— Про книгу и карту вы тут не напишете? — простодушно спросил тот.
— На них акт об изъятии составлять надо, — громко вздохнув, вмешался инспектор. — Для этого нужны понятые. Оно ни вам не надо, ни у нас времени на это нет.
Поставив подпись, Телль вернулся на свой стул. Когда нацпол поднес лист Фине, та покачала головой.
— Я не знаю, что вы туда впишете.
— Тогда мы вас вызовем, когда оформим проверку, как надо, — сказал старший нацпол.
Инспектор кивнул в подтверждение его слов. Подумав, что лучше она это время проведет с сыном, Фина взяла авторучку.
— Все тогда? — убрав подписанную бумагу в папку, спросил младший нацпол старшего.
Старший посмотрел на инспектора.
— Да, — бросил тот и не спеша вышел из квартиры.
Нацполы послушно последовали за ним.
Закрыв за проверяющими дверь, Фина попросила мужа вымыть полы с хлоркой, а сама пошла на кухню делать завтрак. Ханнес вытащил из-за спины тот самый коричневый блокнот.
— Не хотел, чтобы они его смотрели, — ответил он на немой вопрос матери.
— Там что-то не то? — не без удивления спросила Фина.
— Нет. Просто это не их дело.
План
Днем, отвлекаясь на разные дела, Теллю и Фине было легче пережить осознание надвигающейся беды. Но каждая ночь становилась невыносимым испытанием. Телль, которому то, что предстояло сделать, раньше казалось далеким, теперь не мог заснуть. От страшных, неподъемных мыслей было некуда деться. Понимание собственного бессилия, острое чувство вины разрывали на части. Хотелось умереть.
Лучше бы он и умер.
Как с этим жить?
Иногда приходила мысль, что, если этого не сделать, Ханнесу будет только хуже. В такие мгновенья Телль бил себя по голове. Слишком отвратительным казалось оправдание.
Телль лежал с открытыми глазами. Он знал, что Фина рядом тоже не спит, чувствовал, как ей сейчас больно. Но Фина не произносила ни слова, только один раз она тяжело вздохнула. Сам Телль боялся заговорить с ней.
— Что же нам делать? — вдруг вырвалось у Фины.
Телль не отозвался. Он подумал, что жена сказала это не ему, а — вообще.
— Я не знаю, как быть, — продолжила Фина. — Мы не можем потерять Ханнеса.
Фина не думала о том, как ей станет плохо без сына. Она не могла смириться с тем, что самого Ханнеса не будет. Что он не сможет дышать, видеть, смеяться, разговаривать. Не сможет рисовать, читать книги, думать, мечтать. Что он не вырастет, не станет взрослым. Что у него не будет своей семьи, своих детей. Что он больше не полетит на самолете, не съест мороженого.
И самое страшное: сын не сможет чувствовать, что его любят. Его никто не обнимет, не погладит по голове, не скажет ласковых слов, не защитит…
Они и сейчас не могут защитить Ханнеса. Чего тогда стоит любовь родителей? Чего стоит сама семья, если оно вот так выходит? Чего стоит жизнь?
— А ведь я просила их. Писала им: я потеряла трех сыновей, оставьте мне четвертого. Мне ответили: ничего, все мы когда-нибудь умрем.
Когда нельзя убежать, нужно драться. Фина знала это еще с детского дома. Значит, придется драться. Даже с Теллем, если он начнет мешать.
Или уйти. Всей семьей. Навсегда.
Фина села на кровати и повернулась к мужу.
— Ты не спишь. Ты не можешь сейчас спать.
— Не сплю, — признался Телль.
— Скажи, что нам делать? Мне важно, что ты думаешь.
— Я не слышал о таком, чтобы предписание инспекции не исполнили, — растерянно отвечал Телль.
Он не решился напомнить Фине, что люди, которым так пришлось расстаться с сыном, жили в соседнем с ними доме. В той семье было трое детей, отец их работал крановщиком на грузовой станции, мать — на Нацхлебе. Ребята учились в одной с Ханнесом школе. Заболел у них средний ребенок. Он похудел и не мог ходить. Сперва папа выносил его на улицу, сажал на стул, который ставил старший мальчик, укутывал одеялом. Отец хотел сделать скамейку у подъезда, но ему не разрешили. А потом Телль видел, как тело мальчика погрузили в катафалк.
