— Да, — подтвердил Папченко, — как ни тяжело лишать жизни человека, приходится. Я утешаю себя тем, что фашисты — не люди, они — взбесившиеся звери. И все же… Когда у меня тревожно на душе, я успокаиваю себя стихами. Авторов выбираю по настроению. Стихи великого Тараса читаю, когда сердце о родной Украине затоскует. Пушкин настраивает меня на торжественный, боевой лад. Маяковский будит злость ко всему пошлому и мерзкому на земле…
Расставаясь с Папченко, я желаю ему хорошенько отдохнуть перед новыми испытаниями.
Среди ночи возвратился Федя, доложил, что всех раненых парашютистов сопроводил в тыл. Из допроса пленных стало известно, что спасти из огня удалось лишь половину. Один из них заявил, что у парашютистов такой, мол, закон: раненых уничтожать, если вывезти в тыл но представляется возможным. Парашютистов запугивали мучениями, которым их якобы подвергнут русские, если они попадут в плен.
Под утро батальон опять подняли по тревоге. И снова машины мчатся по шоссе, и предрассветная прохлада овевает сонные лица бойцов. Все явственней доносится артиллерийская канонада. Где-то за горизонтом, на западе, растет тусклое зарево пожара. Сомнений нет: мы приближаемся к линии фронта. Тактическая авиация фашистов еще не начала разбой, и мы беспрепятственно продвигаемся навстречу неизвестности.
На рассвете колонна свернула с шоссе, и вскоре батальон был высажен на опушке большой рощи. Впереди вырисовывались деревянные домики городка, в котором полыхали многочисленные пожары и слышалась то затухавшая, то разгоравшаяся перестрелка. На востоке из-за верхушек деревьев едва пробились первые лучи солнца, когда к штабной машине подкатили две черные эмки. Из первой почти на ходу выскочил подтянутый, худощавый полковник с советским автоматом на плече. Комбат неторопливо приблизился к нему, представился.
— Я командир тридцать восьмой стрелковой дивизии, — назвал себя прибывший. — Вага батальон поступает в мое распоряжение. Задачу получите от полковника Мешкова, — кивнул он на грузного пожилого полковника, прибывшего на второй машине. — Он познакомит вас с обстановкой…
Ознакомившись с численностью, вооружением и состоянием батальона, командир дивизии уехал, а полковник Мешков приказал вызвать к нему всех командиров подразделений.
— Товарищи командиры! — обратился он к нам. — В районе Смоленска сложилась чрезвычайно сложная обстановка. Моторизованные и танковые части противника 16 июля ворвались в Смоленск. Вслед за этим севернее Смоленска танковые и моторизованные части другой фашистской группировки прорвались от города Демидов к городу Ярцево и соединились с выброшенным здесь крупным воздушным десантом. Пытаясь выбить противника из Смоленска, части 129-й стрелковой дивизии и полк нашей 38-й дивизии несколько дней вели ожесточенные бои в северной части города. Танковым и моторизованным частям Гота и Гудериана удалось соединиться восточнее Смоленска и отрезать наши части, ведущие бои за Смоленск. Вчера враг форсировал реку Вонь и ворвался на восточную окраину Ярцева. Решительной атакой к вечеру он был отброшен на правый берег реки. Всю ночь продолжался бой по ликвидации отдельных вражеских групп, засевших в каменных домах. Частям нашей дивизии, усиленной батальонами московских ополченцев и вашим батальоном, предстоит форсировать реку Вопь и разгромить противостоящие силы противника. Задачу батальона и его соседей объявлю в Ярцево, а сейчас вам, комбат, необходимо по возможности скрытно вывести батальон на левый берег реки в район текстильной фабрики, во-о-о-н туда, где высится фабричная труба, — показал он на город…
Назначив комбату час встречи, Мешков уехал, а мы повели роты в указанном направлении.
