Читать интересную книгу "Две жизни" (ч. I, т.1-2) - Конкордия Антарова (Кора)

В голосе её появились истерические нотки, и я вспомнил, как капитан утверждал, что Жанна — на грани психического заболевания.

— Когда-нибудь, — ответил ей И., - вы, вероятно, сами поймёте, как ужасно то, что вы говорите сейчас. Вы очень больны, очень несчастны и не можете оценить всей трагедии такого умонастроения. Всё, что все мы могли для вас сделать, — мы сделали. Но никто не в состоянии поселить в вашем сердце мир. А это-то первое условие, при котором труд ваш будет удачным. Вы видите в нас счастливых и уравновешенных людей. И вам кажется, что мы именно таковы. На самом же деле вы и представить себе не можете, дорогая Жанна, сколько трагедий пережито или переживается и сейчас некоторыми из нас. Я ни о чём не прошу вас сейчас; только не отдавайтесь всецело горю этой минуты и не считайте, что если мы уедем, — для вас не будет больше утешения. Вы найдёте его в успешной работе. Не думайте пока о любви как о единственной возможности восстановить своё равновесие. Поверьте моему опыту, что жизнь без труда — самая несчастная жизнь. А когда есть труд — всякая жизнь уже больше чем наполовину — счастливая.

Жанна не ответила ни слова; но я понимал, что в её душе первое место занимали мужчина и любовь, потом дети, а труд поневоле являлся только необходимым приложением.

Ибрагим обещал Жанне привести няню-турчанку, старушку, прожившую в их доме много лет.

Таким образом, на Жанну, как из мешка доброй феи, сыпались подарки.

И. положил конец нашему не особенно весёлому чаепитию, предложив всем разойтись, потому что я устал и бледен.

Жанна, прощаясь со мной, сказала, что решится снять дом только в том случае, если я ей это посоветую. Я только и успел сказать, что сам следую советам И. и для неё гораздо важнее не моё, а каждое его слово.

Капитан с молодым турком ушли в ресторан, мы с И. категорически отказались от еды и, наконец, остались одни.

Мы вышли на балкон. Была уже тёмная ночь, показавшаяся мне феерической; такого дивного неба и необычайных звёзд я ещё не видел. Освещённый огнями, чудной и чудный город показался мне теперь панорамой из сказки.

— Я сегодня почти ничего не узнал нового к тому, что уже говорил тебе. Но зато получил письмо от Али, в котором тот просит нас остаться в Константинополе до тех пор, пока сюда не приедет Ананда. И тогда, все вместе, мы двинемся в Индию, в имение Али. Флорентиец сообщил телеграммой, что твой брат и Наль в Лондоне. Но думаю, они всё же вынуждены будут уехать в Нью-Йорк, куда их проводит сам Флорентиец, — сказал И.

— Неужели я поеду с вами в Индию, а брат мой в Америку, даже не повидавшись перед разлукой? — печально спросил я.

— Что было бы, если бы ты, Лёвушка, увидел сейчас брата? Мог бы ты, после первой радости свиданья, задать ему все те вопросы, которые поднялись и живут в твоей душе и на которые ты хотел бы получить полные, исчерпывающие ответы? Ведь ты прожил много времени рядом с братом, а только теперь понял, что ваши духовные миры вращаются вокруг разных осей. Пойми, не в физическом свидании дело, а в том, чтобы ты понимал его без вопросов и слов. Чтобы тебе осмыслить книги брата, — надо прежде всего много учиться. У Али старшего ты найдёшь прекрасную библиотеку, а в Али молодом обретёшь друга и помощника, и сотрудника тоже. Сейчас ещё не поздно выбирать. Если ты хочешь ехать к брату, — Флорентиец возьмёт тебя с собой и Ананда доставит тебя к нему. Если же ты, уже зная по опыту, как трудно жить рядом с людьми, превосходящими тебя знаниями, к которым ты сам не можешь найти ключа, — пожелаешь остаться со мной и Али, — ты можешь сделаться со временем настоящим помощником и Флорентийцу, и брату, которому не однажды ещё понадобится твоя помощь. Да, ты свободен выбирать себе путь. Но почему-то мне кажется, что твоя интуиция и твой талант сами говорят тебе о том, что совершенно невозможно бросить начатое.

Пока мы живём здесь и записываемся всюду под твоим именем, те, кто гонится за братом, непременно приедут сюда, как только им дадут знать, что мы здесь. И пока мы будем их мишенью, брат твой успеет увезти Наль в Америку. Не скрою от тебя своего беспокойства. Бешеный удар турка, если и не уложил тебя на месте, то растревожил весь твой организм. Тебе предстоит радостным усилием воли приводить себя в равновесие. Всякий раз, когда ты начинаешь горячиться и раздражаться, — думай о Флорентийце, вспоминай о его полнейшем самообладании, благодаря которому ты не раз бывал спасён в дороге. Подумай ещё и о Жанне, ведь тебе понятно, что она ведёт себя неверно. И чем больше и глубже ты вникнешь в свои обстоятельства, тем легче поймёшь, при каких условиях ты будешь особенно полезен и нужен брату и Флорентийцу. Таким, которому всё происходящее кажется загадочным, или овладевшим знанием и понявшим, что в природе нет тайн, а есть только та или иная ступень познания.

