Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всё это немедленно отразилось на архангельском бытии. В апреле девятнадцатого года исчез с архангельского горизонта итальянский посол маркиз Торрета, ретировался французский посол Нуланс - непременный участник почти всех антисоветских заговоров в России. Ушли французские войска. В погожее майское утро снялись с места американские части. Перед уходом они промаршировали сомкнутым строем к кладбищу, на котором были похоронены павшие на русском Севере американские солдаты. Кладбище было обнесено каменной оградой, каждая могила имела надгробную плиту и в головах каменное возвышение. Мертвецы были выстроены в столь же строгом воинском порядке, как и стоящие над ними живые солдаты. И именно в эти минуты живые ясней чем когда-либо поняли, как глупо и бессмысленно умирать американскому солдату в России. Они смотрели на надгробные надписи… «Пал в бою…» Это звучало издевательски. В каком бою? В бою с Россией, которая никогда не помышляла о войне с Америкой. Так зачем же было затевать этот бой, не нужный обоим народам?
Заправилы интервенции пригнали своих солдат на кладбище с тайной мыслью соединить круговой порукой мертвых и живых, сделать живых злей и мстительней. Они хотели, чтобы живые привезли в Америку злобу, которая оправдала бы заправил интервенции и которую можно было бы посеять для будущих всходов. Но вышло не так, как они хотели. Церемония получилась мрачной, и если вызвала злобу, то не ту, на которую рассчитывали её устроители. Церемонию постарались сократить. Горнист проиграл прощальный сигнал. Живые повернули к мертвым спины и навсегда отплыли от опасных берегов.
Теперь последней соломинкой, за которую могли ещё уцепиться белогвардейцы, были англичане, остававшиеся на русском Севере позже других интервентов. И генерал Миллер, сменивший северное белогвардейское правительство, засыпает Париж и Лондон умоляющими телеграммами.
Сперва генерал пытается уговорить союзников остаться хоть до октября, потом нижайше ходатайствует об оставлении хотя бы волонтеров, хотя бы одной-двух тысяч солдат, хотя бы одного батальона. Не успев в этом, он уже вымаливает хотя бы не одновременного, а постепенного увода английских частей.
Ему отказывают даже в этом. От него отмахивались как от назойливой мухи. Англичанам было не до Миллера. Год назад они пришли, чтобы тушить возникший в опасном соседстве пожар, боясь, как бы пламя не перекинулось на их собственные крыши; теперь эта же причина заставляет их поторопиться с уходом. И было время, так как искры большевизма тлели на палубах отбывающих в Британию кораблей.
Двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот девятнадцатого года архангельский рейд опустел, а спустя неделю - и мурманский. На русском Севере не осталось ни одного из сорока двух тысяч иноземных солдат, привезенных интервентами.
Генерал Миллер вернулся с пристани в самом дурном расположении духа и заперся в своем кабинете. Он был один, хуже того - он был с глазу на глаз с большевиками, и не в его характере было обольщаться иллюзиями. Он готов был сняться с места и уйти вслед за англичанами. Но у него были связаны руки.
Северная белая армия не была отдельным и вполне самостоятельным организмом: она была лишь звеном в цепи фронтов, стягивающихся вокруг красной Москвы. Измученные, истощенные непрерывными боями, бесхлебьем, разрухой, большевики должны были держать против окружающих их армий интервентов и белых огромный фронт протяжением в девять тысяч верст, и к осени девятнадцатого года положение было очень тяжелым. Они были отрезаны от украинского и сибирского хлеба, от уральского железа, донбасского угля, кавказской нефти, каспийской, черноморской и мурманской рыбы. Тифозная вошь расползлась по городам и селам, на кладбищах вырастали сотни тысяч свежих могил. В топках паровозов не было угля, на дверях питерских хлебных лавок появлялись объявления: «Сегодня выдачи хлеба не будет». Города пустели. Фабрики останавливались. Рабочие с винтовками в руках уходили на фронт. Лысьевский завод из пятнадцати тысяч рабочих отдал фронту двенадцать тысяч, вологодская организация коммунистической партии бросила в армию восемьдесят процентов своего состава. Надеждинский завод - все сто. На дверях молодых комсомольских организаций появились торопливо написанные плакаты: «Комитет закрыт, все ушли на фронт». На фронт уходили партийные конференции, уходил весь ЦИК.
