Читать интересную книгу Семейное дело - Андрей Посняков

— На машине, наверное, надо поехать, но угонять нельзя…

Он остановился у покосившегося голубого навеса, по складам прочитал расписание автобуса, посмотрел на возвращённый ему телефон, выругался, увидев, что аппарат за полгода разрядился, попытался определить время по солнцу, снова выругался и замер, привлечённый едва заметным движением в ветвях соседствующего с остановкой дерева.

«Белка?»

Несколько секунд Газон не шевелился, а затем подхватил с земли камень размером с детский кулак и метнул его в цель, продемонстрировав знаменитое умение Красных Шапок в кидании — некогда дикари считались лучшими пращниками планеты.

Белка сорвалась с ветки, злобно мяукнула и порскнула в кусты.

— Значит, не белка, — глубокомысленно заметил уйбуй. — Кошка, значит. А ежели, допустим, была бы белка, то я, значит, мог поручиться, что тёмным вмазал смело…

Однако насладиться воображаемой победой над навами у Газона не получилось: к остановке подъехал маршрутный «пазик», и дикарь полез в салон.

* * *

Невдалеке от железной дороги, у старой гати, что выходила со стороны Чёрного болота в лесок, обосновалась компания рыбаков: трое мужичков лет под шестьдесят, в сапогах, кепках и ватниках, которые пока, по дневному теплу, были скинуты и ждали ночного часа, когда от воды пойдёт августовская, почти осенняя прохлада.

Вещи мужики кинули у гати, однако ловили неподалёку, в старице. С утра тягали рыбины одну за другой, радостно кидая сверкающий чешуёй улов в ведёрки и соревнуясь в добыче, но ближе к обеду клёв кончился, с час уже, если не больше, пополнения в вёдра не поступало, и вместо весёлого смеха да шутливой похвальбы потянулся над водой неспешный разговор. Сначала, как водится, о международном положении и о том, что «раньше было лучше», но постепенно перешли на вещи близкие и понятные: дети, внуки, что к зиме будет и обо всём, что всех касается.

— У меня Анисим двух механизаторов увёл, — сердито сообщил Иваныч, бывший председатель совхоза, а теперь — сельскохозяйственной фирмы.

— Совсем? — осведомился Михалыч, старинный его приятель из города.

— Сначала думал, что совсем. Потом поехал к нему, говорю: «Что же ты делаешь, стервец? У меня ведь осень! Самая страда!» Он вроде смутился. Сказал, что больше пока не будет.

— Так и сказал: «стервец»? — не поверил Петрович, счетовод.

— Так и сказал, — кивнул Иваныч. — Я ведь его ещё мелким помню. Бегал тут…

— Папаше его так не скажешь.

— Угу.

Помолчали.

— Деньгами сманивает? — уточнил Михалыч, пока мысли о богатстве Чикильдеева-старшего не ввергли мужиков в тоску.

— Да, чтоб его, — подтвердил Иваныч. — Ему курорт строить надо.

— Сейчас не отпустишь, мужики зимой пойдут.

— Зимой я к нему и сам сходил бы, — не стал скрывать тот. — На такие-то деньги.

— Плиточником?

— Да. Или бригадиром.

— Зимой к нему много народу пойдёт, — хмыкнул Петрович. — Деньги неплохие, да и рядом совсем. За зиму мы ему старый дом отремонтируем, а к следующей зиме он новые корпуса поставит.

— И мы опять к нему.

— Вот-вот.

Перспектива двух подряд удачных зим заставила мужиков заулыбаться и помолчать, прикидывая, что они будут делать с заработанными деньгами.

Но Михалыч по обыкновению всё испортил.

— О волке слышали? — осведомился он, прервав мечты на том самом месте, где до выданной Анисимом получки никак не может добраться жена — руки коротки.

— Слышали, — ответил помрачневший Иваныч.

А Петрович даже огляделся, без слов подтвердив, что и слышал, и относится к информации очень серьёзно.

— И что думаете?

— Взбесился зверь. Бывает.

— Только егеря говорят, что не может у нас волка быть, — прищурился Михалыч. — Ушли они сейчас.

— Взбесился, — повторил Иваныч и слегка пожал плечами.

— А кто, если не волк? — спросил Петрович, медленно сматывая леску. — Оборотень? Так это сказки.

— Может, и так.

— И не полнолуние сейчас.

— Если оборотень сказки, то и полнолуние тоже, — заметил Михалыч.

Мужики замолчали.