Мы разошлись по своим комнатам, но заснуть я не мог. Я так понимал теперь Жанну в её порывах к личному счастью.

Всё моё счастье заключалось теперь в свидании с братом и Флорентийцем. Мне казалось, что я ничего другого не хочу. Пусть я ни на что другое не годен, я согласен быть им слугою, чистить их башмаки и платье, только бы видеть их дорогие лица, слышать их голоса и не внимать стонам собственного сердца. Я готов был горько заплакать, как вдруг мне вспомнилось, что сказал Строганов: "Я часто видел, как побеждали те, кто начинал свой путь легко".

Даже в жар меня бросило. Я опять провёл параллель между собою и Жанной; и снова увидел, что целая группа лиц помогает мне, как и ей, а я так же слепо упёрся в жажду личного счастья.

Я постарался забыть о себе, устремился всеми помыслами к Флорентийцу, и снова знакомый облик вдруг возник рядом, и я услышал дорогой голос: "Мужайся. Не всегда даётся человеку так много, как дано тебе сейчас. Не упусти возможности учиться; зов к знанию бывает однажды в жизни и не повторяется. Умей любить людей по-настоящему; Такая любовь не знает ни разлуки, ни времени. Охраняй бесстрашно, правдиво и радостно своё место подле И. И помни всегда: радость — сила непобедимая".

Необычная тишина воцарилась во мне. Легко и просто, словно на меня снизошло озарение, я понял, как мне жить дальше, и заснул безмятежным сном, совершенно счастливый.

Проснулся я утром, когда И. будил меня, говоря, что верзила с капитаном ждут меня внизу, чтобы плыть морем к месту общего свидания, и что завтракать я буду в лодке.

Я быстро оделся и не успел даже набросить пальто, как появился верзила, заявляя, что "не по-моряцки долго одеваюсь". Он не дал мне взять пальто, сказав, что в лодке есть плащ и плед, но и без них тепло.

Он вёл меня какими-то дворами, и мы, даже идя очень медленно, скоро очутились у моря, где я благополучно сел в лодку.

Глава 17. НАЧАЛО НОВОЙ ЖИЗНИ ЖАННЫ И КНЯЗЯ

Море было тихо. Погода для Константинополя стояла необычайно прохладная, что капитан объяснял влиянием бури. Он рассказал, что множество мелких и крупных судов разбито, а пропавших лодок и рыбаков до сих пор сосчитать не могут.

— Да, Лёвушка, героическими усилиями моей команды и беззаветной храбростью — твоей и твоего брата — много счастливцев спаслось на моём пароходе. И мы с тобой можем сегодня наслаждаться этой феерической панорамой, — сказал капитан, показывая рукой на сказочно красивый город. — А сколько людей сюда так и не добралось. Вот и угадай свою судьбу за час вперёд, и скажи когда-нибудь, что ты счастлив, думая о завтрашнем дне. Выходит, я прав, когда говорю, что живём мы один раз, и жить надо только мгновеньем и ловить его, это драгоценное летящее мгновенье счастья.

— Да, — ответил я. — Я тоже прежде думал, что надо искать повсюду только своё личное счастье. Но с тех пор, как я ближе узнал моих новых друзей, — я понял, что счастье жить — не в личном счастье, а в том полном самообладании, когда человек сам может приносить людям радость и мир. Так же как и вы, И. говорит о ценности сиюминутного, вот этого самого летящего мгновенья. Но он видит в этом уменье обнять сразу весь мир, окружающих, трудиться для них и с ними, сознавая себя единицей Вселенной. Я ещё мало и плохо понимаю его. Но во мне уже зазвучали новые ноты; сердце моё широко открылось для любви. Я точно окончил какой-то особенный университет, благодаря которому понимаю теперь каждый новый день как ряд моих духовных университетов. Я перестал думать о том, что ждёт меня в жизни вообще. А раньше всё жил мыслями о том, что будет со мною через десять лет.

— Да, мои университеты много хуже твоих, Лёвушка, — ответил капитан. — Я вот живу днём завтрашним или уже прошедшим, так как моё настоящее не удовлетворяет и не пленяет меня. Сейчас я усиленно думаю о Гурзуфе и мечтаю встретить Лизу. Настоящее я как-то и не научился достаточно ценить.

Пользуясь тем, что матросы не понимали французского, мы продолжали так беседовать, изредка прерываясь, чтобы полюбоваться красотой отдельных зданий, куполами мечетей и дворцов, которые называл капитан, отлично знавший город.