В эти часы я к Калинникову не заглядывал — считал, что и так надоедаю ему за день.
Однажды я ощутил, что с моими костями творится что-то неладное. То ли они болтаются, то ли смещаются. Я не на шутку испугался: неужели стал образовываться ложный сустав?
В этот день я заглянул к Калинникову поздним вечером.
— Разрешите?..
Увидев меня, он улыбнулся:
— А… давайте, давайте.
Я вошел.
— Вы почему не спите?
— Да так, — отозвался я. — Сомнения одолевают.
Доктор насторожился:
— А именно?
Я смущенно проговорил:
— Понимаете… Аппарат вроде не очень прочно удерживает отломки.
Оп сразу уточнял:
— Какие?
— Верхние.
Калинников облегченно улыбнулся:
— Кажется, что они двигаются?
Я подтвердил:
— Точно.
— Так оно и есть!
— Не понял?
— Амортизация! — пояснил он. — В том месте, где у вас происходит удлинение, костная ткань еще недостаточно затвердела. При ходьбе она амортизирует.
— Тогда, может, не ходить?
— Наоборот! Именно от ходьбы она растет и при обретает необходимую прочность.
Я повеселел.
— Значит, ничего страшного?
Калинников заверил:
— Ничего! Кстати, в нижней части голени у вас почти наступило сращение. Я вчера утром видел снимок, все идет нормально.
В кабинет зашли два парня. Они были похожи друг на друга, только один выглядел взрослее — видимо, братья. Один робко спросил:
— Можно?
— Пожалуйста, — ответил Калинников и поглядел на меня.
Я попросил:
— Посижу еще немного?
Он кивнул, спросил парней:
— Что у вас?
Старший остался стоять у двери, младший, лет двадцати, прошел на середину кабинета. Он извивался всем корпусом и сильно кренился на правую сторону.
Калинников поглядел на его ноги, жестом попросил сесть на кушетку. Младший брат торопливо проковылял к ней, опустился на самый краешек. Видно, он очень стеснялся.
Доктор подошел к парню:
— А ну, выпрямите ногу! Пациент это исполнил. Он приказал:
— Согните… Так, теперь встаньте.
Заваливаясь на правый бок, пациент поднялся.
Калинников надавил ему на бедро.
— Больно?
Парень тихо ответил:
— Нет.
Доктор повернулся к его брату:
— Снимки есть?
Тот протянул черный рулон, опять отошел к двери. Калинников вернулся к столу. Один за другим быстро просмотрел на световом табло три рентгеновских снимка. Потом воскликнул:
— Так у него ж все нормально!
Старший ответил:
— Так все говорят, а он не ходит. Почему, никто не знает. А операцию делать не хотят.
Доктор задумчиво покивал головой, поинтересовался:
— Давно он так?
— Четвертый год. Нам к вам посоветовали. Вы извините, мы с самой Белоруссии. Вы скажите, что это, мы сразу уедем, вы извините…
— С ним что-нибудь было? — быстро спросил Калинников.
Тот не понял:
— Что?
Доктор пояснил:
— Авария! Обо что-то стукнулся?
— Авария, — вдруг произнес сам больной.
— Повреждения были?
— Нет.
— И с тех пор так ходишь?
Он кивнул.
Внимательно поглядев на парня, Калинников вдруг прошел к портьерам, тщательно задернул их. Затем, повернув ключ, закрыл двери.
Старшего брата он спросил:
— А что мать не приехала?
— Нету.
— Давно?
— Уже восемь лет.
— Хорошо, сядьте.
Тот робко присел в углу на край стула.
Доктор зажег яркую настольную лампу с узким металлическим абажуром, зачем-то погасил свет в кабинете. На столе включил метроном. Оп четко, монотонно застучал в наступившей тишине. Свет от лампы Калинников направил прямо в лицо парню. Тот сначала зажмурился, затем, привыкнув, снова открыл глаза. Глядя в пол, доктор некоторое время неподвижно стоял посреди кабинета. Метроном стучал в одном и том же убаюкивающем ритме.
Наконец Калинников вскинул голову, приблизился к парню. Положив ему на затылок ладонь, он долго не двигался. Больной неотрывно смотрел на него и ничего не понимал. Очень тихо, но твердо доктор проговорил:
— Слушайте меня внимательно… Только меня… Вам тепло от моей ладони. Очень тепло… Вам так тепло, что хочется спать. Очень хочется спать… От этой ладони вам хорошо, вам очень спокойно. Вы погружаетесь в сон… Нормальный, очень ровный… Вам приятно спать на ладони. Вас все время тянет к ней… Все больше и больше…
Веки парня внезапно сомкнулись, по его телу пробежала едва заметная дрожь. Доктор резко отвел от затылка ладонь. Парень откачнулся, медленно вернулся в прежнее положение. Он уснул. Калинников отошел назад, пристально глядя на него, с полминуты молчал. Затем вдруг громко, отчетливо приказал:
— Встань!
