Это питекантропье чувство убрать соперника, хотя всякого мудрого человека должен рассматривать как соратника. Ну почему инстинкт и ум всегда в контре?
Ладно, это еще пережил бы, если бы инстинкт не делал всегда по-своему, а это значит, я все-таки ведом инстинктом, блин, тупая обезьяна, не желающая напрячь мозг хотя бы чуточку.
Это же какая мощь, какая мощь!… Мне бы хотя бы часть ее, столько бы добра всем сделал, все бы кровавыми слезами залились, и вообще крови было бы по колени…
Стоп, что-то не туда меня занесло. А заносить не должно, я сам должен выбирать себе путь и двигаться по нему верно и непоколебимо. Конечно, партия и правительство сделали все, чтобы отучить меня что-то решать самому, им же виднее, но здесь, похоже, все-таки я самый умный… или хотя бы самый знающий, потому решать не только могу, но и как бы должен, хотя непривычно и страшно.
Фицрой потянулся, зевнул сладко и с таким подвыванием, что с той стороны реки ответили сразу двое волков, и три голоса сплелись в единый и дружный венок сонетов.
Рундельштотт, не просыпаясь, вздрогнул, поморщился, и Фицрой застыл с открытым ртом.
Я кое-как поднялся, тело застыло за ночь, чувствую себя, как Рундельштотт, помахал руками, восстанавливая кровообращение, никогда не привыкну спать на голой земле, разложил на тряпочке скудные остатки хлеба и три сбереженных ломтика мяса.
Рундельштотт наконец открыл глаза, перевернулся на бок. Суставы хрустят так, словно и не суставы, а кости, думаю, услышали даже волки, что подпевали Фицрою.
Поднимался он медленно, цепляясь за дерево, а когда выпрямился во весь рост, внимательно посмотрел на застывшего с открытым ртом Фицроя.
- Что это с ним?
- Либо челюсть вывихнул, - предположил я, - либо вы ему во сне велели замолчать.
- Я? - удивился Рундельштотт. - Да как я мог?… Это нехорошо!…
- Это было во сне, - объяснил я успокаивающе. - Во сне мы себя не очень-то контролируем. Фицрою вон всегда толстые бабы снятся… Некоторые вообще уписываются…
Рундельштотт побормотал, подвигал руками перед Фицроем. Тот вздрогнул, посмотрел на него дико.
- Что? Я спал?
- И даже знаем, - сказал я уличающе, - что снилось. Мы все видели! Бесстыдник ты. Какой бесстыдник, даже представить страшно…
Он пробурчал:
- Ничего бесстыдного. Все просто, все бабы наши. И чужие тоже, потому что это люди бывают чужими, а женщины - нет! Давайте быстрее завтракать, и по коням. Хотя за этим лесом река, и на другом берегу уже земли королевства Нижние Долины, но остерегаться стоит, места там дикие… Глерд Юджин еще не навел порядок.
- Мои земли левее, - уточнил я. - А хозяин тех земель пусть уже задумывается, как их обустраивать…
Рундельштотт ничего из нашего разговора не понял, молча и без охоты прожевал ломоть мяса с хлебом и кое-как поднялся в седло. Фицрой повеселел, сказал бодро:
- Скоро увидим стены Санпринга!
- Сплюнь, - сказал я.
Он посмотрел на меня странновато.
- Ты делишься со мной заклинанием?
- Мастер Рундельштотт разрешил, - пояснил я.
Фицрой поклонился Рундельштотту:
- Спасибо за доверие. Я не подведу вас!
Рундельштотт буркнул:
- Это слабое заклятие. Когда-то было могучим* а теперь…
- Все мельчает, - поддержал Фицрой. - Особенно люди. Так говорят старики, а они как бы все знают и жуть какие мудрые. Но я и не прошу дать мне могучие заклятия! Я и так счастлив выше головы за меч Древних Королей.
Он посмотрел на меня, но я взглядом велел молчать про волшебные штаны и рубашку. Раз уж сам чародей позабыл, что у него скопилось в кучах старого хлама в углах лаборатории, то это нам на руку. А то вдруг пожадничает…
Я видел, что он едва успел захлопнуть рот, благодарности лучше делом, это правильнее, тогда в самом деле видно, благодарен или только ля-ля.
Дорога становилась шире, кони пошли в ряд, ввиду близости Санпринга повеселел даже Рундельштотт, а Фицрой насвистывал нечто легкомысленное.
Я некоторое время поглядывал по сторонам, старался ощутить опасность, однако все тихо, воздух теплый, никакого холодка. Я здесь сумел пробудить в себе нечто скрытое, а магия, как мощный катализатор, позволяет творить уже сейчас то, что человек сможет с помощью наноимплантатов еще не скоро…
Правда, я все еще тот, хотя с такими возможностями обязан бы вести себя иначе… Как? Блин, не знаю. Только смутное чувство, что если кому-то много дано, то многое и спросится.