В полдень батальон занял исходный рубеж для наступления, который проходил по территории фабрики. В одном из цехов мы со Стольниковым наткнулись на огромные барабаны с узорным шелком. Красноармейцы деловито отрывали большие куски и, сняв сапоги или ботинки, наматывали шелк на распухшие ноги взамен истлевших грязных портянок.
— Сколько народного добра пропадает! — с досадой махнул рукой Стольников. — Надо бы взять под охрану.
"Надо, конечно, надо, — мысленно соглашаюсь я. — Но возможно ли уберечь это добро в обстановке, когда город переходит из рук в руки? Пойдут красноармейцы в атаку, и снова некому будет охранять продукцию".
В этот день наступление так и не началось. Противник, заметив, видимо, оживление на левом берегу реки, во второй половине дня открыл такой ураганный огонь из минометов и орудий, что люди не могли и носа высунуть из укрытий.
Едва обстрел стих, возобновилась подготовка к атаке. Полковник Мешков с командирами батальонов ополченцев и нашим комбатом долго отрабатывал по карте и на местности порядок атаки. Возвратившись под вечер в батальон, Грязев объявил, что атака начнется на рассвете.
Скрытно выведя командиров рот на берег реки Вопь, он на местности уточнил задачи и показал направление атаки батальона и его соседей. Нам предстояло во взаимодействии с батальонами московских ополченцев форсировать реку, атаковать противника, закрепившегося в районе железнодорожной станции, и к исходу дня выйти на реку Песочная. Командир батальона сообщил, что на главном направлении вдоль шоссе Вязьма — Ярцево наступают части 38-й стрелковой дивизии.
Показывая Воронову направление атаки его роты, Грязев предупредил, чтобы после захвата железнодорожного переезда он совместно с первым батальоном ополченцев воспрепятствовал подходу резервов противника с севера. С удивлением присматриваюсь к Сергею. Он заметно изменился. Обычно замкнутый и невозмутимый, он выглядит сегодня оживленным, улыбчивым. Указания комбата слушает с подчеркнутым вниманием, часто задает вопросы, высказывает свое мнение. Чувствуется, новое назначение его окрылило.
Нашей и второй роте лейтенанта Самойлова комбат Грязев приказал наступать непосредственно на железнодорожную станцию. Левее нас должен был действовать второй батальон ополченцев.
Заканчивая рекогносцировку, Грязев предупредил, что атака должна быть стремительной, иначе противник успеет увести скопившиеся на станции железнодорожные составы. Он предупредил, что до начала наступления нужно навести штурмовые мостики через Вопь и во время артподготовки переправить роты на правый берег.
Пока было светло, бойцы старались найти местечко поспокойнее, чтобы написать родным.
После отъезда из училища я послал домой всего одно письмо, в котором обещал приехать в июле в отпуск. Но июль уже кончается, и провожу я его совсем не так, как мечтал. Многим хотелось поделиться с родными, да разве обо всем напишешь! Удивительная способность человеческой памяти: когда сердце тоскует о близких, она, словно на фотографии, отпечатывает их образы, особенно когда закроешь глаза, вырисовывает одну картину за другой: четко видится единственная подковообразная улица родной сибирской деревни с удивительным названием Стеклянка. По обеим сторонам улицы ровными рядами выстроились приземистые, в основном саманные, домишки с примыкающими к ним хозяйственными постройками. В одном из таких домов живет наша семья. Дом мы строили сами. До создания колхоза хлеба частенько не хватало до нового урожая, питались чем придется. Поэтому я всегда остро сочувствовал тем, кому жилось еще хуже. Однажды в хату забрели погорельцы: старуха с двумя мальцами моего возраста. Оборванные, грязные и такие голодные, что, увидев ломоть хлеба, они не сводили с него глаз. Мне стало жаль их. Обшарил я тогда чулан и собрал все, что нашел съестного: краюху черствого хлеба, десяток яиц, чугунок вареной картошки, кусочек сала. Подал все старухе. Она и взять не решается, а девочка глядит на продукты и ревет. Наконец старуха сложила припасы в холстяной мешочек, повернулась к иконе и, крестясь, прошептала:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});