Калида мрачно молчит, а я увеличиваю нажим.
— Ты посмотри хорошенько! У нас на западе друзей как не было, так и нет! Тевтоны шаг за шагом теснят новгородцев с севера, тихой сапой уже к Копорью подобрались. Ляхи и литва с запада шаг за шагом, как короеды точат нашу землю! Черную Русь уже подмяли под себя, а ныне на Волынь да на Туров с Пинском заглядываются. Мы чем им ответим⁈ Ганзе той же чем ответим⁈ Она всю нашу торговлю на Балтике гнобит! Она не то что ворота, они, сволочи такие, даже лазейки нам все перекрыли. Ни одного торгового двора не дали открыть, ни в Ревеле, ни в Риге, ни в каких других городах. Предлагаешь стерпеть все это, утереться и ждать, когда они наберутся наглости и дальше попрут⁈
Вижу, что все ж достучался, и продолжаю.
— Я ведь для того весь этот поход и затеял, чтобы нам в одиночку и с Западом, и со Степью не бодаться. Пусть Бурундай разворошит это осиное гнездо, запалит кострище, а мы ему поможем да под шумок постараемся забрать под себя все что нам нужно.
Не соглашаясь, Калида мотнул головой.
— Так они тебе и дали! Степняк жаден, у него снега зимой не выпросишь!
Покачав головой, мягко улыбаюсь.
— Ты не понял меня, дружище! Нам с монголами делить нечего, у нас с ними разные понятия о добычи. Они потащат в первую очередь злато-серебро, тряпки, оружие да полон погонят…
— А мы что же, задарма что ли воевать будем⁈ — Не сдержавшись, перебил меня Калида, и я бросаю на него укоризненный взгляд.
— Зачем задарма⁈ За даром, как известно, и птички не поют, и кузнечики не прыгают! Мы от своей доли, конечно, не откажемся, но главное не в этом. Для нас главное в том, что монголы, пройдя тараном по всей Европе, расчистят для нас торговые площадки и сметут все те силы, что стоят у нас на пути. Степняки разграбят все что можно и уйдут обратно в степь, а мы останемся. Точечно, но останемся! Поставим свои торговые дворы по всему юго-восточному балтийскому побережью от Ревеля до Любека, и никто уже не сможет закрыть ворота перед носом Русского купца. — Тут я не удержался от кривой ухмылки. — Потому как ворот этих не будет, как и многих городов, что монголы с нашей помощью сравняют с землей. Мрак и голод опустится над Европой, и побежит оттуда мастеровой народ… Куда⁈
Вижу блеснувшее понимание в глазах Калиды и подтверждаю.
Правильно, туда где их примут с распростертыми объятиями, то есть к нам на пустующие ныне земли западной и южной Руси. Поднимем из руин Туров, Пинск, Чернигов, Переяславль, и потечет оттуда хлебушек через наши руки и в Европу, и в Орду, и в Персию.
Прищурившись, Калида отрицательно мотнул головой.
— Откуда люди-то возьмутся, коли татарва всех в полон угонит, а остальные по норам так забьются, что днем с огнем не сыщешь.
На это я вновь довольно улыбнулся. Кем бы я был, если бы не продумал эту лежащую на поверхности проблему.
— Монголы полон, конечно, погонят… — С той же мягкой улыбкой встречаю хмурый взгляд Калиды. — И куда, известно! Либо в Кафу или Судак к генуэзцам, либо к себе в Золотой Сарай. В обоих случаях далековато! Мы же им упростим дело и устроим невольничий рынок в Киеве или еще западнее. Будем скупать у ордынцев пленников по бросовым ценам. Им все равно будет выгоднее нам продать, чем тащить через всю степь, где у них из десятка семь-восемь обязательно помрет от голода и болезней.
Вижу, Калида вроде бы смягчился. Последнего довода он, явно, не ожидал, и тот сломил-таки его упорство.
С чувством потаенного восхищения Калида покачал головой.
— Ну ты и жук, Фрязин! А денег-то хватит⁈
— Хватит! — Смеюсь я уже в открытую. — Весь запас золота и серебра переплавили в звонкую монету. Герр Якобсон даже слезу пустил по этому поводу.
