– Оставайся. Ты хороший боец, когда не задумываешься. Таких немного. Карьеру сделаешь.
– Вроде твоей, сержант? Превращу убийство в работу? Я предпочел бы заняться чем-то иным, чем-нибудь более творческим. Мне, в отличие от тебя, убийства, откровенное душегубство, короче, вся эта грязь удовольствия не доставляет. Это тебе нравится... – Неожиданная мысль заставила его выпрямиться, и он уселся в постели. – Как, возможно, и все остальное. Войны, сражения, все вообще. Я не хочу больше слышать о территориальных правах, об агрессии, о настоящем мужском деле. Я думаю, что люди вроде тебя затевают войны, потому что это горячит им кровь, доставляет удовольствие, которое иными способами они испытать не способны. Тебе нравится воевать.
Тот встал, слегка потянулся и повернулся, чтобы уйти. В дверях он, задумчиво нахмурившись, остановился.
– Может, ты и прав, капрал. Я об этом особенно не думал. Может, это мне и нравится. – На лице его появилась холодная улыбка. – Только не забывай – тебе это тоже понравилось.
Дом вернулся к книге, недовольный, что ему помешали читать. Книгу вместе с лестной запиской прислал его профессор литературы. Он-де услышал о Доме по радио, весь университет гордится им и так далее. Томик стихов. Мильтон, по настоящему хорошая книга.
И ни войны, ни звуков бояСей мир не ведал той порою.
Да, книга хорошая. Только это не было правдой в пору Мильтона, да и сейчас ею не стало. Неужели человечеству действительно нравится воевать? Должно быть, нравится – иначе оно не воевало бы до сих пор. Эта мысль показалась Дому преступной и страшной.
И ему тоже? Чушь. Он хорошо дрался, но лишь потому, что хорошо подготовился к драке. Не может быть, чтобы ему и вправду все это нравилось.
Он постарался вновь углубиться в чтение, но буквы то и дело расплывались у него перед глазами.