Вчера мне позавидовали явно.
Пятахин стоял на берегу и наслаждался.
— Здорово смотритесь, — сказал Пятахин. — Я бы назвал это «Дурэмары навсегда». Жесткая быдлеска.
— Кретин! — сорвался Жмуркин. — Мы тут человека ищем!
— Человека? Тут? Странное место…
— Кассиус утонул! — рявкнул Жмуркин. — Вот в этом самом болоте! А ты…
— Какой Кассиус? Это глухонемой немец? Так он вон там в кустах переодевается. Он что, к вам нырнуть хочет? Зачем? А давайте я тоже залезу, жалко, Жоховой нету…
— Он жив? — нахмурился Жмуркин.
— Ну, конечно. А почему вы Жохову-то сюда не взяли? Ей же нравится копошиться в грязи…
— Да пошел ты! — сказал я с досадой.
— Местечко становится популярным, — ухмыльнулся Пятахин. — Мой пример вдохновил последователей.
Жмуркин плюнул и стал вылезать на берег по прокопанному проходу. Получилось не с первого раза. У меня, впрочем, тоже, мы здорово перемазались в скользкой грязи и выглядели зверски. Пятахин злопамятно комментаровал:
— Жестокая и бескомпромиссная битва подошла к концу! Победила дружба! Теперь боевые андроиды собираются пройти полное обследование на наличие глистов и аскарид!
Жмуркин приблизился к Пятахину и коротко ударил его в солнечное сплетение. Пятахин охнул и согнулся пополам. Жмуркин схватил Пятака за шкирку и с силой швырнул его в колодец. Непедагогично. Но в высшей степени справедливо.
Буль. И сразу всплыл.
Из-за кустов показался Болен. В гидрокостюме, с маской и с ластами. Он увидел нас, помахал рукой. Жмуркин помахал в ответ, просто семейный пикник какой-то.
Болен поплевал на маску, протер стекло и начал спускаться в воду, лег на пузо в прокопанную канавку и медленно сползал, упираясь ластами.
— Даже говорить ничего не хочется, — сказал начальник экспедиции. — Убодался я.
— А тебя никто не заставлял туда прыгать, — напомнил я.
— Да уж. Но я не об этом.
Болен погрузился, профессионально, без всплеска, просто исчез.
Жмуркин вырвал кусок мха и стал протирать на себе грязь. Но на самом деле не протирал, а только больше размазывал, я решил бороться с грязью иначе. Подожду, пока сама застынет, потом отколупаю. И чище, и эффективней.
Пятахин барахтался в воде и хохотал, был счастлив.
Из кустов вдруг выскочила Жохова.
Иустинья выглядела прекрасно, с нее можно было вполне рисовать живопись. Дитер, ты где? Такая взъерошенная, дикая, необузданная, волосы дыбом, лицо раскраснелось, глаза пылали необъяснимым жаром, в пятнах от недавних укусов. Я даже испугался, что она сейчас тоже прыгнет в колодец. А потом все прибегут и прыгнут в колодец и станут там искать якобы утонувшего Болена, и безумие будет продолжаться и продолжаться, пока не пойдет снег.
Но Жохова не прыгнула, принялась оглядывать окрестности яростным взором, наткнулась на перемазанного в грязи Жмуркина и как-то сломалась, запнулась. Шмыгнула носом, потупилась и побежала назад.
— И что это было? — спросил я. — Жохова увлеклась спортом? Бегает по утрам?
— Да не, — ответил Пятахин из грязей. — Я ей просто сказал, что шеф утонул.
— Ну и что? — не понял Жмуркин.
— Как это что? Разве не понятно? Жохова же…
Вынырнул Болен. Стряхнул с себя ил, подплыл к краю, вылез по прокопанной канавке.
Стал нам что-то рассказывать — мычать и складывать пальцы в заковыристые фигуры. Я и так-то по-немецки не очень хорошо понимаю, а уж на немецком глухонемом…
— Кажется, он хочет сказать, что здесь надо копать, — попробовал издали перевести Пятахин.
