Читать интересную книгу Рыцарь - Андрей Смирнов

Я задумался. Впервые мне пришла в голову мысль, что в его словах, возможно, что-то есть. Особенно если учесть, сколько раз и в самом деле я каким-то чудом умудрялся выходить сухим из воды.

– Тогда, – сделал я логичный вывод, – получается, что вам совершенно бесполезно сажать меня в подземелье. Потому что – это следует из ваших же слов – я всё равно оттуда сбегу. В таком случае, может быть, мы лучше обсудим то дело, ради которого я приехал, и разойдёмся?

Альфаро покачал головой:

– Вы не сбежите. Видите ли, Андрэ, я убеждён, что моя удача больше вашей. Кроме того, я нашёл способ отнимать удачу. Таких людей, как вы, глупо просто убивать, – Альфаро потянулся за кувшином, – они слишком ценны. Однако если вы сгниёте в моих подвалах, не совершив в этой жизни больше ничего и так и не сделав выбора, вся ваша удача перейдёт ко мне. Если вас это утешит, я могу вас уверить, что вы не первый, с кем это произойдёт. И, смею надеяться, не последний.

Альфаро наливал себе вино, я прикидывал, как бы половчее полоснуть его по горлу ножом.

То ли эта собака умела читать мысли, то ли она просто почувствовала запах адреналина. Волкодав, лежащий рядом с креслом дона Альфаро, приподнялся и угрожающе заворчал. Альфаро посмотрел сначала на пса, потом – с наигранным удивлением – на меня. Ухмыляясь, пригубил вино.

– Последний вопрос, дон Андрэ: зачем вы явились ко мне в гости? С тех пор как вы покинули Лангедок, я выпустил вас из виду.

– Меня интересует девушка, которую вы держите в плену, – сказал я. – Её имя – Анна Альгарис.

– Альгарис? – Альфаро нахмурил брови. – Альгарис... Ах да, Альгарис... Припоминаю... Зачем вам она понадобилась?

– Родриго де Эро был её родственником и перед смертью попросил меня позаботиться о ней. Что с ней стало?

– Понятия не имею. – Альфаро пожал плечами. – Сидит где-то внизу. Я уже давно о ней не вспоминал.

– Вы её тоже... пригласили у себя погостить... ради её удачи?

Граф мотнул головой.

– Нет. К этим играм она не имеет никакого отношения. Всё проще. Она была очень симпатичной девушкой... – Он хмыкнул. – М-да. Была.

Я вздохнул:

– Если она вам уже не нужна, я хотел бы её выкупить.

Граф изобразил на своём лице ехидную ухмылку.

– Перестаньте, Андрэ! Я же сказал: вы останетесь тут навсегда. Думайте о себе, а не о девке, которую вы вдобавок не видели ни разу?

– Я дал слово.

Альфаро захохотал.

– Да, Мастер не ошибся в вас. Вы действительно благородный... – Он не стал сразу уточнять, «благородный» кто – это и так было ясно. – Благородный человек. Да, благородный человек...

Он продолжал смеяться.

Я не стал говорить, что Анна может стать посланцем, сообщившим друзьям о моей судьбе. Альгарисам, Ги де Эльбену. Что мог сделать Ги? Ну, например, передать весточку моим родным. Посмотрим, как запоёт этот самодовольный граф, когда под стены его замка придут старый граф Монгель и мой старший брат Жерар... Которых я ни разу не видел.

Надежда, прямо скажем, невелика. Но хоть какая-то.

– Вам дадут за неё неплохой выкуп, – сказал я.

– Видите ли, Андрэ, – произнёс Альфаро, – я не слишком жаден до золота. Но если уж мне потребуются деньги, я намного больше заработаю, если с помощью Анны, которая является теперь единственной наследницей покойного барона де Эро, скажем, продам это баронство. Или посажу там своего человека. Ведь Анна Альгарис по-прежнему у меня... в гостях. Уверяю, с подписью тех или иных бумаг... например, дарственной... у нас с Анной не возникнет никаких затруднений. Если она ещё жива, конечно. Спасибо, кстати, дон Андрэ, что рассказали об их родстве с Родриго.

– А вы об этом не знали?

– Ну, я ведь всё-таки не всеведущ.

Я был готов откусить собственный язык...

– Не смотрите на меня с такой ненавистью, Андрэ, – посмеиваясь, говорил граф, – а то вдруг невзначай выберете Ненависть – и что вы потом последующие тридцать лет будете один на один с Ненавистью делать в комнатушке восемь футов на пять?

Я взял себя в руки. Надо вернуть этого мерзавца к его мистической трепотне. Пусть расслабится. Пусть болтает – а я буду слушать. Мне же лучше помалкивать. Этот негодяй, кажется, из всего может пользу для себя извлечь.

Или думает, что может.

– Каким образом вообще происходит выбор той или иной стороны? – спросил я.

Выражение лица Альфаро сразу изменилось. Он снова стал похож на интеллигентного человека, треплющегося на отвлечённые темы. Дьявольский ум, злоба и хитрость, мелькнувшие в его взгляде, когда он принялся рассуждать о том, как распорядится наследством покойного барона, исчезли бесследно.

