Читать интересную книгу Взгляд сквозь столетия - Александр Казанцев

Удивляются, каким образом люди решились ездить в пароходах и в каретах — думают, что в них ездили только герои, и из сего выводят заключение, что люди сделались трусливее.

Изобретение книги, в которой посредством машины изменяются буквы в несколько книг.

Машины для романов и для отечественной драмы.

…Настанет время, когда книги будут писаться слогом телеграфических депешей; из этого обычая будут исключены разве только таблицы, карты и некоторые тезисы на листочках. Типографии будут употребляться лишь для газет и для визитных карточек; переписка заменится электрическим разговором; проживут еще романы, и то недолго — их заменит театр, учебные книги заменятся публичными лекциями. Новому труженику науки будет предстоять труд немалый: поутру облетать (тогда вместо извозчиков будут аэростаты) с десяток лекций, прочесть до двадцати газет и столько же книжек, написать на лету десяток страниц и по-настоящему поспеть в театр; но главное дело будет: отучить ум от усталости, приучить его переходить мгновенно от одного предмета к другому; изощрить его так, чтобы самая сложная операция была ему с первой минуты легкою; будет приискана математическая формула для того, чтобы в огромной книге нападать именно на ту страницу, которая нужна, и быстро расчислить, сколько затем страниц можно пропустить без изъяна.

Скажете: это мечта! ничего не бывало! за исключением аэростатов — все это воочью совершается: каждый из нас — такой труженик, и облегчительная формула для чтения найдена — спросите у кого угодно. Воля ваша. Non multum sed multa[38] — без этого жизнь невозможна…

Владимир Соллогуб

СОЛЛОГУБ ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1813–1872 гг.) — прозаик, драматург, мемуарист. В детстве учителями Соллогуба были: П. А. Плетнев — один из ближайших друзей Пушкина, с 1838 года, после смерти поэта, редактировавший его журнал «Современник», и Э. Шарьер — драматург и поэт, впоследствии переводчик «Записок охотника» И. С. Тургенева на французский язык.

Учение продолжил на юридическом факультете Дерптского (ныне г. Тарту) университета, студентами которого в то же время пребывали будущий знаменитый хирург Н. И. Пирогов, известный врач Ф. И. Иноземцев, сыновья историка и писателя Н. М. Карамзина — Андрей и Александр.

Получив по окончании университета звание «действительного студента», Соллогуб поступил на службу в Министерство иностранных дел, а затем стал чиновником особых поручений при тверском губернаторе. Но служба не мешала будущему писателю часто бывать в Петербурге, где он завязывает многочисленные литературные знакомства: с Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Жуковским и др.

В 1837 году в «Современнике» появляются первые литературные опыты Соллогуба: повести «Два студента» и «Три жениха», в которых отразились воспоминания о студенческой поре и впечатления от служебных поездок по провинциальной России.

С 1839 года Соллогуб начинает печататься в «Отечественных записках». Рассказ «История двух калош» (1839 г.), помещенный в этом журнале, обратил на себя внимание многих читателей, заслужил одобрительные отзывы критики, в том числе и Белинского.

В 1840 году Соллогуб женится на дочери М. Ю. Виельгорского — известного поклонника искусств и мецената, музыканта-любителя, друга Пушкина. Чета Соллогубов устраивает у себя в доме литературно-художественный салон, который вскоре становится одним из самых популярных в столице. На «средах» Соллогуба бывали в числе прочих Гоголь, Некрасов, Тургенев, Достоевский.

За короткий промежуток времени Соллогуб создает около двадцати повестей и рассказов, большинство которых написано в духе гоголевской «натуральной школы». Об одном из этих произведений Белинский писал: «Лучшая повесть прошлого (т. е. 1841-го. — В. Г.) года, без всякого сомнения, «Аптекарша» графа В. А. Соллогуба. Давно мы уже не читали по-русски ничего столь прекрасного по глубоко задуманному содержанию, тонкому чувству такта, по мастерству формы, простирающейся до какой-то художественной полноты».

В 1845 году выходит отдельным изданием лучшее произведение Соллогуба — «Тарантас. Путевые впечатления», где даны острые зарисовки быта уездной Руси.

В 50-е годы писатель постепенно отходит от активной литературной деятельности, работает преимущественно над водевилями, пишет ряд статей по вопросам литературно-художественной и театральной жизни. Из художественных произведений этого периода выделяются повести «Метель» (1849 г.), «Старушка» (1850 г.), «обличительная комедия» «Чиновник» (1856 г.), широко обсуждавшаяся тогдашней критикой.

