковое.
— Не верю я в эти биологизмы. По-моему, что мы хотели, то и получили.
— За что боролись, на то и напоролись, Антон Антонович.
— А плясками вы укрепляли свои ослабленные работой организмы, Шарон Никитична?
— Танцы, как это дело понимали даже дикари, просто стимуляция колебаний. Попытка выйти на другую несущую чистоту, где интересующая нас тварь уже не держится.
— Где в гражданах за один страстный танец пробуждается оригинальное, гениальное или, как минимум, генитальное. После чего они, еще непослушными губами, шепчут неизвестно откуда взявшиеся слова: “Но он к устам моим приник и вырвал”. Все-таки, есть впечатление, что вы, Шарон Никитична, вслед за вашими дикими товарищами занимаетесь вызыванием душ предков из своего информационного поля.
— Пусть и так, я не против, если они могут выручить, — согласилась она.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});