У Телля в цехе оператор четвертой линии остался так без дочки. Больше детей у него с женой не было. Потом умерла жена — там и времени прошло немного. Телль рассказывал об этом Фине.
Оператор с его цеха, крановщик с женой — они смогли пережить произошедшее. Да и сам Телль с Финой тоже, после Марка… Только вот грызло, не давало покоя то, что они, родители, вынуждены делать это. Как говорил начальник инспекции Нацдетства — "убирать за собой".
— Если бы инспекция забирала больных детей, — было бы, хотя бы, честно, — вылезло у Телля.
— Она готова их забрать. Но об этом нет речи. Скажи: почему мы должны убить сына?
Фина впервые назвала это так, как оно и есть на самом деле.
"Почему мы должны убить сына?" — пронзительным эхом отозвалось в голове Телля.
— Мы не должны. Нам выбора не оставляют, — словно пытаясь убежать от этих слов, забормотал он.
— Чушь!
— Так мы спасем сына…
— Хватит! — хлопнув рукой о матрас, Фина вскочила. — Как ты можешь такое нести! Ханнес вообще не должен умирать! Ни от наших рук, ни от чьих других, понимаешь! Он должен жить!
Ум Телля снова уперся в стену.
Фина ходила по комнате — от окна к двери и обратно. Это было похоже на волка в клетке, которого они с Ханнесом видели, когда в город приезжал зверинец.
— Я вижу костюмы депутатов Нацпарламента, — Фина ткнула пальцем в сторону телеприемника. — Каждый такой костюм стоит больше всего, что у нас есть в квартире. И эти скоты говорят, что у государства нет денег на лечение больных детей? Почему их нету? Откуда эти санкции? Почему мы окружены врагами? Почему все нас не любят? Так не бывает, что только мы одни хорошие, а кругом все, все до единого — сволочи.
Фина остановилась. Телль не мог в темноте разглядеть лица жены, но ее гневное дыхание доносилось до него.
— Почему ты все время молчишь? — обратилась Фина к мужу.
Шагнув к окну, она отдернула штору. Телль опустил голову.
В комнате стало тихо. Телль чувствовал, что Фина ждет от него ответа.
— Я не знаю, — признался он. — Я не вижу здесь нормального выхода. Проще умереть всем.
— А бороться не пробовал?
— Как? — обреченно спросил Телль.
Фина кивнула головой. Теперь ей было все понятно.
— Я решение приняла, — твердо сказала Фина. — Надеюсь, ты не встанешь у меня на пути.
***
После той ночи каждый знал, что делать. Сразу стало спокойней — и Теллю и, как он видел, Фине.
Не застав как-то вечером после работы жену с сыном дома, Телль достал из кладовки молоток, осмотрел кухонные ножи. Ножи сперва он хотел убрать так, чтобы в нужный момент они сразу оказались под рукой, но все же вернул их обратно в ящик стола. Ни Фина, ни Ханнес ничего не должны заподозрить. Вместо ножей Телль приготовил две отвертки, наточив их наконечники. Отвертки с молотком он сложил в кладовке отдельно от остального инструмента.
Топор бы… Комендант вряд ли его даст. А Теллю иметь дома топор было запрещено.
На следующий день в перерыв он отправился в Нацхозторг, где купил небольшой металлический ковш с деревянной ручкой. Его Телль пока оставил на работе в камере хранения.
Фина понимала: муж что-то задумал.
— Чтобы помочь тебе, я должна это знать, — сказала она Теллю.
Телль замялся. Если жена не примет его план, то других вариантов у него нет.
— Послушай, мы же семья, — просила Фина. — Мы столько лет прожили вместе — ради чего? Чтобы в самый трудный момент каждый тянул одеяло на себя?
— Вот ты сама мне говорила не мешать… — начал было Телль, но Фина тут же перебила его.
— Я просила тебя не становиться у меня на пути. Ты же сейчас тянешь одеяло на себя. Это разные вещи.
Телль согласился. Сев спиной к двери, чтобы Ханнес, если подойдет к комнате, не смог увидеть его слов, он сразу перешел к сути своего плана.
— Тут один выход. Сделать так, чтобы вас не искали.