Читать интересную книгу Одиссея Грина - Филип Фармер

— Ты что, смеешься? Я бы скорее выпустил на волю взбесившегося лося! Я чертовски добрый человек, крошка, но не хотел бы оказаться с тобой наедине. Нет, лучше не рисковать. Так и оставайся, вернее будет.

Отряд двинулся в путь быстрым шагом. Двое разведчиков бежали впереди, чтобы вовремя предупредить о засаде. Преодолевая Шаванганские Горы, воины очень осторожно вышли на перевал, подолгу прячась в ожидании сигналов дозорных. В полночь отряд наконец сделал привал по другую сторону высокого каменистого кряжа.

Стегг несколько раз пытался заговорить с Мэри Кэйси, успокоить ее. Девушка выглядела совсем измотанной. Всякий раз, когда она начинала отставать, ее грубо ругали и били. Особенно суров с нею был Абнер; казалось, он ненавидел ее.

Вечером третьего дня они пересекли вброд Дэлавер, заночевали на другом берегу, поднялись на заре и к восьми часам утра триумфально вступили в небольшое пограничное селение Хай-Квин.

В Хай-Квин жило человек пятьдесят. Каменные дома, уродливой прямоугольной формы, обнесенные заборами из камня и бетона, возвышались на добрых восемь метров. Окон на фасадах строений не было, войти можно было только через двери, упрятанные в глубоких нишах.

Стегг не увидел ни дворов, ни лужаек, стены шли заподлицо с улицей. Однако между домами располагались поросшие бурьяном пустыри, на которых паслись козы, копошились куры и возились грязные голые дети.

Толпа, встречавшая отряд, состояла из мужчин. Несколько случайно оказавшихся поблизости женщин быстро ушли, подчинившись грубому приказу. Их лица скрывала вуаль, длинная одежда укрывала тела с головы до пят. Очевидно, здесь женщины были существами низшего сорта, несмотря на то, что единственным в городе идолом была гранитная статуя Великой Седой Матери.

Позже Питер узнал, что пантс-эльфы тоже поклоняются Колумбии, но ди-си считали их еретиками. В религиозных канонах пантс-эльфов каждая женщина была живым воплощением Колумбии и, следовательно, священным сосудом материнства. Но мужская половина Пантс-Эльфа также понимала, что плоть слаба. Поэтому мужчины делали все, чтобы лишить женщин малейшей возможности осквернить чистоту этого сосуда.

Им полагалось быть хорошими служанками и добрыми матерями, но не более. Их внешность следовало скрывать, показываться на людях они должны были как можно реже, чтобы не вводить мужчин в искушение. Мужчины вступали в половой контакт со своими женами только ради продолжения рода. Другие контакты, как в личной, так и в общественной жизни, сводились к минимуму. Процветало многоженство, его полезность обосновывалась доводом, что полигамия — отличное средство для быстрого заселения пустующих земель.

Женщины, отгороженные от мужчин и предоставленные обществу себе подобных, зачастую становились лесбиянками. Такое поведение даже поощрялось мужчинами, но вместе с тем женщинам предписывалось ложиться в постель с мужчиной по меньшей мере три раза в неделю. Это возлагалось на мужа и жену как святая обязанность, сколь бы неприятна она ни была для обоих. Результатом были беременности, следующие одна за другой.

Это и было то самое состояние женщины, которого жаждал мужчина. Согласно их еретическому учению беременная была ритуально нечистой, прикасаться к ней могли только жрицы и прочие нечистые.

Пленников заперли в одном из самых больших каменных домов. Прислужницы принесли им пищу, но перед этим Стегга заставили одеть юбку, чтобы не смущать женщин. Участники набега и жители поселка отпраздновали возвращение грандиозной пьянкой.

Около десяти часов вечера хмельная толпа вломилась в камеру и выволокла Питера, Мэри и жриц на главную площадь поселка, к статуе Матери. Изваяние окружали большие груды дров, а в центре каждой торчал столб.

К каждому столбу привязали по жрице. Стегга и Мэри не тронули, но заставили стоять и смотреть.

— Этих ведьм необходимо очистить огнем — пояснил Раф. — Поэтому мы не поленились привести сюда этих девушек. Нам жаль тех, кто пал от меча. Их души навсегда потеряны и обречены вечно блуждать неприкаянными. Но этим повезло. Очищенные огнем, они отойдут в блаженные края. Конечно, плохо, — добавил он, — что в Хай-Квин нет священных медведей; всем известно — лучше всего скормить нечестивиц медведям. Медведи, понимаешь ли, такое же орудие, как и огонь.

За себя, Олень, и за девку пока не беспокойся. Жаль пускать тебя в расход в таком вшивом селении. Мы отведем вас в Филу, и пусть правительство решает, как с вами поступить.

