важен своими плотскими, телесными качествами. Бывалый — это Портос в советских реалиях, да вся «тройка» — авантюристы не романтических, какими они представлены у Дюма, а вполне прозаических времен, когда бились не за баронский титул и зáмки, а за машинку-«жучок» и стеганые бурки.
Бывалый — жлоб. Идеальный в своем роде, недаром он даже внешне круглый, лысый, обтекаемый. Гайдай метко использовал фактуру Моргунова, как, кстати, использовал фактуры Никулина и Вицина. Но не в одних комплекциях дело: если говорить про Бывалого, есть толстяки вялые, а он толстяк энергичный, упругий. Этакий шар, наполненный витальной силой, как всякий вдохновенный обыватель. Бывалый пучит глаза, напирает, из движений и тела и души преобладают направленные к себе. Все полезно, что в рот полезло, да не отсохнет рука берущего — и далее в таком же роде. По поводу собственной персоны не испытывает ни малейшего сомнения: я хорош потому, что это я.
Из трех гайдаевских персонажей один Бывалый не вызывает симпатии, она ему и не нужна, если не материализуется во что-то приносящее выгоду. Трус чувствителен, хотя и показан трагикомически, гротескно, Балбес придурковат, а Бывалый — просто-напросто прущая вперед слепая стихия. И если Трус вызывает прежде всего сострадание, Балбес — только смех, то Бывалый — отторжение. Зритель внутренне не принимает этой самодовольной пустоты.
Моргунов сыграл даже не типаж, не маску, а функцию, показав тупого обывателя, жирное мещанство, уничтожающее в радиусе своего действия живое начало. Справился со своей задачей, но ему, как актеру, негде было разгуляться.
Наталья Моргунова:
«Вне съемочной площадки Женя был живой, подвижный и обаятельный. А почему на экране у него обычно одна и та же маска? Как будто просто надели нужный костюм — и вперед? По-моему, перед камерой он не мог проявить себя в полную силу — немного зажимался. Но, главное, режиссерам требовался такой персонаж — пустоватый, напористый, энергичный».
Единственный из встретившихся на пути Моргунова мастеров, у кого означенный персонаж находился ровно на своем месте, был Гайдай. Его, видимо, совершенно не волновало, зажимается Моргунов перед камерой или нет, поскольку Гайдай был одним из немногих в послевоенном советском кино, в комедии вообще единственным, формалистом — в хорошем, тончайшем смысле слова. Сам хорошо рисуя, любя графику и особенно карикатуру с ее заостренной выразительностью, Леонид Иович ценил форму, которая в его кино не выражает содержание, но существует с ним нераздельно, а то и диктует ему свои условия. Как применить моргуновскую «форму», Гайдай знал прекрасно, и если бы не он, Моргунов так и остался бы исполнителем случайных эпизодических ролей.
Но с Леонидом Иовичем у Евгения Александровича вышла ссора, нелепая, хотя и предопределенная характером Моргунова. Актриса Наталья Варлей в своей книге вспоминает, что дело было в Крыму, во время просмотра в городском кинотеатре первоначального, рабочего варианта картины. Гайдай попросил, чтобы присутствовали только члены съемочной группы, и в этот момент в зал вошел Моргунов с какой-то дамой, оба выглядели подвыпившими. Гайдай повторил, что посторонние должны покинуть помещение, потом еще раз, наконец обратился непосредственно к спутнице Моргунова. На что тот заявил: «Это моя невеста!» (Он уже был женат, поэтому шутка прозвучала, скорее всего, как виртуозный стеб.) После обмена несколькими репликами в стиле «выйди — не выйду» Моргунов вдруг словно взмахнул шашкой: да кем бы ты был без нас?! «Вон!» — выкрикнул Гайдай, и пара, «демонстративно хлопая крышками стульев», удалилась. Актера по требованию Гайдая освободили от съемок и на оставшиеся сцены взяли дублера, кроме одной, финальной — в зале суда, но общались они уже через посредников.
Обидно и досадно, потому что Моргунов просто, как сказали бы сегодня, потроллил режиссера, особенно словами про невесту. Или переборщил, хотя на то и рассчитано было, чтобы «хватить лишку», или Леонид Иович был весь в своих думах и заботах, а тут — как озорной пацан вломился… Вероятно, мог бы сделать замечание помягче, все-таки в зале присутствовали и другие посторонние. Но и с Моргуновым желание доводить шутку до гротеска сыграло, извините за тавтологию, злую шутку. Была, наверное, и еще одна причина его «взбрыка», болезненная и скрытая ото всех глаз: человеку трудно принять то, что он зависим от чьей-то, пусть самой доброй, воли, — а помимо этой воли ему и деться некуда.
Не общались они еще четверть века, хотя Моргунов, как говорит Наталья Николаевна, «всегда ценил Леонида Иовича и не потерял к нему доброе расположение». Из гайдаевского кинематографа выпал, однако сохранил на время маску: в фильмах других режиссеров еще несколько раз сыграл, в сущности, своего Бывалого, но получились «отголоски», получились, несмотря на мощную фактуру персонажа, бледные тени. Хотя главный персонаж в жизни Моргунова еще много лет кормил его, когда актер участвовал в концертах, разъезжая по всей стране.
«Туфли для Раневской»
Наталья Моргунова:
«Однажды, когда Жени уже не было, я сидела в ресторане, и вошли „Лицедеи“ с Вячеславом Полуниным. Каждый из них, идя к столику, разыгрывал мини-спектакль, и я подумала: муж прекрасно смотрелся бы в этой знаменитой компании — что на сцене, что в жизни».
Время Моргунова настало в начале нового тысячелетия — в наступившую эпоху «камеди-клабов» и прочих юмористических скетч-шоу. Дар Моргунова шутить, импровизировать и не бояться «обидеть шуткой» был бы востребован сегодня. В современном отечественном юморе сильно раздвинулись рамки дозволенного, недаром строки Карамзина: «…От сердца чистого смеется (Смеяться, право, не грешно!) Над всем, что кажется смешно…» превратились в парадокс Игоря Губермана: «Смеяться вовсе не грешно над тем, что вовсе не смешно». И правда: «обидные шутки» — своего рода оксюморон. Если они шутки, то разве могут быть обидными?
Умение Моргунова завести народ, что-то замутить, сочинить праздник, почти не пригодившись в кино, за исключением единственного его опыта режиссуры — картины «Когда казаки плачут», — воплощалось в жизни. Впрочем, Наталья Николаевна вспоминает, что муж вполне был доволен своей творческой судьбой. Он не выказывал неудовольствия, хотя бы потому, что, будучи человеком объемным, умел между тем довольствоваться малым. Понимая, однако, что Бывалый — это немало. Но жажда творчества никуда не исчезала — это не тот поток, который можно перекрыть. Ведь и с будущей женой он познакомился играючи.
Наталья Моргунова:
«Я решила позвонить на кафедру института, в котором училась, чтобы договориться о пересдаче экзамена, и нечаянно набрала не тот номер. Трубку взял мужчина, я ему все объяснила, он выслушал и сказал, когда приходить на пересдачу. Попросил мой номер телефона.