Казалось, больше дать нечего для того, чтобы спасти положение. Деникин шел на Курск, Орел и Москву; Юденич, стоявший у ворот Петрограда и отброшенный к Ямбургу, снова начинал движение к Петрограду; генерал Маннергейм с белофиннами собирался на Петрозаводск. Конец большевиков казался врагам близким и неотвратимым. Общее положение и особенно успех Деникина в продвижении на Москву были настолько обнадеживающими, что Миллер, подчиненный «верховному правителю всея России» адмиралу Колчаку, получил от него по телеграфу приказ держаться в Северной области и после ухода англичан.
Белые остались, и не только остались, но действовали первое время с значительным успехом; Наступление, задуманное с целью продемонстрировать и перед населением области, и перед большевиками свою силу и прочность положения после ухода союзников, удалось, так как имело ещё инерцию в наступательных операциях, начатых при англичанах. И тут, как и прежде, пружиной событий был не Архангельск, а Вашингтон и Лондон.
Белогвардейцам по-прежнему особенно усердно ворожил злобно неукротимый Уинстон Черчилль. Он настолько вошел в роль хозяина русского Севера, что армию русских белогвардейцев в разговоре с Савинковым назвал: «моя армия».
И вот, будучи в силу обстоятельств вынужден увести англичан из Архангельска, Черчилль всё же успел разыграть ещё один фарс, чтобы помочь «своей» белогвардейской армии.
Тайком от общественного мнения он, под предлогом обеспечения эвакуации англичан, перебросил в Архангельск две свежие бригады, общей численностью в восемь тысяч человек. Подкинули и самолетов, и другого вооружения, и летом девятнадцатого года англичане и белые ударили на Котлас. Это была последняя попытка соединить северную белогвардейщину с наступающим на Вятку Колчаком.
Удар был силен, подкреплен свежими частями, шестьюдесятью самолетами, новыми военными судами и имел успех. Всё лето девятнадцатого года прошло в упорных боях, в результате которых к одиннадцатому августа положение красных на Двине казалось критическим. И всё-таки они выстояли. И не только выстояли, но, перебросив подкрепление с железнодорожного участка, сконцентрировались у Тоймы, собрали и привели в порядок расстроенные части и спустя две с половиной недели начали контрудар по направлению к устью Ваги.
Успеху этого удара способствовала большая работа, проведенная ещё зимой Сталиным и Дзержинским, командированными ЦК большевиков по предложению Ленина на Восточный фронт против Колчака. Это было в самом начале 1919 года, после того как Колчак захватил Пермь.
Уже тогда идея соединения Миллера с Колчаком в районе между Котласом и Вяткой казалась белым реально осуществимой. Поэтому с весны девятнадцатого года англичане и белогвардейцы стали усиленно готовиться к удару на Котлас.
Северная Шестая армия большевиков цепко держала котласское направление, и в результате в девятнадцатом году враг не прошел к Котласу на соединение с Колчаком, так же как не прошел он и в восемнадцатом. А вскоре и сам Колчак под ударами Красной Армии откатился из-под Вятки к Глазову, и идея соединения с ним окончательно провалилась и потеряла всякий смысл. Тогда белое командование перенесло центр тяжести боевых операций на железнодорожный участок фронта, прикрывая эвакуацию союзников из Архангельска. Обстоятельства благоприятствовали этому, так как Шестая армия должна была как раз в этот период отдавать лучшие боевые части другим, более важным и угрожающим фронтам. Белые воспользовались этим и начали на железнодорожном направлении энергичное наступление.
Глава третья. СОЛДАТСКАЯ КАША
Это были тяжелые дни. Перед началом решительных операций белые на железной дороге численно превосходили красноармейские войска в три раза - пехотными частями и в два раза - артиллерией. Что касается технического оснащения армии, то тут белые имели, пожалуй, ещё больший перевес. Впервые на Севере появились английские танки и начали применяться белыми отравляющие газы. Генерал Миллер стянул на железную дорогу и прилегающие к ней участки фронта всё, что можно было снять с других направлений, в то время как слабые силы красных были ещё более ослаблены уходом 159-го полка на Двину для защиты подступов к Котласу.
- Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край - Виталий Федоров - Историческая проза
- Твой XVIII век. Твой XIX век. Грань веков - Натан Яковлевич Эйдельман - Историческая проза / История
- Царица-полячка - Александр Красницкий - Историческая проза