— Фила? Филадельфия, город братской любви?

В последний раз за этот вечер Питер попытался поддержать себя шуткой.

Костры были подожжены, и начался ритуал очищения.

Стегг какое-то мгновение смотрел, затем закрыл глаза. На его счастье криков слышно не было — несчастным перед казнью заткнули рты, поскольку жрицы, сгорая, имели обыкновение извергать потоки проклятий на пантс-эльфов. Кляпы уберегали суеверных зрителей от этого.

Увы, запах горящей плоти заткнуть было невозможно, Стеггу и Мэри сделалось дурно. К тому же приходилось еще слушать веселый смех мучителей.

Когда костры догорели, пленников увели назад, в тюремную камеру. Несколько стражников схватили Мэри за руки, а двое других раздели ее догола, одели на бедра железный пояс целомудрия и сверху натянули юбку.

Стегг пытался воспротивиться, но на него посмотрели с удивлением.

— Что? — возмутился Раф. — Оставить ее незащищенной перед искушением? Позволить, чтобы этот чистый сосуд Колумбии был осквернен? Ты, должно быть, сошел с ума. Если оставить ее наедине с тобой, Рогатый Король, то результат предскажет и ребенок, а учитывая твою неистощимость, он для нее будет роковым. Вы должны благодарить нас за это. Ведь ты прекрасно знаешь, что сотворил бы с нею!

— Если вы меня и дальше будете так кормить, — отрезал он, — то я ни на что не буду годен. Я умираю от истощения.

По правде говоря, ему не так уж сильно хотелось есть. Скудная диета заметно ослабила воздействие рогов на его организм. Но он продолжал страдать от неудовлетворенной похоти, что стало постыдно заметно и оказалось мишенью многочисленных насмешек и восхищенных замечаний тюремщиков. Однако вожделение, испытываемое сейчас, не шло ни в какое сравнение с сатириазисом, который регулярно овладевал им в Ди-Си.

Сейчас Питер опасался того, что поев, он набросится на Мэри Кэйси независимо от того, в поясе целомудрия ли она или без него. Но не менее его пугало и другое: если он не подкрепится, то к утру будет мертв.

Наверное, подумалось ему, не помешает все-таки подкрепить немного свое тело и рога, но не в такой мере, чтобы влечение стало неуправляемым.

— Почему бы не поместить нас в разных помещениях, если вы так уверены, что я на нее наброшусь? — предложил он.

Раф сделал вид, будто удивился такому предложению, но Стегг догадался, что он сам исподволь подталкивал пленника к тому, чтобы тот высказал такое пожелание.

— Разумеется! Просто я так устал, что плохо соображаю! — горячо откликнулся Раф. — Мы запрем тебя в другой комнате.

Эта комната была в том же доме, но по другую сторону внутреннего двора. Из окна Стеггу было видно окно комнаты Мэри. Фонаря там не было, но луна хорошо освещала двор. В ее свете Питер отчетливо видел бледное лицо Мэри, плотно прижавшееся к стальным прутьям.

Ожидание длилось минут двадцать. Затем раздался долгожданный звук ключа, вставляемого в замок обитой железом двери.

Скрипнули несмазанные петли, и дверь отворилась. Вошел Абнер с большим подносом в руках. Он поставил чашу на стол и крикнул часовому, что позовет, де, его в случае надобности. Часовой попробовал возразить, но осекся, поймав свирепый взгляд Абнера. Он был из местных и имел причины бояться филадельфийских головорезов.

— Смотри, Рогатик, — промурлыкал Абнер, — какую чудесную еду я принес! Ты догадываешься, что за это будешь у меня в небольшом долгу?

— Разумеется, буду, — ответил Питер. Он был уже готов на все, что угодно, ради еды. — Ты принес более, чем достаточно. Но если позже я захочу еще, ты сможешь достать?

— Бьюсь об заклад, что да. Кухня чуть дальше по коридору. Кухарка ушла домой, но ради тебя я охотно выполню женскую работу. Как насчет поцелуя в знак благодарности?

— Только после еды, — сказал Стегг, принуждая себя улыбаться Абнеру. — Там посмотрим.

— Не скромничай, Рогатик. И, пожалуйста, скорее ешь, у нас не так уж много времени. Я уверен: эта сука Раф намеревается заглянуть сюда ночью. Да и Люк, мой приятель… Не дай Колумбия, если он узнает, что я здесь, с тобой наедине…

— Я не могу есть с руками, завязанными за спиной.

— Не знаю, не знаю… — нерешительно протянул Абнер. — Ты такой большой, такой сильный. У тебя такие огромные руки… — ты бы мог меня разорвать на куски голыми руками.