вокруг, кроме самого дорогого для нее человека…
Путаясь в бинтах, не имея сил поднять Орлова, она все-таки как-то сумела перевязать его. Потом подсунула под него руку и, плача, почти ничего не видя перед собой, попыталась сдвинуть его с места. Неожиданно и легко его тело подчинилось Лизиным усилиям, и она потащила Игоря Венедиктовича из окопа в лес.
— Как там? Как? — стонал Орлов.
Лиза утешала его как могла и продолжала тащить. Они были уже за первым завалом, когда он вдруг попросил:
— Дай отдохну! Очень устал! Не сердись…
Лиза положила его голову на еловую ветку.
— Пить, — попросил Орлов.
— У меня нет воды, — Лиза была в отчаянии. — Потерпи. Сейчас пойдем дальше.
Она и не заметила, как перешла с Орловым на «ты».
Вновь потащила Игоря Венедиктовича в глубь леса, не замечая, как за их спиной стали затихать выстрелы и разрывы.
Орлов начал хрипеть. Изо рта появилась кровавая пена..
— Только не умирай! Прошу тебя! Не умирай! — захлебываясь от рыданий, повторяла Лиза.
Она совершенно выбилась из сил.
И вдруг Игорь Венедиктович затих. Широко открытыми глазами через стволы деревьев он, казалось, внимательно что-то разглядывал в небе.
Растрепанная, со сползшим на плечи платком, припав к плечу Орлова, она продолжала твердить: «Только не умирай! Прошу тебя, не умирай…»
Так ее и увидели Леонид Еремеевич, Люба Щипахина и еще несколько партизан. Они подошли и сняли шапки. Потом Люба опустилась перед Орловым на колени и пальцами закрыла ему глаза.
В отряде подсчитали потери. Могилу вырыли на большой поляне среди берез. Дно ее выложили еловыми ветками. Лиза хотела попросить: «Похороните его, Игоря, отдельно», но не решилась.
Командир отряда произнес речь. Убитых опустили в могилу. Труп на труп, в несколько рядов. Прозвучали выстрелы в воздух. Над могилой вырос большой холм. Его аккуратно обложили хвоей.
К Лизе подошел Леонид Еремеевич, протянул руки.
— Пойдем, — позвал он. — Держись!
Он неловко прижал ее к себе.
Когда они вернулись в лагерь, командир провел Лизу в землянку, уложил на нары.
— Отдохни! — И, помолчав, тихо сказал — А Игорь знал, что ты его любишь.
Сын родился у Елизаветы Павловны зимой. Родильного дома в сорок седьмом в городе не было еще. Она лежала в специальном отделении городской больницы.
Врачи боялись за нее, но все прошло благополучно.
Обессиленная, лежала она в огромной палате вместе с уже родившими и только ожидающими родов.
Хотела скорей увидеть своего ребенка.
Наконец сестра принесла ей маленький белый сверток.
— Три пятьсот. Рост сорок девять сантиметров.
— Я знала, что будет сын, — смущенно призналась Елизавета Павловна.
— Назовете-то как? Придумали? — спросила сестра.
— Игорь. Давно придумала.
За зиму Лиза окончательно привыкла к отряду. Из тяжелораненых похоронили еще пятерых, остальных выходили.
После всех перипетий отряд не совершал даже мелких операций, и новых потерь пока не было. Санитарная землянка почти опустела. Пользуясь свободным временем, Лиза научилась стрелять из трофейного немецкого автомата и пулемета Дегтярева, даже бросать гранаты и бутылки с зажигательной смесью.
В марте в отряд поступили сведения о начавшихся передвижениях немцев в селе Кузьминки, но подробности разведать не удалось.
Леонид Еремеевич вызвал Лизу и Шуру:
— Справитесь?
На всякий случай заранее придумали легенду: дескать, идут они в Жуковку, отдаленную деревню, к родственникам.
Вышли из лагеря в сумерки, чтобы к вечеру дойти до Кузьминок. Туда пять километров.
В воздухе уже чувствовалась весна, хотя по вечерам подмораживало. Снег посерел и осел, так что идти было нетрудно. Под ботинками легко похрустывало.
Шли не торопясь и через полтора часа оказались на окраине Кузьминок.
Это было большое село с церковью и двумя прямыми, параллельно идущими улицами. Разрушений никаких не видно.
Вокруг сновало довольно много немцев, не только в обычной, пехотной, но в эсэсовской черной форме. Это уже было важно. Попадались и штатские. На Шуру и Лизу никто не обращал внимания.
Но они решили не искушать судьбу и попроситься к кому-нибудь на ночлег. В первой избе, куда они постучались, ничего не получилось, оказалось очень много детей и умирающий старик. Во второй повезло. Они представились хозяйке, объяснили, что идут в Жуковку к родичам. Она их охотно пустила. Изба была небольшая, хозяйка жила с двумя ребятами.
Они спросили про немцев.
— У меня для немцев тесно, да и неуютно, — сказала она. — Они выбирают, где попросторнее да почище.
— А много их?
— Хватает. На днях батальон СС пришел.
— А муж где?
— Где ж ему быть? В Красной Армии.
Хозяйка напоила их цветочным чаем и в начале десятого задула лампу.
Утром на улицах села народу было еще больше. Немцы — пешие, конные, на мотоциклах. Возле многих домов со сломанными штакетниками стояли легковые и грузовые автомашины.
Девушки прошли вперед, к церкви. Возле здания школы дежурили часовые в форме СС. В дверь то входили, то выходили эсэсовцы. Какой-то штаб находился и в поповском доме, возле церкви. Только тут вертелись немцы в полевой форме. Левее церкви, в поле, на расчищенной площадке стояли грузовики и зачехленные орудия.
Лиза и Шура мысленно пересчитали их. Орудия, кажется, были зенитные или сорокапятки. Стволы длинные. Рядом, у двух каменных амбаров, ходили часовые.
Девушки запомнили и это.
Они спустились на нижнюю улицу. Здесь было тише, малолюднее. Только возле одного большого каменного дома ходил часовой и стоял шикарный легковой автомобиль с брезентовым верхом.
— Какое-то начальство, — шепнула Лиза.
Они прошли до конца улицы, поднялись чуть вверх и, миновав последние дома и сараи, направились накатанной дорогой в поле, а потом оврагами в лес.
Но операция в Кузьминках не состоялась. Немцы подтянули в деревню новые силы, усилили охрану, и Леонид Еремеевич отменил задуманное.
— Нечего лезть на рожон, — отмел он все возражения. — Мы и так потеряли половину отряда. И в городе теперь никого. Подпольная группа разгромлена.
Немецкие военнопленные работали на восстановлении города до сорок девятого года. Состав их несколько менялся, но незначительно. Одна группа специалистов была отправлена в подмосковный Красногорск. Другая — в Москву на завод малолитражных автомобилей. Двум группам разрешили досрочно вернуться на родину — создавалась ГДР. На их место в лагерь прибыли военнопленные из двух других находящихся в области лагерей, расформированных из-за малочисленности.
Немцы отстроили заново городскую больницу, разрушенную дотла их же «юнкерсами», три школы, драматический театр, жилые дома на Колхозной и улице Красина.
Работали они хорошо, не за страх, а за совесть. Были среди них и архитекторы, и инженеры, и неплохие специалисты разных строительных профессий.
Многие трудились с превышением норм, получая за это материальное поощрение в