– Как происходит сам выбор, не знает никто. В том числе и новопосвященный. Кое-что зависит от его собственного желания... но немногое. И даже сделавший выбор не сразу может установить, на чьей он стороне.

– Как же это узнать?

– По поступкам, дон Андрэ, по его поступкам. По реальности. По видению мира. Вот ваш приятель Иммануил...

– Не сказал бы, что он мой приятель, – заметил я.

– Ладно, не ваш приятель, – согласился Альфаро. – Пусть будет наша ходячая Истина. Так вот, он должен воспринимать сей мир весьма своеобразно. И я не знаю, Андрэ, что он имел в виду под словом «Бог». Он мог говорить о чём угодно. Он мог говорить об Истине, в так сказать, не воплощённом, а «разрежённом» состоянии – то есть в некотором смысле говорить о самом себе. Одно я могу точно: его «Бог» или его Истина не имеют никакого отношения к существующему миру. Реальность и Истина взаимоисключают друг друга.

– Абсурд.

– Вы уверены? Выгляните в окно, Андрэ! – с хитрой улыбочкой предложил граф. – Выгляните в окно и скажите мне, какого цвета трава?

Под пристальным взглядом клыкастой твари я подошёл к окну. Трава меня не интересовала: я изучал внутренний двор замка, расположение построек, количество людей...

– Я и без того знал, что она зелёная, – сказал я, возвращаясь на место.

Граф вперился в меня взглядом. Именно вперился. Он сидел в такой же позе, но напряжение – я ощущал его почти физически – повисло вдруг между нами, как изгибающаяся вольтова дуга. В глазах графа снова зажглись огоньки. Смотреть в глаза ему стало неприятно. Сидеть на кресле – неудобно.

Но я глаз не отвёл. Прошло с полминуты. Альфаро молчал, продолжая сверлить меня взглядом. Я подумал – может, он в транс впал? Возникло искушение помахать рукой у него перед глазами.

– Не могу, – неожиданно сказал хозяин замка. В его голосе – впервые за время нашего разговора – прозвучало искреннее удивление. – Не могу проникнуть в вас. Странно.

– Может быть, всё дело в том, что у меня мозги иначе работают? Я ведь из будущего, Альфаро, не забыли?

– Может быть, дело и в этом... Вы уверены, дон Андрэ, что у вас нет могущественного покровителя? Может быть, в вашем времени? А?.. Ну же, будьте со мной откровенны.

Я пожал плечами. Покровителя у меня не было. Может, соврать? Нет смысла.

– Не понимаю.

– Если человек кому-либо служит, – пояснил граф, – и если его синьор обладает достаточной личной силой, то сила покровителя охраняет и слугу. Например, никого из обитателей этого замка вы бы не смогли подчинить своей воле и заставить действовать против меня. Они принадлежат мне – все без исключения. И физически, и духовно.

– Кстати, – я повертел в руках серебряный кубок, – скажите уж, что вы пытались мне внушить.

Губы хозяина замка искривились.

– Мне хотелось, чтобы вы перестали видеть траву зелёной. Хотелось, чтобы вы увидели её красной.

– Ну это можно сделать проще. Например, дать мне цветное стекло.

– Хорошая мысль, – согласился граф.

– Но трава тем не менее останется зелёной, – заметил я.

– Значит, по-вашему, высказывание: «Трава – зелёная» – это истина?

– Само собой.

– А ночью, – проникновенно глядя мне в глаза, спросил дон Альфаро, – скажите, Андрэ, какого она цвета ночью?

Я вспомнил, что нам говорили в школе на уроке физики, в шестом или седьмом классе. Трава, вещал нам физик, на самом деле, не зелёная. Она кажется нам зелёной, потому что солнечный свет отражается от неё именно так, а не иначе, а наши глаза устроены таким образом, что воспринимают отражаемый свет как «зелёный». На самом же деле ничто в этом мире – ничто – не имеет собственного цвета. «Кажется» – вот подходящее слово. Но я промолчал.

Альфаро, решивший, что мне нечего ответить на его последний аргумент, продолжал:

– Я всего лишь хотел показать вам на этом простом примере, что Истина не имеет ровным счётом никакого отношения к нашему реальному миру. Впрочем, я вижу, что уже утомил вас своими философствованиями. Значит, наша беседа и наш ужин подошли к концу. Мигель!

Он дважды хлопнул в ладоши. То есть... один раз.

Второй раз хлопнуть он не успел. Я перевернул стол, погребя дражайшего графа под винами и тарелками.

На секунду или две Альфаро оказался беспомощен. Полагаю, в эти мгновения я мог бы достать его ножом, но не успел. Проклятый пёс прыгнул на меня и сшиб с ног. Мне удалось ухватить зверюгу за челюсть, но даже железных мускулов Андрэ де Монгеля было недостаточно, чтобы долго сдерживать Раура. Жаркое, смрадное дыхание пса обдавало мне кожу, а оскаленная, брызжущая пеной пасть постепенно приближалась к моему лицу... И тут я всадил ему в горло серебряный нож. Из горла пса вырвалось что-то напоминающее хрипение... Это было последнее, что я помню, потому что в следующий миг башмак кого-то из двуногих псов графа Альфаро ударил меня в висок и наступила тьма.