Читать интересную книгу "Запретная связь - Геннадий Геннадьевич Сорокин"

с Осиповой, сказал:

— Сейчас только от тебя зависит, останешься ты на свободе или поедешь в тюрьму. Если ты откровенно ответишь на все наши вопросы, то я не буду настаивать на твоем аресте.

На кухне раздался хлопок — Арнольд выдернул зубами пробку из бутылки.

— Поехали, — сказала Осипова. — У него теперь есть развлечение на вечер.

Мустафин забрал трико со стула, обулся, с сожалением посмотрел на кухню, на человека, который забыл обо всем на свете, кроме стакана с вином, и первым вышел за дверь.

32

По дороге в райотдел Мустафин спросил Осипову:

— К вам никто не приходит, тимуровцы какие-нибудь или комсомольцы с завода? Арнольд же не в пьяной драке инвалидность получил, а аварию устранял.

— Какие тимуровцы? Ты о чем? Ты сам-то в тимуровском движении участвовал, старушкам за хлебом бегал? Если в нашем детстве тимуровцев уже не было, то сейчас их нет и подавно. С Арнольдом так было: когда он лежал в больнице, к нему приезжали с завода. Даже директор был, почетную грамоту от руководства предприятия вручил. После того как мужа выписали из больницы, к нам домой несколько раз приезжали мужики из его цеха, но чувствовалось, что им эти визиты не по нутру. Они-то из цеха убежали и здоровыми остались, а он в лужу с ядовитой жидкостью полез и себя погубил. Через полгода визиты прекратились, но поздравительные открытки на День химика еще какое-то время продолжали приходить, а потом и их не стало. Память человеческая коротка! Сегодня ты — герой, а завтра о тебе уже никто не вспомнит. Сгорел на работе так сгорел! Мало таких случаев, что ли?

Остаток пути они провели в молчании, размышляя каждый о своем. В РОВД Мустафин провел Осипову в свой кабинет, вызвал Агафонова.

— Мы один на один можем поговорить? — спросила Осипова.

— Уже нет! — ответил Мустафин. — Детские воспоминания закончились, началась взрослая жизнь. Я предлагаю рассказать все о таблетках, зародышах и о том, как вы моего сотрудника угробили. Я понимаю, что вы не хотели его убивать, что его смерть — это стечение обстоятельств, но все же! Алексеев погиб, его дети остались сиротами. Кто-то должен нести за это ответственность.

— Пусть он выйдет, — сказала Осипова. — Я не могу при постороннем человеке каяться.

— Я буду в приемной. — Агафонов поднялся с места и вышел за дверь.

Мустафин и Осипова разговаривали до глубокой ночи. Выслушав исповедь знакомой детства, начальник милиции отправил ее до утра в кабинет к инспекторам уголовного розыска, а сам вызвал Агафонова.

— Слушай, что она рассказала, — начал Мустафин. — Если отбросить всю муть о том, в какое безвыходное положение попадают девушки с нежелательной беременностью, то Осипова стала заниматься таблетками два года назад. Сразу тебе объясню: мне эти зародыши на фиг не нужны! Это Абрамова они за живое задевают, а мне как-то безразлично, кто и каким методом от залета освобождается. Медикаментозный выкидыш — это не преступление, и я не собираюсь, во всяком случае сейчас, устраивать расследование по этому поводу.

— Она же не даром таблетки распространяла, — возразил Агафонов. — Ее действия можно квалифицировать как незаконное предпринимательство или что-то в этом роде. Если мы закроем на это глаза, то нас могут обвинить в сокрытии преступлений от учета, а это — должностное преступление.

— Давай оставим зародышей на потом! Они от нас никуда не денутся. Если следователи усмотрят в действиях Осиповой состав преступления, то она понесет за него заслуженное наказание. Я ее выгораживать не собираюсь. Но сейчас, именно сейчас, нам не над зародышами голову ломать надо, а о раскрытии убийства Алексеева подумать.

— Я весь внимание, — согласился Агафонов.

— Вот что Осипова рассказала, — вернулся к началу разговора Мустафин. — Одна из девушек общежития попала с осложнением в больницу после того, как ею был спровоцирован выкидыш. В какую больницу, Осипова называть не стала, но понятно, что речь идет об областной больнице, где в гинекологическом отделении работает Абызова. Про Абызову она, кстати, ни слова не сказала и заверила, что не скажет, от кого получала препараты, даже если мы ее за отказ сотрудничать со следствием арестуем и отправим в тюрьму. После выписки девушка, которая лечилась у Абызовой, решила уволиться с завода и во время подписания обходного листа разговорилась с Осиповой. Она сказала, что ее лечащий врач вскользь обмолвилась, что избавиться от плода можно медикаментозным способом, а не вытравливать его варварскими методами с опасностью для жизни. Судя по всему, эта же девушка познакомила Осипову с Абызовой. Они быстро нашли общий язык и поставили производство выкидышей на поток. Система работала так: Осипова была ее центром, идейным вдохновителем и единственным связующим звеном между участниками группировки. У них действительно была организованная группа с четким распределением ролей и заранее оговоренным вознаграждением. Осипова, узнав о желании какой-нибудь из девушек избавиться от беременности, сразу же посылала к ней Свиридову. Свиридова ненавязчиво интересовалась, не желает ли клиентка избавиться от проблем способом испытанным и безопасным. Осипова рассказала только про Свиридову, но я так понял, что одной соучастницей дело не ограничивалось. У Осиповой на подхвате еще кто-то был. Сама она с девушками о беременности не говорила и таблетки никогда не давала, действовала только через посредников. Если девушка соглашалась на медикаментозный выкидыш, то Осипова сообщала об этом Абызовой, получала у нее таблетки и передавала Свиридовой. Гарантированная разовая доза стоила сто двадцать рублей.

— Так дорого? — удивился Агафонов.

— За меньшие деньги им смысла не было рисковать. Прибыль они распределяли так: шестьдесят рублей Абызовой, сорок — Осиповой, двадцать рублей — Свиридовой.

— Обратный вариант: стоило ли Свиридовой за двадцатку рисковать?

— Свиридова вела антиобщественный образ жизни: частенько выпивала, день и ночь блудила с мужиками. Выгнать ее из общежития ничего не стоило, а тут такой покровитель в лице Осиповой появился! От любого скандала отмажет, если будешь ей преданно служить. Двадцатка для Осиповой — это не заработок, а поощрение за оказанную услугу. Короче, система работала, и всех все устраивало. Заметь: в Девичьем домике многие знали, что Свиридова может достать таблетки, но до нас даже слухи об этом не доходили. Знаешь почему? Потому что зародышами в роще никто не интересовался: ни мы, ни прокуроры. Алексеев был первым, кто решил серьезно заняться этой темой. Ему довольно быстро удалось разузнать тайну Девичьего домика, но он решил использовать полученные сведения не для пресечения незаконной деятельности, а в личных целях. Что им двигало? Наверное, все вместе: и корысть, и похоть, и мелочное желание властвовать над девушками.