Читать интересную книгу Эпоха и Я. Хроники хулигана - Отар Кушанашвили

Публичные деяния Галкина и Пугачевой в виде ведения концертов – это кошмар. Я ушел из конферанса, понимая, что уступаю молодым: я стал не таким молниеносным, не таким находчивым в общении с залом. Но я оставил жанр в рассвете лет, не ради того, чтобы видеть это надругательство над ним – невыносимо бездарный конферанс Галкина и Пугачевой в Юрмале. Я так вел концерты в первый год своей карьеры.

Сочетание Галкина и телевизионных программ вызывает у меня рвотные судороги. За день он получает больше денег, чем все жители Бишкека вместе взятые, поэтому Максим должен быть сочетанием Ларри Кинга и Эроса Рамазотти. Но то, что я вижу в его исполнении, это больше похоже на выпендривания Отарика в шестом классе средней школы. Мне интересно понять: ему самому нравится то, что он делает? Если да, то нам всем п*здец.

Иногда на страницах «Комсомольской правды» я читаю интервью с некоторыми телеведущими. «Знаменитые» ведущие высказывают куцым языком какие-то мыслишки о жизни, из которых вытекает, что, бл*ть, придумали телевидение. Эти люди… с рожей, не входящей в дверь, и с жопой больше, чем багажник у Хаммера, искренне верят в то, что они обаятельные и привлекательные.

...

В свое время я отказался от ТВ-деятельности, потому что мне казалось, что я неинтересный. Меня поразила в маленькое грузинское сердце какая-то жесточайшая рефлексия. Сейчас на ТВ нет ни одного интересного ведущего, каким, например, был Парфенов. Когда он что-то рассказывал, мне хотелось, чтобы это не прекращалось. Сейчас приказывают любить Познера, но это невозможно. Его интервью с бесконечными «как бы», «как бы», «как бы» – так и хочется ворваться в студию с пистолетом. Но Познера все-таки нельзя ругать, потому что он старейшина, а их надо уважать.

Вы будете очень смеяться, когда прочтете в книге письмо Константину Эрнсту. Я написал ему, что теперь, когда у меня нет никаких иллюзий по поводу того, появлюсь я на Первом канале или нет, со мной произошла какая-то удивительная трансформация.

Годы, когда я готов был лебезить перед вами, чистить ботинки, делать минет, прошли. Теперь если вы меня позовете, то я приду. Если нет, то никакой обиды или злости у меня не будет.

Но как вы сами смотрите на происходящее на Первом? Уважаемый, ну у нас же с вами есть какой-то минимальный вкус! Когда вы нанимаете на работу этих Сябитовых-Хуитовых-Чмыритовых, вы же должны понимать, что это п*здец, что это ваганьковские сторожа на выезде?!

Волею судеб меня записали в скандалисты. Пусть так. Надо же кому-то прийти и сказать: ну какой на *уй Гришковец писатель? Ну не издевайтесь над моим интеллектом! Ну какой из Пелевина хороший писатель? Вы умом повредились, что ли? Единственный живой и сущий писатель – это Сергей Гандлевский, который в России оказался недооцененным. Скажите, что делать с этой страной, в которой остался жив один великий писатель и ему не жмут руку?

Я понимаю, что сейчас востребован такой «мармеладный» типаж ведущих, к коим относится Максим Галкин и Дима Шепелев («Достояние республики»). Я понимаю, что полуванильные парни должны, с одной стороны, передавать привет гомосексуальному населению страны, а с другой стороны, быть в доску «своими» – такими обаятельными, низкорослыми, субтильными, эфемерными парнями из соседнего подъезда. Но тогда я не понимаю, зачем вы стонете, что нет российских Клуни и Питтов? Откуда появится грубый Хавьер Бардем, если за образец выдаются мармеладные юноши?

В программе «Отар против» я научился себя сдерживать. И дело даже не в артистах – пошли бы они на *уй двадцать раз, просто сыграло сочувствие к нервным системам их младших братьев, сестер, мам и пап.

Все, что я вам сейчас наговорил, занимает 195-е место в моей голове. Сейчас я подниму младшее поколение с постели, мы потанцуем под любимых «Иванушек International», потом я съезжу в три места, где буду иметь неприятный разговор, потом запланировано застолье с авторами бардовской песни, потом заберу из редакции книги и диски и буду изучать их полночи. А в шесть утра у меня уже подъем, так что о Тимати я начинаю думать в последнюю очередь и только после команды «Мотор!».

Магия ОМа

Игорю Григорьеву

От моих статей в ОМе люди подвергались абазии приступам, пароксизмам афазии, бо чувствовали люди, что паренек, сочинявший опусы, явно не подвержен ангедонии.

(Сами ищите эти слова в словарях; хватит на меня рассчитывать.)

Плоть не должна торжествовать над разумом, а вам незачем читать других авторов, бо написанное мною – в ОМе, например, – это то, «что вам набормотали Боги».

