с Лидой. — Как всегда энергична и привлекательна. Как жизнь?
— Отлично, — широко улыбается она. — Народу сегодня смотри сколько. Всем зарплату резко выдали что ли?
— Фишками?
— Ага, — смеётся она.
— Выдай нам тоже фишек, — прошу я. — Рубликов на двести.
— Зачем? — удивляется Наташка. — Ты же не играешь.
— А я и не буду. Хочу, чтобы ты поиграла.
— Я? — удивляется она. — Я не умею.
— Тебя Лида научит. Ставь на чёрное или…
— Белое? — со смехом спрашивает Наташка.
— Это вряд ли. На красное. Иди, выиграй нам деньжат, а я пока поговорю со своими уголовничками. А потом домой поедем. Лида приносит фишки и ведёт Наташку к столу с рулеткой. Та оглядывается на меня по дороге, и я показываю ей большой палец. Жги, детка. Хочу, чтоб она повеселилась, пока я тут буду вести скучные разговоры.
Ферик меня уже заметил и стоит, дожидаясь, когда же я подойду. Мы обнимаемся. Я рассказываю ему про Сеню Кабарду. Он про такого естественно никогда не слышал и вообще очень скептически относится к идее куда-нибудь его пристроить. Тем более, история мутная.
— Привёз послание от Иглы, а теперь хочет внедриться? Надо его подальше держать, и на пушечный выстрел не подпускать.
Может, он и прав, конечно, просто что-то такое в этом парняге меня зацепило… не знаю, не могу сказать пока…
— Чего хочет Женя Старый? — спрашиваю я. — Что такого, чего он не мог бы обсудить с вами? Зачем ему я?
— Не знаю, — пожимает плечами Ферик.
— Надеюсь, он не за Лимончика спрашивать приехал? Не говорил он вам, Фархад Шарафович?
— Сам у него спроси. Правда, не знаю. Не буду же я его допрашивать. Вон он сидит, видишь, на нас смотрит…
Я поворачиваюсь туда, куда показывает Ферик. Старичок-лесовичок внимательно смотрит в нашу сторону. Поймав его взгляд, я киваю.
— Ну, ладно, пойду пообщаюсь.
— Давай, — кивает Ферик.
Я подхожу к столику и присаживаюсь.
— Привет, — подмигиваю я, — господин хороший. Рад видеть в столице.
— Здорово, коли не шутишь, — усмехается он и протягивает руку.
— Начало неплохое, — улыбаюсь я. — У тебя всё есть? Может, ещё выпить чего или закусочку?
Я подзываю бармена.
— Да нормально всё, не надо ничего, — машет головой Женя Старый.
— Принеси, пожалуйста, графинчик финской и икорочку, — командую я бармену. — Всё, что этот господин закажет — за мой счёт.
Бармен, кивнув, исчезает.
— Будь моим гостем, — говорю я. — Здесь тебя всегда ждут с распростёртыми объятиями.
— А если я сейчас тебе херню какую скажу? — хитро улыбается вор.
— Не волнуйся, говори, что хочешь, у нас тут свобода слова, это тоже бесплатно. Если и включат в счёт, платить всё равно мне.
Он лукаво смеётся. Дедушка, блин, Ленин.
Бармен приносит заказ и стакан воды для меня.
— Извини, я спортсмен, ты же знаешь, — отвечаю я на удивлённый взгляд своего гостя. — Пью только жидкости, не содержащие спирта.
Выпиваем. Каждый своё.
— Хорошая, — крякает он и закидывает ложку икры в рот. — А-а-а… Красиво живёшь, Бро.
— Что меня отличает от многих? — хмыкаю я. — То, что я всем предлагаю жить красиво.
— Да? — продолжает улыбаться он, а глаза становятся серьёзными. — А мне вот кажется, наоборот. Чем всем хуже, тем тебе лучше.
— Во как, — качаю я головой. — С чего вдруг такие мысли революционные?
— Да, какие уж тут мысли. Не мысли, а наблюдения. Как только твой Цвет появился, сразу началось. Пацанов выдавливает, притягивает своих. Наших коммерсантов доит, всех налогами обкладывает.
— Налоги вещь полезная, — пожимаю я плечами.
— Катраны, опять же, под себя подгрёб
— Катраны не ваши, а Джемала, во-первых, а, во-вторых, что ты от меня-то хочешь?
— Чтобы ты урезонил его, — отвечает Старый, опрокинув ещё рюмочку.
— Я ему не начальник, — пожимаю я плечами. — Это раз. Работай с ним и будет тебе счастье. Это два. Насколько я понимаю, он всем предлагает работать вместе. Что, гордость не позволяет?
— А причём здесь⁈ — показывает зубы лесовичок. — Бабок-то больше не становится, откуда ж тогда счастью взяться? Я бы может с вами и начал мутить, если бы заработки в гору шли.
— Пойдут, не переживай. Москва не за один год отстроилась, правда? Сейчас сезон начнётся, и ты Геленджик вообще не узнаешь. Я так скажу, сотрудничай с Цветом и мир для тебя засияет новыми красками. Или держись за вчерашний день, тусуйся с Иглой, Лазарем и остальными тенями прошлого и будь готов уйти со сцены в ближайшее время. Говорю по чесноку, прямо и открыто. Как бы ничего личного, но, с другой стороны, сразу заметил, что ты человек нормальный, умный и прагматичный.
— Эк завернул, — скалится лесовичок. — Только я так отвечу. Я лично войну не хочу. В натуре, не хочу. От войны ущерб только, но воры под Цвета не лягут. Так что, если он на уступки не пойдёт будет война. И тогда воевать всем придётся, и тебе, и мне. И ляжем мы с тобой точно по разные стороны межи, потому что Цвет станет вне закона, и с ним на одной стороне будет в падлу оказаться. Так что думай. Если воры в бутылку полезут, пользы для всех кропалёк будет. Хер да маненько. Сечёшь? Сочи место хорошее, хлебное, а станет как выжженая пустыня. Малая земля, в натуре.
— А Игла решительно настроен? Он мне тут привет прислал. Знаешь такого Сеню Кабарду?
— Слышал что-то, да лично не знаком. Игла от злобы душится. Ты ничего ему не отвечай лучше, а то он и так едва держится, того и гляди, крыша потечёт. Ему мысль покоя не даёт, что Цвет деда Назара завалил. Он же с ним вась-вась был, планы строил, а тут облом нарисовался.
— А ты ему не сказал, что в Москву едешь? — прищуриваюсь я.
— А я ему не докладываюсь, — пожимает Старый плечами. — Он мне кто, отец что ли? Ладно… благодарю за хлеб-соль, да только идти надо.
Он поднимается, подходит к Ферику, прощается и отчаливает.
— Чего хотел? — спрашивает Фархад Шарафович, когда лесовичок уходит. — Пошли туда, в уголок.