Внезапно вспыхнувшая надежда заставила Косина вскочить с постели и одеться. Словно подталкиваемый незримой могучей силой он оставил нетронутым приготовленный матерью завтрак и, не дожидаясь лифта, бегом спустился по лестнице. Пересекая пыльный двор, студент не обратил внимания на мирно лузгающих семечки двух благообразных старичков, опрятно одетых в одинаковые костюмы из старомодного серого шевиота. А зря! Глядя спешащему навстречу неизвестности студенту, Себ с неподдельным восхищением произнес:
– Прекрасно сработано, шеф. Он полностью подчинен твоей воле.
– Ничего подобного! Студент вполне свободен в своих поступках. Наш выбор пал на него лишь потому, что внутренне он уже готов ради славы и денег участвовать в кровавой охоте. Мы лишь обеспечим его появление в нужное время и в нужном месте. А уж как он поступит в предложенных ему обстоятельствах, пусть решает сам. Несправедливо все беды и мелкие житейские неурядицы этого видимого людям мира сваливать на нас!
– Ты прав, учитель, ох как прав! Сейчас студент, бесцельно гуляя, неминуемо приближается к изогнутому как лекало арбатскому переулку. Это ты здорово придумал – разыграть новый акт трагедии в доме, где еще лежит пока необнаруженное тело несчастного Желтка. По крайней мере, не надо тратиться на новые декорации.
Похвала льстила, и Анатас, с трудом удержав самодовольную улыбку, сурово приказал:
– Поспешим, Себ. В отличие от сторонних зрителей нам нельзя опаздывать к началу красочного представления.
Почтенные старички разом, словно по команде, поднялись, неряшливо стряхнули с колен на землю шелуху от семечек и деловито направились по узкой тропинке за гаражи-ракушки. Очутившись в узком пространстве, начали быстро уменьшаться в размерах, пока не превратились в юрких вездесущих воробьев. Тут же суетливо взмыли ввысь, сделали прощальный круг над колодцем окруженного домами двора и полетели в сторону венчающего Арбат высотного здания МИДа.
Косин неторопливо брел по гладким плитам.
На него никто не обращал внимания. И только два пронырливых воробья, беспорядочно скакали вокруг мусорной урны и весело чирикали в ожидании лёгкой добычи. С неприязнью оглядывая посетителей дорогих пабов и ресторанчиков, Косин судорожно сжимал прозрачные бока недопитой бутылки пива. Внезапно он почувствовал голод. Но денег после приобретения противного теплого напитка не осталось. И навеянное радужным сновидением ожидание удачи сменилось разочарованием и тоской. Он явно был не нужен никому в этом равнодушном к жалким неудачникам миру.
Кто-то нерешительно потянул его за рукав рубашки. Косин с раздражением обернулся. На него смотрели выцветшие старческие глаза. Пестрый шарфик, кокетливо завязанный вокруг морщинистой шеи, красная юбка и зеленая кофта, свободно болтающиеся на высушенном годами тщедушном тельце очередной нищенки, окончательно вывели Косина из себя:
– Мадам, идите от меня прочь! Я по пятницам не подаю!
– Вы меня неправильно поняли, молодой человек. Я не клянчу милостыню, а приглашаю посетить домашний музей живописи, и при этом совершенно бесплатно. Мой покойный муж, потомственный дворянин Петр Андреевич Флеров, был прекрасным живописцем.
Обиженно трясущиеся губы женщины вызвали невольное сочувствие:
«А почему ради развлечения не сходить в гости к этой нелепо разодетой Шапокляк?».
Внезапно откуда-то из глубин сознания всплыло предчувствие опасности, и чей-то настойчивый голос принялся внушать ему отказаться от бесплатной экскурсии. Но из чувства противоречия непрошеному советчику Косин решительно тряхнул длинными волосами:
– Хорошо, согласен. А далеко ли идти?
– Спасибо, уважили меня. Это здесь рядом. Пойдемте, получите удовольствие.
Едва поспевая за неожиданно проворно шагающей старухой, Косин не мог избавиться от чувства все нарастающей тревоги от неизвестности, ожидающей его в арбатской квартире. Поднявшись на лифте, старушка достала из сумочки маленький ключик и вставила его в английский замок, свободно болтающийся в рассохшейся и потрескавшейся от времени двери, которую легко было выбить одним ударом.
Зайдя в квартиру, Косин настороженно заглянул в комнаты и, убедившись, что в квартире никого нет, немного успокоился. Он рассеянно слушал объяснения старухи о фантазиях ее мужа, рисовавшего красные кроны сосен, коричневые воды рек, синие пшеничные поля. Эти нелепые пейзажи наводили на него тоску. Лишь упоминание о том, что часть работ Флеров рисовал еще юношей в своём поместье, пробудило его интерес:
– Подождите, я что-то не пойму, сколько же вам лет? Более ста, что ли?
Обнажив беззубый рот, старуха кокетливо рассмеялась:
– Ну что вы, мне всего только 85 лет. В 1940 году перед самой войной я, двадцатилетняя девчонка, дала согласие выйти замуж за известного ученого Флерова. Он родился в 1897 году, и ему тогда было сорок три года. Разница в возрасте существенная, но я была очарована этим образованным человеком с изысканными манерами потомственного аристократа. И поверьте, никогда не пожалела об этом! Вплоть до его смерти в 1971 году я продолжала относиться к мужу заботливо и с почтением. Когда он скончался, я едва перевалила через полувековой юбилей и еще была полна сил и желаний. Но осталась верной его памяти. По крайней мере, замуж официально больше не выходила.
И старуха залилась хрипловатым надтреснутым смехом, кокетливо подернув плечиками. Затем она прозорливо заметила:
– Я вижу, что пейзажи вас не особенно впечатляют. Давайте пройдем в другую комнату. Там собраны портреты и жанровая живопись.
Косин нехотя последовал за хозяйкой. Но переступив порог, замер от неожиданности. С прямоугольника картины в раме из красного дерева прямо на него испытующе смотрели изображенные в полный рост дамы в длинных платьях и кавалеры в средневековых камзолах. Художник поместил их на полотне строго симметрично: в вертикальный ряд по три с каждой стороны на равном расстоянии от расположенного в центре изображения надменно взирающей на окружающий мир красавицы с вплетенной в искусственные волосы ядовито желтой лентой. Художник не пожалел черной краски для общего мрачного фона картины. А мужские и женские фигуры поместил в светлые овалы. И это создало эффект присутствия на представлении феерической пьесы, в прологе которой на затемненной сцене высвечиваются театральными прожекторами все действующие лица приближающейся трагедии.
Конец ознакомительного фрагмента.