На фоне этих сияющих статей все остальные кажутся натужливыми экзерсисами, верхом непрофессионализма.

В то время как за другими журналами стоял примитивный жлобский концепт, за ОМом встала магия (НАД ОМом).

Я тоже, я тоже причастен был к этой магии!!!

Глава III Мужской разговор о спорте и не только

«Почему День? Почему Солнца Свет?» – пела и поет Ева Польна.

Почему Спорт? Почему газона зелень? – пою я тоном человека, который пересказывает инструкцию к огнетушителю.

С газеты «Советский спорт» началась моя вторая жизнь. Второе Пришествие. Реабилитация. Реинкарнация.

И я этого не забуду никогда.

Для меня разговоры о спорте, даже в режиме жесткой полемики, – оптимальная среда, потому что я был футболистом, причем на поле я был Гаттузо, злодеем типовой конфигурации.

Следовало бы здесь пространно порассуждать о национальной идее, но давайте хотя бы я не буду пропевать ритуальную здравицу.

Просто все: я обожаю спорт, сам – глядите, в какой форме! Бо человек, занимающийся даже любительским спортом, имеет стержень.

Вы купили книгу именно такого парня.

Аль Пачино и Юрий Палыч

Что общего между голливудской драмой и черкизовской.

Фильм Оливера Стоуна «Каждое воскресенье» описывает жизнь спортсмена, как путь воина. А жизнь тренера – как путь воина, знающего, что великим воином не стать тому, кто ради победы и своих товарищей не готов довести себя до состояния аффекта. Великий воин – это бродячий циркач, гладиатор, колосс, считающий реституцию уделом недостойных, а каждый матч – сшибкой за пределами рациональной мысли, не предполагающей рефлексии.

Рефлексия разразится потом, и будет она беспощадной.

Главного героя, тренера по американскому футболу Тони Д’Амато, не могущего никак избыть ярость и меланхолию, играет Аль Пачино, мировой актер и, видно, нервический человек. Он, малый трудной судьбы, приводит команду к триумфам. Воплощение тех самых кнута и пряника; в команде его боготворят и перед ним трепещут.

Но ведь всегда найдется оппонент.

В фильме это Кристина Паньяччи, уверенная, что люди живут только ради бабла. А которые нет, те обречены.

Она заявится в команду, некоторое время будет ходить на матчи и осматриваться, потом заявит главному тренеру: «Всем предстоит обновить контракты, ты – не исключение».

Тренер багровеет. Он – легенда, патриарх, волчара, он стоит и выслушивает от женщины: «Четыре игры подряд, Тони, четыре игры продуть – это позор! И я не допущу, чтобы команда развалилась! Она тебя не слушает!»

В эпоху классического противостояния «Барсы» и «Реала» трудно кого-то удивить коллизиями, но там ведь мужская драчка.

Она захотела все переиначить в команде и начала с денег, тем самым сделав больно тренеру, в фильме часто повторяющему: «Не лезь туда, в чем ничего не смыслишь». И это не примитивное перетягивание каната, где – делов-то! – одни мускулы, это специальная история, которая подается как история битвы за власть, но это притворство; Стоун снял не производственную, а человеческую драму про Честь и Бесчестие.

А команда в фильме – это команда «Локомотив», Кристина Паньяччи – Ольга Смородская, Тони Д’Амато – Юрий Семин.

Человек может любить вас, другой человек из-за власти растопчет вас. Но часто это один и тот же человек.

Выдающееся кино про то, что каждый одерживает свою победу.

И все проигрывают.

P.S. Фильм завершается так: герои расстаются. Д’Амато уезжает в другой клуб, Паньяччи остается, не зная главного: вслед за Д’Амато уезжают все ключевые игроки.

2011 год. Начало

Я отменил вакации (в переводе для группы «Фабрика», слово «вакации» означает каникулы), работаю над второй книгой, которая вся будет покоиться на публикациях в «Советском спорте» в первую очередь, на kp.ru во вторую очередь и с дополнительными комментариями.

Я не мог себе представить, что люди, много моложе меня, окромя гирлянды, внушающей то, что сюжеты самых сусальных голливудских лент осуществимы и в нашей, зачастую очень нервной, жизни, что люди много моложе меня, кроме этой гирлянды, преподнесут мне подарок под названием «Шикарное начало года». Если уж в новогодние дни к тебе являются умники (а у нас этих умников – легион), именно почему-то в новогодние дни они воплощают термин «обострение» и расскажут, что жить тебе в общем-то незачем, и извещают тебе о близком конце, ничего не остается, кроме как вплотную заняться вопросом о своих жизненных приоритетах. Я им и занимаюсь. И не потому, что работаю над второй книгой, а так я устроен психоэмоционально, что мне каждый раз, каждый день, каждое утро, и сегодня, в предрождественскую ночь, мне нужно найти повод, для чего я живу и для кого.