Не открывая глаз, парень поднялся.
Доктор приказал вновь:
— Ровно встань!
Пациент старательно подтянулся, хотя и до этого уже стоял нормально. Плечи у него находились на одном уровне, он никуда не заваливался.
— Я мать! — вдруг произнес Калинников. — Твоя мать! Мне плохо, подойди ко мне!
Парень беспокойно завертел головой и, сориентировавшись, медленно двинулся на голос. Шел абсолютно нормально, как все люди.
Доктор выпалил:
— Стой!
Он моментально остановился.
Калинников обошел его, сел на кушетку, приказал:
— Иди сюда, сядь рядом!
Самыми обычными шагами парень подошел к доктору, спустился рядом.
Его брат не шевелился. Приоткрыв рот, он очумело глядел на доктора. Я тоже был ошарашен. Я впервые присутствовал на сеансе гипноза.
Калиников попросил меня:
— Свет, пожалуйста. И лампу.
Я зажег в кабинете свет, подошел к столу, потушил настольную лампу, отключил метроном. Доктор тем временем сильно растер парню затылок. Тот медленно очнулся. Калинников весело сообщил ему:
— Ты только что нормально ходил! Понял?
Парень наконец вспомнил, где находится, вопросительно оглянулся на брата.
Тот изумленно кивнул ему.
Калинников попросил:
— А ну пройдись еще раз!
Пациент поднялся и пошел по кабинету прежней вихляющей походкой.
Доктор остановил его:
— Достаточно! В общем, так, — сказал старшему брату Калинников. — Никаких органических повреждений у него нет, просто психическая травма после аварии. Такое нередко случается. Вы только что сами видели, как он ходил. Я это показал специально, чтобы вы ему потом все рассказали. Гипнозом такую болезнь не лечат. Только психотерапией. Это ряд специальных упражнений, при помощи которых вашего брата научат ходить нормально. Главное, чтоб он в себя поверил. Вы меня поняли?
Оба одновременно кивнули. Младший спросил:
— А где это?
Калинников ответил:
— В любом большом городе есть такие специалисты. Так что спокойно езжайте домой, нечего вам зря деньги тратить. Все поправится.
Старший проговорил:
— Вы извините, но мы все-таки где-нибудь к вам поближе… Можно?
Доктор улыбнулся:
— Дело ваше. В любом случае все будет нормально.
Братья ушли. Вдруг зазвонил телефон.
Калинников стремительно сорвал трубку.
— Да! Я, да… Какой адрес? Свой? А зачем он мне? Ну иду, иду, — заговорил он виновато. — Сейчас, да… — Прикрыв трубку ладонью, он тихо попросил меня: — Взгляните, сколько их еще там?
Я высунул голову за дверь, сосчитал «вечерних больных», ожидающих своей очереди.
— Шестнадцать!
Калинников соврал жене:
— Пять человек осталось! Да, да… Час, не больше. Да… Ну есть! — Он положил трубку, улыбнулся: — Спрашивает, не забыл ли я свой адрес. Чудачка!
Я поднялся:
— До свидания, Степан Ильич.
Он кивнул:
— Да, да, спокойной ночи!
Я покинул кабинет, к Калинникову тотчас вошел следующий страждущий…
В Сургану, точно снег среди лета, неожиданно прибыла моя бывшая супруга.
От долгого одиночества во мне тотчас что-то всколыхнулось. Захотелось забыть наши дрязги, взаимные обиды и начать все сначала, как будто ничего этого не было. Однако Людмила меня тут же охладила.
— На один день, не больше, — заявила она. — Я уже взяла билет на обратный рейс.
Я сумрачно поинтересовался:
— Тогда зачем было огород городить? Как-никак от Москвы три тысячи километров.
Она пожала плечами:
— Не знаю. Захотелось просто, и все. — Людмила внимательно всмотрелась в меня. — А ты поправился. Не так уж, значит, плохо живешь!
— Стараюсь, — ответил я. — Ты, кстати, тоже неплохо выглядишь.
Она чему-то усмехнулась:
— И я стараюсь.
Людмила оглядела мою палату:
— Вентилятор, телефон, холодильник… Девочки, наверное, ходят?
Я подтвердил:
— Пачками!
Бывшая жена указала на мой аппарат:
— А это что за штука?
— Балалайка!