В 60-е годы Соллогуб отдается писанию воспоминаний, которые являются одним из основных мемуарных источников по истории литературно-общественной жизни России второй трети XIX века.

Тарантас{208}

Путевые впечатления Глава XX. Сон

Поздно вечером катился тарантас по широкой степи. Становилось темно. Наконец наступила ночь, покрыв всю окрестность мрачною завесой.

— Что это? — сказал с беспокойством Иван Васильевич. — Куда же девался Василий Иванович? Василий Иванович! Где вы? Где вы? Василий Иванович!

Василий Иванович не отвечал.

Иван Васильевич протер глаза.

— Странно, диковинное дело, — продолжал он, — мерещится мне, что ли, это в темноте, а вот так и кажется, что тарантас совсем не тарантас… а вот, право, что-то живое… Большой таракан, кажется… Так и бежит тараканом… Нет, теперь он скорее похож на птицу{209}… Вздор, однако ж, быть не может, а что ни говори, птица, большая птица, — какая, неизвестно. Этаких огромных птиц не бывает. Да слыханное ли дело, чтоб тарантасы только притворялись экипажами, а были в самом деле птицами? Иван Васильевич, уж не с ума ли ты сходишь! Доживешь ты, брат, до этого с твоими бреднями. Тьфу! Страшно становится. Птица, решительно птица!

И в самом деле, Иван Васильевич не ошибался: тарантас действительно становился птицей. Из козел вытягивалась шея, из передних колес образовывались лапы, а задние обращались в густой широкий хвост. Из перин и подушек начали выползать перья, симметрически располагаясь крыльями, и вот огромная птица начала пошатываться со стороны на сторону, как бы имея намерение подняться на воздух.

— Нет, врешь! — сказал Иван Васильевич. — Оставаться ночью в степи одному — слуга покорный. Ты, пожалуй, прикидывайся птицей, да меня-то ты не проведешь. Я все-таки знаю, что ты не что иное, как тарантас. Прошу везти на чем хочешь и как хочешь — это твое уж дело.

Тут Иван Васильевич схватился руками за огромную шею фантастического животного и, спустив ноги над крыльями по обе стороны, не без душевного волнения ожидал, что из всего этого будет.

И вот странная птица, орел не орел, индейка не индейка, стала тихонько приподыматься. Сперва выдвинула она шею, потом присела к земле, отряхнулась и вдруг, ударив крыльями, поднялась и полетела. Иван Васильевич был очень недоволен.

«Наконец дождался я впечатления, — думал он, — и в самом пошлом, в самом глупом роде. Надо же быть такому несчастию. Ищу современного, народного, живого — и после долгих тщетных ожиданий добиваюсь какой-то бестолковой фантастической истории. Я вообще этого подражательного, разогретого фантастического рода терпеть не могу… Экая досада! Неужели суждено мне век искать истины и век добиваться только вздора?»

Между тем темнота была страшная и все становилась непроницаемее. Воздух вдруг сделался удушлив. Страшная гробовая сырость бросила Ивана Васильевича в лихорадку. Мало-помалу начал он чувствовать, что над ним сгущались тяжелые своды. Ему показалось, что он несется уже не по воздуху, а в какой-то душной пещере. И в самом деле, он летел по узкой и мрачной пещере, и от земли веяло на него каким-то могильным холодом. Иван Васильевич перепугался не на шутку.

— Тарантас! — сказал он жалобно. — Добрый тарантас! Милый тарантас! Я верю, что ты птица. Только вывези меня, вылети отсюда. Спаси меня. Век не забуду!

Тарантас летел.

Вдруг в прощелине черной пещеры зарделся красноватый огонек, и на багровом пламени начали отделяться страшные тени. Безглавые трупы с орудиями пытки вокруг членов, с головами своими в руках чинно шли попарно, медленно кланялись направо и налево и исчезали во мраке; а за ними шли другие тени, и снова такие же тени, и не было конца кровавому шествию.

— Добрый тарантас! Славная птица!.. — закричал Иван Васильевич. — Страшно мне. Страшно. Послушай меня. Я починю тебя. Я накормлю тебя. В сарай поставлю. Вывези только!

Тарантас летел. Вдруг тени смешались. Пещера снова почернела мглой непроницаемой.