* * *
В шатре Бурундая душно и, прямо скажем, тесновато. Сегодня он собрал здесь не только предводителей монгольских туменов, но и союзных русских князей. Обычно монголы со своими союзниками не советуется, а просто отсылают им приказы, но Бурундай человек умный и понимает, что, проявив толику уважения, он добьется куда большего. Тем более что русских войск собралось немало. Великий князь Андрей привел свою дружину и большой Владимирский полк. Тысячи три не меньше! Князь Киевский Александр Ярославич тоже поднатужился и собрал почти столько же, а еще от Даниила Галицкого подошел брат его Василько с двумя тысячами всадников. Если приплюсовать сюда еще и мои полки, то получается около семнадцати тысяч бойцов, а это значительная сила даже на фоне всего монгольского войска.
Я сижу с самого края, почти у входа. Не скажу, что это почетное место, но зато отсюда мне видны лица всех участников большого совета. Монголы как обычно хранят на физиономиях полную бесстрастность и невозмутимость, чего не скажешь про наших. У каждого из них претензий друг к другу больше, чем ко всему остальному миру, и они даже не скрывают этого. Гордо вкинув головы, Александр и Ярослав стараются не встречаться взглядами ни с Романовичем справа, ни с братом Андреем слева. Те платят им той же монетой, делая вид, что в упор не замечают родственничков.
Все уже давно расселись и ждут слова Бурундая. Тот же, прикрыв глаза, не торопится, будто специально испытывает терпение собравшихся. Гнетущую тишину, наконец, нарушает его гортанный голос, призывающий начать с самого молодого из монгольских военачальников.
Это Абукан, самый младший из сыновей Батыя. Он начинает говорить на монгольском, и русские князья, естественно, ничего не понимают, но монголов это нисколько не смущает. Мол знайте свое место, вас пригласили просто из вежливости, так что сидите и не жужжите, а понимать вам не обязательно.
Я же отлично разбираю не очень связную речь Абукана и даже могу сказать, что ему, наверное, от матери достался салджиутский акцент. Еще замечаю, что при всякой заминке он неконтролируемо косит взгляд на Берке, и вот это уже становится интересно.
Абукан продолжает свою эмоциональную речь, которая сводится к тому, что отсюда надо двинуться на север и стереть в пыль непокорное литовское княжество. В этот момент фиксирую еле заметный поддакивающий кивок Берке и понимаю, что это его точка зрения — до весны разгромить литву и вернуться победителем в Сарай.
«Эээ, нет! Мне такой вариант не подходит! — Мысленно комментирую выступление младшего чингизида. — Из-за такого не стоило и весь сыр-бор затевать!»
Следом за Абуканом начал говорить нойон Джаред-Асын. Он предложил разделить войско и частью ударить по литве, а часть двинуть дальше на запад в Польшу. После него слово взял Тутар, затем Кули и Балакан. Все они придерживались примерно того же мнения. Последним высказался новый муж Боракчин-хатун, которого, явно, отправили в поход для поднятия авторитета в войсках. Ничего интересного он тоже не сказал, и Бурундай, казалось бы, совсем задремал на своих подушках, но стоило Тукану закончить, как старый полководец тут же открыл глаза.
Его взгляд мгновенно выцепил меня из общего ряда.
— Ну, а ты, консул, что скажешь⁈
Вслед за Бурундаем все присутствующие повернулись в мою сторону в явном недоумении, с чего бы интересоваться мнением какого-то консула.
Я же, благодарно склонив голову, не торопясь поднимаюсь и, сделав пару шагов к центру шатра, протягиваю Бурундаю свиток.
— Прошу великого полководца Бурундая принять от меня небольшой подарок!
— Что это⁈ — Нахмурил брови старый воин, и я молча развернул перед ним рулон бумаги.
— Это карта западных стран, что я составил для тебя по описаниям купцов и путешественников.
В глазах монгольского полководца вспыхнул искренний интерес, и он кивнул стоящему за его спиной тургауду, мол принеси. Тот тут же исполнил, и Бурундай начал жадно рассматривать схематически набросанную карту Европы.
Пользуясь моментом, я даю ему свои пояснения.
— Специально для тебя, великий полководец, там отмечены самые богатые города этих стран. Посмотри, почти все они идут вдоль южного побережья моря. — Тут я обвожу взглядом сидящих слева от меня монгольских нойонов.