— Дорогая Селеста, как я рад, что Рейнальдо добился, наконец, хоть небольшого успеха!
Помню также по его рассказам, сколько было у него забот из-за несчастной и единственной любви Рейнальдо.
— Это была Клео де Мерод, знаменитая дама полусвета, которая зачесывала волосы гладко на прямой пробор, чтобы скрыть свой единственный недостаток — некрасивые уши. Она оказалась для Рейнальдо роковой женщиной и держала его на побегушках, ничего не давая взамен, так что он впал в безысходное отчаяние. Быть может, из-за этого и пострадал его талант.
Во всяком случае, их дружба была слишком давней, они многое прощали друг другу и до самого конца хранили верность, хотя скорее уже как братья, а не как друзья.
Кроме этих старых знакомств, новых было не так уж много, совсем не такое количество, как об этом говорили впоследствии. Но я не хочу огорчать никого, кто претендует на близость к г-ну Прусту; это скорее смешно, и сам он, несомненно, посмеялся бы над некоторыми статьями, появившимися после его смерти.
Его встречи происходили, главным образом, за пределами квартиры, и все еще оставался обширный круг знакомств, поскольку многие искали общения с ним. Обычно съезжались на званые обеды к «Ларю» или в «Риц», или же сам он приглашал гостей в отдельный кабинет. Но поскольку у него все было связано с творчеством, многие из них лишь мимоходом забавляли его, не представляя собой сколько-нибудь серьезного интереса.
Однажды князь Антуан Бибеско, всегда знавший обо всем, отвез г-на Пруста на какой-то званый обед, чтобы познакомить его с Пикассо, о котором тогда уже начинали говорить. Это было не то в «Крийоне», не то в «Рице», но неважно. В два часа ночи все трое поехали в мастерскую смотреть картины. Возвратившись домой, г-н Пруст рассказал мне:
— Это испанский художник, который пытается делать кубизм. И он постарался описать, на что это похоже, а потом сказал:
— Признаюсь, я мало что в них понял. По всей видимости, картины Пикассо нисколько его не затронули, и он никогда больше не упоминал о них. Рассказывали еще, что г-н Пруст был на званом обеде, где присутствовал Джеймс Джойс, но он даже не вспомнил про него.
Он очень любил одного банкира, Анри Гана, за его ум и утонченную вежливость. Этот банкир принадлежал к тем редким людям, которые раз или два обедали у него на улице Гамелен. Они были очень близки, и эта близость проявилась и в трагической гибели г-на Гана: через два дня после похорон г-на Пруста он поехал на охоту и по несчастному случаю был убит зарядом дроби, оставшимся в его ружье. Выстрел поразил бедренную артерию, и остановить кровотечение так и не удалось.
Из новых близких знакомств того времени я знала писателя Поля Морана и его будущую жену княгиню Сузо.
Поль Моран сразу же очаровал г-на Пруста не только тонкими суждениями о его книгах, но и занимательными рассказами. Он был великим путешественником еще по своей службе при посольствах, где познакомился с князем Бибеско, а уже от него получил аккредитацию при г-не Прусте.
Когда он впервые побывал у нас на бульваре Османн, г-н Пруст спросил о моем впечатлении.
— Он чуть-чуть какой-то китайский, но вид у него неплохой. Я имею в виду лицо, в нем есть что-то китайское.
Г-н Пруст засмеялся:
— Пожалуй, вы правы, он изящен, как мандарин[11].
Поль Моран познакомился с княгиней Сузо через братьев Бибеско. Она была дочерью очень богатого румынского банкира и уже замужем, хотя ее мужа никто не видел. Жили они в красивом особняке на авеню Шарль-Флоке, неподалеку от Марсова Поля. Но когда началась война и трудности с жилищами, она переехала в «Риц», где снимала для себя апартаменты. Именно тогда Поль Моран и пришел вместе с ней к г-ну Прусту.
Это была очень умная и интересовавшаяся литературой и искусствами женщина, да еще с похвальным стремлением завоевать в Париже репутацию, привлекая к себе все, что тогда, в условиях войны, было самое лучшее.
Не знаю, то ли она сама захотела познакомиться с г-ном Прустом, то ли из-за рассказов о нем Поля Морана, который, впрочем, всегда говорил о ней как о великой его почитательнице. Г-н Пруст даже согласился принять ее и обедал вместе с ними.
Я прекрасно помню, что в тот вечер он велел вызвать для него парикмахера.
— Приготовьте все как можно скорее, Селеста. За мной должен заехать г-н Моран вместе с одной особой, и мы поедем обедать к «Ларю». Это румынская княгиня, он очень хочет познакомить меня с нею.
К десяти часам приехал Поль Моран с этой дамой. Я доложила г-ну Прусту.
— Пожалуйста, пусть входят.
— Он вместе с дамой.
— Это та, о которой я вам говорил, княгиня Сузо. Ну, и что она такое?
— Скорее малого роста, с прямой шеей, в небольшой шляпке на ленте. Одета в черное, как при трауре. Я бы не поручилась, что она не старше его... (Морану не было тогда еще и тридцати). С вашего позволения скажу еще, что она не поражает элегантностью, но, на мой взгляд, очаровательна, как маленькая японская ваза.
Ему всегда нравилась эта игра в портреты.
— Ну ладно, посмотрим!
Я пошла за Полем Мораном, и они поболтали пару минут, а княгиня ждала их у входа. Потом все трое уехали. Когда г-н Пруст вернулся, сразу было видно, что он доволен проведенным вечером.
И почти сразу после этого они стали очень часто встречаться с княгиней. Тогда у него была эпоха «Рица», он часто обедал в этом ресторане, который, несмотря на войну, закрывался очень поздно. Он даже заходил к княгине, для чего я заранее звонила по телефону спросить разрешения. Она была из тех, кто плохо различал голоса:
— Это вы, Марсель?
— Нет, княгиня, это Селеста.
Ей, как и некоторым другим, казалось, что я слишком хорошо одеваюсь. После какой-то незначительной операции г-н Пруст отправил меня к ней с большим букетом Цветов. При следующей встрече она сказала ему:
— Селеста просто невозможна. Мало того, что она говорит по телефону вашим голосом, у нее еще и слишком элегантные наряды. Вы не должны позволять ей этого.
Странное дело, — заметил мне г-н Пруст, — у меня все наоборот. По тому, кто мне открывает дверь, я уже чувствую, что это за дом, хотя одни мои знакомые нарядили прислугу в красивые эльзасские костюмы, но это уж слишком, тем более что локти у них протерлись до дыр. Эти люди при всем своем богатстве не понимают, что такое хороший тон.
— Но, — добавил он, — на княгиню не стоит обижаться за эти предрассудки, которые она унаследовала от своей еще почти феодальной родины.
Мне кажется, ему очень нравилось наблюдать за ней. Но и она со своей стороны делала все, чтобы очаровать г-на Пруста. Если он упоминал какое-нибудь имя в том смысле, что хотел бы познакомиться с этим человеком, она тут же говорила:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});