Подбежала Александра. Болен принялся артикулировать по-немецки, Александра перевела уже по-нормальному:
— Касси говорит, что тут раньше был источник. Но его затянуло землей. Нужно немного вон там…
Александра указала на дальнюю сторону колодца.
— Там раньше был ручей, он тек к реке — вода циркулировала. Там надо програбить…
Александра сделала жест руками.
— Прокопать, — перевел я.
— Прокопать.
— Они что, думают, это и есть Ефимов Ключ? — спросил Жмуркин.
— Кажется, да.
— Как интересно… Так давайте прокопаем!
Пятахин вдохновился и быстро выбрался из бочага.
Болен закивал и стал тыкать пальцем в то место, где именно нужно копать. Мы направились в указанном направлении.
Там, кажется, действительно когда-то тек ручеек. Прослеживалось вполне себе угадываемое русло. Затянутое ряской и болотной грязью русло уходило к реке, мы двинулись вдоль и через двести метров наткнулись на затор — небольшую, в метр ростом, дамбу, проросшую осотом.
— Странно, — сказал Жмуркин.
Он стал надевать рубашку прямо на грязное тело, я проверил грязь на себе, еще не отколупывалась.
— Странно, — Жмуркин сорвал осотину. — Тут это явно нарочно сделано, кто-то привез машину с землей и засыпал… А зачем?
— А кто его знает… А может, там клад? — предположил я. — А что, раньше так часто делали, помните Чингисхана? Сначала отвернули русло реки, закопали Чингисхана, потом обратно воду вернули. Ефим этот, может, тоже так сделал.
— Тут что, Чингисхан похоронен? — осторожно поинтересовался Пятахин.
Жмуркин не стал отвечать.
Болен загугукал сильнее, показывая, как надо все это раскопать и пустить воду.
— Ладно, — согласился Жмуркин. — В общем… все равно делать нечего, давайте покопаем. Надо только лопат раздобыть, у нас в бараке одни вилы.
— Я схожу к Капанидзе, — тут же вызвался Пятахин.
— Нет! — воскликнул Жмуркин. — Нет, мы сами сходим. А ты беги лучше, остальных разбуди.
Пятахин кивнул и нырнул в кусты. Бестолочь, почуял клад Чингисхана.
Жмуркин почесался, судя по лицу, подумал о Франсуа Вийоне. Которого то ли повесили, то ли затравили собаками возмущенные средневековые французы.
— Ладно, — сказал он. — Иди к Капанидзе, что ли… Покопаем. Глядишь, выкопаем чего…
Я двинул к Капанидзе. Александра за мной. Она что-то бормотала по-немецки, причем непонятно — ругалась или наоборот.
Глава 19
Милосердие Ж
Вышли к деревне, запахло гречневой кашей и чем-то необычным и питательным, очень вкусным, сразу и хлебом и овощами, еще чем-то, мы с Александрой специально остановились и нюхали некоторое время. Не знаю, возможно, этот запах как-то воздействовал на наши дремучие первобытные инстинкты. Лично у меня возникло видение большого котла с густым варевом, вокруг котла сидели бородатые варвары, они ели тушеное мясо, пили брагу и собрались совершить набег на какой-нибудь там Ютланд. Мне сразу захотелось обрядиться в медвежью шкуру, вооружиться двуручным мечом и тоже совершить набег. Что там привиделось Александре, не знаю, она вдруг стала отколупывать застывшую грязь у меня с плеча.
Капанидзе с бабушкой жили на окраине, забора у них не было, а картофельник и вообще огороды вдавались в лес.
Капанидзе вовсю окучивал картошку. Старался делать это с удовольствием, напевал что-то, присвистывал. Интересно, не скучно тут ему? Живет с бабушкой, зимой за реку бегает к школьному автобусу, родители где-то на Северном полюсе на зимовке. И электричества даже нет. Кажется,