Первое тело обнаружили десять дней назад в лесу, на самой границе района. Растерзанный настолько, что его до сих пор не опознали, несчастный выглядел так, словно над ним поглумилась целая стая голодных волков. Эту смерть ещё можно было списать на зверей, но обнаруженное вчера тело питерского велосипедиста, путешествовавшего в одиночестве по красивым озёрским местам, вызывало совсем другие вопросы. Никогда, даже в самые страшные годы, волки так близко к городу не подбирались. Ну, разве что в двадцатых, может, когда тут черт-те что творилось, а так — нет. Грешить на собак? Да вроде нету под Озёрском диких стай…

Вот и получалось — загадка. И не простая, а с кровью, что народу очень не нравилось.

— Ну, мужики, напоследок — и ужинать! — Иваныч поплевал на червя, закинул удочку, чуть повёл её и тут же, слегка удивлённо, воскликнул: — Кажись, есть!

Напряглась, натянулась леска, и удилище выгнулось дугой…

— Неужели сом?! — ахнул Михалыч.

— Сом не сом… — Иваныч нахмурился. — Чего стоите, раззявы? Помогните-ка!

Прихватив палки — оглоушить рыбину! — мужички проворно бросились в воду, правда, в глубину не пошли, встали у самого омутка, наготове.

В тёмно-коричневой железистой воде явно что-то было, не сом, так наверняка щука, и щука увесистая, килограммов на десять!

— Тащи, тащи, Фёдор Иваныч, тащи! Осторожнее!

— Подсекай, подсекай! Оп-па!!!

Что-то выскользнуло из глубины неожиданно легко, так, что счастливый рыбак едва не завалился на спину. Не завалился — вытянул, глянул… и изумлённо выругался:

— Вот те в бога душу ма-а-ать!!!

Улов оказался не сомом и не старой увесистой щукой, а мёртвым телом, щуплым и белым. И недавним, поскольку рыба ещё не обглодала лицо.

Михалыча стошнило. Петрович перекрестился, потом выругался, а потом, подчиняясь приказу Иваныча, воткнул в дно палку, чтобы тело не унесло в воду.

А сам Иваныч склонился и прищурился, глядя на две ранки на шее утопленника:

— Эвон, какие… Змея укусила, что ль?

— Да где ты таких змей-то видал? — осведомился Петрович, покосившись на ещё маявшегося тошнотой Михалыча. — Видать, рыбина…

— Может, и так. — Иваныч тоже перекрестился и достал телефон. — Участкового надо звать, вот что!

* * *

Она была красива?

Кто-то восхищённо скажет: «Очень!», кто-то помнётся и потянет: «Да, но…», но никто — никто! — не посмел бы назвать Эльвиру некрасивой. Разве что своеобразной.

Её немного портил нос, выросший чуть больше, чем следовало, но всё остальное было выше всяких похвал. Высокие скулы, большие зелёные глаза, в которых всегда горел огонь, пухлые губы, кудрявые светлые волосы и точёная, восхитительных форм фигурка.

Эльвира не просто привлекала внимание — она завораживала. Без всякого волшебства, исключительно внешностью, притягательной энергетикой, но… Но при желании девушка могла использовать и пару-тройку запрещённых приёмов, поскольку сила её значительно превосходила возможности обыкновенных людей. Но эту силу требовалось время от времени подпитывать…

— Какой же выбрать? — Вопрос был риторическим, поскольку стоящие перед девушкой серебряные кувшинчики — маленькие, дюйма три в высоту, не больше, — выглядели абсолютно одинаково, не отличаясь один от другого ни внешним видом, ни наполнением. — Эники, беники, ели вареники…

Закончив считалку, Эльвира взяла выбранный кувшинчик, чуть погрела его в руках, улыбаясь и думая о чём-то приятном, затем аккуратно подцепила ногтем крышечку, опустила на горлышко кувшина ладонь и закрыла глаза, с удовольствием принимая тёплую волну силы. Впитывая магическую энергию, поднимающую её высоко над толпой, над серым стадом челов, лишённых возможности прикоснуться к истинному волшебству.

— Хорошо…

Последняя капля силы проникла в ведьму, кувшинчик опустел, поток чарующего тепла иссяк, однако никакой грусти по этому поводу не появилось. Содержимое серебряного контейнера не растворилось без следа, а стало частью девушки, наполнило её бурлящей энергией, отголоски которой виднелись в горящих глазах.

Магия держала Эльвиру в восхитительном тонусе, раскрашивая жизнь сладкими красками.

— Пётр, я тебя слышу.

— Но не видишь.

— Захочу — увижу.

Мужчина тихонько рассмеялся.

Он появился бесшумно, как тень. Вышел на террасу с явной целью напугать сидящую в шезлонге девушку, но не преуспел. И не особенно расстроился.

— Искупаемся?

— Не хочу.

— Вина? — Он явился не с пустыми руками, принёс два бокала терпкого красного, и Эльвира кивнула:

— С удовольствием.

И сделала маленький глоток… Но только после крепкого поцелуя, которым Пётр сопроводил передачу бокала.