— Как ты верно заметила, это было вчера.
С минуту помолчав, Саманта осведомилась:
— Что-то случилось? Что могло за одну ночь испортить наши отношения?
Мэтт не ответил.
— Мэтт…
Поскольку тот продолжал хранить молчание, Саманта ледяным тоном произнесла:
— Я приехала сюда, чтобы сообщить тебе о дяде Шоне и Тоби. Я исполнила задуманное, так что могу теперь с чистой совестью возвращаться в город.
Саманта забралась на лошадь и, прежде чем пустить ее рысью, посмотрела на Мэтта. Через несколько минут, когда лошадь проскакала по тропе двести или триста ярдов, Саманта оглянулась и бросила взгляд на ранчо: Мэтт даже не пытался ее догнать. И она в очередной раз задалась вопросом, касавшимся ее и Мэтта: когда и по какой причине их отношения дали трещину?
Разговор прошел весьма неудачно, и Мэтт понимал это, но предыдущий день, после того как уехала Саманта, завершился для него не лучшим образом. Поговорив с Такером, он окончательно утвердился в мысли, что за деяния брата ему скорее всего придется лично объясняться с властями, а возможно, и ответить за укрывательство. Именно тогда он понял, что Саманту необходимо держать на расстоянии вытянутой руки, чтобы не впутать в эту историю еще и ее.
Это решение далось Мэтту нелегко. Но Саманта пока не стала агентом Пинкертона и не имела жетона агентства, способного защитить ее от различных неприятностей, могущих возникнуть в связи с этим делом. Такер раскаивался, что вовлек ее в это дело, но это уже ничего не меняло. Положение и так было напряженным, а с неожиданным появлением Шона Макгилла и Тоби Ларсена усложнилось. Короче говоря, Мэтт не мог рисковать.
Некоторое время Мэтт созерцал пустую тропу, по которой Саманта ускакала в город. Он исполнил то, что намеревался: заставил ее резко изменить к нему отношение. Ведь от любви до ненависти — один шаг. Осознав это, Мэтт почувствовал себя несчастным.
Мэтт все еще находился во дворе, когда услышал стук копыт. Он очень удивился, увидев, что к ранчо подъезжают Дженни и Такер, но не сказал ни слова, когда они въехали во двор и Такер помог Дженни слезть с лошади. Дженни что-то прошептала Такеру на ухо и вложила ладошку в его руку.
Первой заговорила Дженни:
— Хочу сообщить, что Такер поставил меня в известность о своем намерении сдаться властям. Честно говоря, не представляю, каковы будут последствия того, что он собирается сделать. — Дженни густо покраснела и повернулась к Такеру. — Но как бы то ни было, с этого дня мы вместе и питаем друг к другу нежные чувства.
Заметив, как помрачнел Мэтт, Дженни скороговоркой продолжила:
— Знаю, что ты — в силу множества причин — не ожидал услышать от меня такие слова. Извини, Мэтт. Возможно, тебе показалось, что мы пришли к вышеупомянутым выводам слишком поспешно, но это не так. У меня такое чувство, что я знала Такера всю свою жизнь. Встретив его, я познала внутреннюю суть человека, мужчины. И тогда все мои мысли о счастье и мечты об идеальной любви стали явью. Более того, реальность превзошла воображение. Такер говорит, что испытывает то же самое, и я верю ему. С ним, Мэтт, у меня появилось ощущение, что мы созданы друг для друга и ждали определенного судьбой срока, чтобы соединиться.
Сделав паузу в ожидании реакции Мэтта, каковой, впрочем, не последовало, Дженни снова заговорила:
— Я хотела уехать с Такером, чтобы избежать преследования властей, по эгоистическим причинам: я люблю его и не хочу, чтобы нас разлучили на срок, который должен определить закон. Но Такер с этим не согласился. Он сказал, что при таком раскладе я стану частью его прошлого, а он этого не хочет. Он сказал, что хочет рассчитаться с законом раз и навсегда, чтобы в дальнейшем нам не пришлось ничего скрывать.
Поскольку Мэтт продолжал хранить молчание, Дженни с надеждой в голосе произнесла:
— Полагаю, ты понимаешь, что к чему, Мэтт. Такер хочет, чтобы прошлое не тянулось бесконечно за ним, мешая ему двигаться вперед. Он хочет, чтобы мы без страха смотрели в будущее.
Мэтт отреагировал на все это следующим образом — бросил взгляд на брата и осведомился:
— Полагаешь, это справедливо — просить Дженни ждать столько, сколько определит для тебя закон?
— Нет, но…
Перебив Такера, Дженни произнесла:
— Справедливо. По крайней мере с моей точки зрения, Мэтт. Я люблю Такера. И готова ждать его сколько угодно, ибо без него для меня нет будущего. Но тебя я тоже люблю и хочу, чтобы ты пожелал нам добра и удачи.
— Дженни…
— Прошу тебя, Мэтт.
Мэтт глубоко вздохнул. Он видел, как пальцы Такера сжимали руку Дженни. Это была демонстрация нежности, но со значением. Такер тем самым как бы обещал любить, поддерживать и защищать ее.
Обдумав все это, Мэтт сказал:
— Если вам требуется мое благословение, то считайте, что оно у вас в кармане. Надеюсь, вы не сомневаетесь, что я желаю вам счастья? Благословение, однако, сопряжено с одним условием.
— Каким условием? — спросил Такер.
— Я хочу, чтобы ты выждал некоторое время, прежде чем идти сдаваться. — Бросив взгляд в сторону тропы, по которой полчаса назад ускакала от него Саманта, Мэтт, поколебавшись, произнес: — Прежде я хочу уладить кое-какие дела.
— Со своим Пинкертоном?
— С Пинкертоном? — встревожилась Дженни. — О каком Пинкертоне ты говоришь, Такер?
— Я, Дженни, никогда не сделаю ничего, что могло бы причинить вред тебе или брату, — заявил Мэтт. Потом, одарив Дженни ободряющим взглядом, добавил: — Когда уеду, Такер расскажет тебе все, что знает об этом.
— Все, что знаю? Немного, надо признать.
Мэтт не отреагировал на комментарий Такера.
Такер сказал:
— Хорошо, Мэтт. Я подожду. — Затем, повернувшись к Дженни, сменил тему: — Нам с тобой, между прочим, предстоит еще объясняться с твоим папашей.
Мэтт смотрел вслед Дженни и Такеру, которые, вскочив на коней, двинулись в обратный путь в сторону ранчо «Серкл-О».
Глава 11
— Что это за типы?
В ожидании ответа Хелен посмотрела на Джима, после чего снова перевела взгляд на двух ковбоев, заехавших в «Трейлз-Энд» получасом раньше. Девушке не понравилось, как они выглядели. Оба были в пыли и грязи. Видимо, им не приходило в голову, что после дальней дороги следует помыться, привести себя в порядок и лишь после этого идти в приличное заведение. Из-под пыльных, декорированных пятнами пота широкополых шляп на лица чужаков свешивались сальные пряди волос неопределенного цвета. Пристегнутые к сапогам колесцовые шпоры, равно как и сами сапоги, покрывали засохшая грязь и навоз. Нечего и говорить, что их мешковатого покроя штаны из грубой материи также не отличались чистотой. Лишь висевшие на поясе револьверы, лоснившиеся от оружейного масла, представлялись единственными аксессуарами их гардероба, которым они уделяли должное внимание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});