Хотя мне как раз не дано, сам взял. А раз так, то насчет спроса не ко мне?… Или все-таки как бы обязан?…
Как тот, кто выиграет в лотерею чемодан с деньгами или найдет его на улице, все же должен делиться?
Нет, делиться не буду, я жадный, но сам весь чемодан с деньгами не съем, все равно кому-то буду помогать… Так, по мелочи, чтобы не перетрудиться.
Рундельштотт пару раз посмотрел внимательно, но мешать потоку моих хаотичных мыслей не стал. Впрочем, у меня самого к нему есть вопросы…
Я нашел здесь чемодан с пачками денег, хорошо, но могу найти и десять чемоданов. Именно здесь, в этом лире. И мои возможности станут еще…
Слева пахнуло холодом, я дернулся, резко повернулся в седле в ту сторону. Лесные великаны высятся:теной вдоль дороги, между ними густой кустарник…
- Фицрой, - сказал я, - береги голову.
Он вздрогнул, посмотрел на меня непонимающе.
- Ты чего?
- Береги голову, - повторил я.
Кусты распахнулись, выметнулись яростно крича- цие всадники на легких конях и с поднятыми над головой мечами.
Фицрой крикнул:
- Мастера к дереву!
Рундельштотт понял моментально, шустро покинул седло и, подбежав к могучему дубу, прижался к нему и даже присел у подножия, собираясь в комок.
Мы поставили коней справа и слева, закрывая его собой. Я не стал кричать насчет головы, Фицрой уже юнял, сам бешено поворачиваюсь в седле, отстреливаясь сразу из двух пистолетов, Фицрой орал нечто дикое и размахивал мечом с такой скоростью, что вокруг него блистало нечто вроде четырех стальных крыльев исполинской стрекозы.
Всадники, теряя людей на скаку, что вносит неразбериху и сумятицу, наконец домчались до нас, я стрелял в обе стороны, помогая Фицрою, он уже вертится как намыленный уж, рубит во все стороны, а я стреляю с такой скоростью, с какой никогда еще даже и не пытался.
Рундельштотт вжался в дерево и старается стать незримым, но что-то получается плохо. На мой взгляд, совсем никак. К нему стараются прорваться со всех сторон, мы с Фицроем выдерживаем, я стараюсь двигаться как можно быстрее, стреляю и стреляю, пользуясь тем, что они сами загораживают другим дорогу, а когда падают, то через их тела нужно еще переступить, а я за это время успеваю выстрелить несколько раз.
Кони с опустевшими седлами с диким ржанием вырываются из сечи и несутся прочь, сраженных мечом Фицроя и моими выстрелами уже столько, что образовался широкий вал, земли не видно, но нападающих все меньше, Фицрой весь страшно залит кровью с головы до ног, но показал зубы и прокричал люто:
- И это все?… Давайте еще отряд!
Глава 12
С другой стороны дороги раздался треск, кусты распахнулись, на полном скаку выметнулись всадники с оголенными мечами в руках.
- Нашел что орать! - сказал я обвиняюще. Фицрой прокричал красиво и мужественно, хотя,
как мне показалось, чуточку растерянно:
- Еще?… Все верно мы только разогрелись…
Впереди отряда несся с длинным блестящим клинком в руке всадник, показавшийся знакомым, а когда вылетел из густой тени деревьев в полосу света, я охнул:
- Гекара!
Отряд промчался мимо, там схватка вспыхнула еще злее, а Гекара придержала возле нас коня.
- Целы?
Фицрой крикнул с самым оскорбленным видом:
- Мы?… Ты на них посмотри!
Гекара пришпорила коня и пронеслась дальше. Из отряда нападавших кто-то пытался удрать, с той стороны слышатся удаляющиеся крики, ржание, звон металла.
Мы видели, как Гекара, проследив взглядом, как ее младшие командиры управляют отрядом, повернула коня обратно. Лицо ее раскраснелось от стремительной скачки, глаза блестят, а и без того высокая грудь бурно вздымается, заставляя нас с Фицроем опускать взгляд с ее лица на эти явные признаки женственности.
Она остановила коня на скаку возле Фицроя, крикнула в тревоге:
- Вы оба изрублены… Скорее лекаря!
Он слабо покачал головой.
- Это чужая кровь…
- Но на тебе порублены все доспехи, - крикнула она, - и даже одежда!
- Я как раз собирался купить поновее, - пояснил он. - Так что ладно, не жалко… Как там мастер Рундельштотт?
Она отмахнулась:
- С ним в порядке, вы уже защитили. Но вы уверены?… Ваш ученик лекаря тоже в крови!
- Чужая, - повторил я слова Фицроя. - А чужую не жалко, если она чужая.