Не найдя себе другого занятия, я стала накрывать на стол, перемывала рюмки, тарелки. Глеб принес из машины купленные по моей просьбе бутылки сухого белого вина. Ничего крепче мама пить, конечно, не станет.
Она скоро вернулась. Усталая, немного грустная, тихо поздоровалась с нами.
Глеб подарил ей букет, поздравил с именинницей.
— С именинницей, — сначала вполголоса повторила она. Потом воскликнула: — С именинницей!
Непонятно кому было адресовано это восклицание. Мы стояли в прихожей, чувствуя неуют и напряжение. Потом сели за стол. Напряжение нарастало.
— Давайте выпьем… за Наталью, — предложил Глеб.
Я машинально подняла фужер, в уме выстраивая схему действий. Коаксил хранится у меня в комнате. Схожу за виноградом, принесу таблетки. Уговорю принять, умолю, ради меня, Лешки, дня рождения, ради всего святого, ради жизни на земле…
— Как элегантно ты сервировала стол, — обычным теплым, приветливым тоном обратилась ко мне мама. — Стоит за тебя выпить.
— А как вкусно ты все приготовила! — обрадовалась я. — Правда, Глеб?
— Очень вкусно. Особенно вот этот салат.
— Тут красная икра, креветки… — всего в салате оказалось двенадцать компонентов. — Я его сама придумала.
— Думаю, ты не скоро еще достигнешь такой виртуозности, — заметил Глеб мне.
— А что мне еще делать в Новотрубинске? Буду виртуозности добиваться — сочинять салаты.
— Ты только меня ими не отрави.
— В Новотрубинске? — переспросила мама тихо. — В Новотрубинске!
Я встала и пошла за коаксилом. Так разволновалась, что совершенно забыла про виноград.
Когда я вернулась, сжимая в руках таблетки, мама как ни в чем не бывало рассказывала Глебу:
— Я бы очень хотела еще хоть раз в жизни взглянуть на океан! Когда-то мы с мужем гостили в Штатах, его коллега пригласил, тоже профессор университета… Меня поразила Атлантика! Океан и море — абсолютно разные вещи! Ведь разные же, Глеб? Вы согласны?
— Да, океан — это мощь. А Наталья всем морям и океанам предпочитает реки… Реки средней полосы России.
— Наталья… Наталья!
— Мама, выпей вот это, — быстро заговорила я. — Выпей коаксил, это надо, Игорь Львович сказал…
Грохнув стулом, мама поднялась из-за стола.
— Игорь Львович? — Она рассмеялась, коротко и резко. — И ты ему веришь?!
— Конечно. Он нам столько раз помогал, это хорошее лекарство, прими… Мы сейчас попьем чаю… Так вкусно пахнет пирог…
— Игорь Львович ждет не дождется нашей смерти!
— Чьей — нашей?
— Твоей, моей, Алешиной!
— Господи, мама… Ну откуда ты взяла? Кто тебе сказал?
— Леонарда! — ответила мама твердо. — Мне это сказала Леонарда. Я только что была у нее на приеме.
— Выпей лекарство. Леонарда — коммерческая аферистка. Я все про нее знаю. Лизин муж был первым браком женат на ней… — Я все тараторила и тараторила, совершенно забыв, что говорить надо мало, медленно и властно. А я только оправдывалась и умоляла.
— Лиза сама аферистка! Бросила Алешу, выкинула его из дома.
— Что ты, мама? Ты что? Она ему квартиру купила…
— Она ничего не покупала. Была в сговоре с бандитами. По ее милости Алеша остался бездомным, и если бы не я… Но теперь я не могу ему помочь… его хотят убить, его поджидает опасность! А тебе…
— А что мне?
— Ты связалась с нечистым!
— Что?! — Я услышала, как Глеб вышел из комнаты.
— У тебя был богоданный, предназначенный тебе судьбой человек. Ты сама растоптала свою судьбу, выбрала нечистого, прокаженного, проклятого в астрале!
Мама тяжело опустилась на стул, уткнулась лицом в тарелку с недоеденным салатом и страшно завыла.
— Зачем ты это говоришь?! Перестань! Прими коаксил.
— Ничего я принимать не буду! Ты хочешь заглушить во мне голос совести!
— Мамочка, я тебя умоляю, послушай!
Задыхаясь от жалости, я шагнула к маме, но она тут же отреагировала:
— Отойди! Ты стала такая же прокаженная, после того как связалась с ним…
Не помню, как Глеб очутился рядом со мной. Обеими руками он держал меня за плечи, повторяя:
— Наталья, пошли.
— Пошли! Пошли вон отсюда, прокаженные! Опершись коленями на стул, мама ритмично раскачивалась и время от времени выкрикивала:
— Прокаженные! Нечистые!
— У тебя губы посинели, — прошептал Глеб. — Если мы сейчас не уйдем…
Взяв его под руку, я вышла из маминой квартиры.
Глава 11
Я не знала, что можно вообще не думать. Ехать в машине, подниматься в лифте, мыть руки, ходить по комнате и не иметь при этом никаких мыслей.
Первое, о чем я, наконец, подумала, — надо присесть. Ноги болят — целый день на шпильках!.. Вот здесь присяду — в кресле, у балкона.
Кресло Лешкино. Неужели он подарит нам эту роскошную мебель? Она же стоит целое состояние!
Не подарит. Да и с какой стати? Он ее на Ленинский перевезет и поставит в своей части квартиры. На своих сорока метрах. А если будет тесно, то и на моих. Так и надо. Лешка молодец! Зачем я к нему приставала?! У него трезвый — нормальный — взгляд на вещи, он не берет на себя лишнего… Когда еще сказал: лечить психические болезни — дохлый номер. Сегодня и я убедилась — дохлый. Хватит, хватит с меня этих ужасов!
Надо позвонить Лешке и сообщить: у матери очередной приступ, приезжай и улаживай ее судьбу. Я больше не могу! Не могу я больше… И еще я выхожу замуж. Правда, он уже все это слышал, тому назад четыре месяца. Ответил: «Ну выходи».
Я объясню — надо найти радикальное средство борьбы с маминой болезнью. Лешка что-то узнавал в свое время: инвалидность, опекунство, социальное обслуживание. Хорошо бы оформить все это сейчас… и как можно скорее, потому что я жить хочу! Хочу иметь семью, растить сына. Я никому не позволю называть моего мужа проклятым и прокаженным! Даже если это сделала в состоянии аффекта моя собственная мать, я все равно никогда не прощу ей этих слов!
Я так хочу любви и нормальной жизни! Я так долго ждала!..
В комнату вошел Глеб с бутылкой сухого вина в руках.
— Сейчас это не самое эффективное средство, но другого нет. Выпей, чтоб успокоиться.
— Я не хочу пить… Ты просто посиди со мной.
Это было лучшим успокоением — прижаться головой к его плечу, спрятаться у него на груди, почувствовать его губы, руки, тело. Как небесное откровение явилась мысль: счастье — это когда замираешь от любви, а не от гнева, брезгливости или ужаса! Я замирала от любви. Любовь жила в моей душе, теле и простиралась далеко, до самого горизонта. Любовь стала моим настоящим и моим будущим. А прошлого у меня просто не было. Потому что я пришла в этот мир для любви, а все, что с ней не связано, не имеет ко мне отношения… Глеб, должно быть, почувствовал это и даже во сне не разжимал рук.