У всех соседей уже лопнуло терпение и они грубо ругались, грозили отравить безмозглую шавку, не дающую покоя ни днём, ни ночью, или написать сердитые жалобы во все мыслимые и немыслимые инстанции, после которых на Танечку обрушатся земные и неземные кары, и что самое ужасное – с такой ненавистью смотрели на несчастную женщину, словно это она собственной персоной выла и визжала сутками напролёт. Оставалось непонятным, как это только она не вспыхивает синим пламенем под злобным жаром соседских взглядов и не проваливается оттого же под землю, а уж в том, что она теперь, вместе с разнообразными дальними родственниками, старым котом Васей и всеми сколь-нибудь относящимися к ней существами, проклята до седьмого калена, не приходилось сомневаться ни на йоту.
– Но что же мне делать? – порой совершенно теряясь под злобными нападками, спрашивала она. – Ну, может, она привыкнет и перестанет выть?
– Скорее, луна свалится с неба к тебе в огород и прибьёт эту чёртову шавку, чем она сама поумнеет и заткнётся.
– Но я же не могу её выбросить или убить.
– Интересно, почему это ты не можешь?
– Потому что нельзя так поступать с живыми существами.
– Че-го-о? – матерная тирада, от которой у Тани уши в трубочку сворачиваются, а лицо делается пунцовым, – а с нами можно?
Сама Танечка почти не спала уже много ночей, зато на работе вырубалась прямо на ходу. Она уже почти не носилась по ночам во двор, пытаясь успокоить собаку, но и спать под такой аккомпанемент не могла. Она то плакала в подушку от бессилия, то ворочалась, ругая себя за то, что не может пойти и просто вышвырнуть собаку за ворота; и за то, что нет мужчины в доме, который взял бы ружьё и пристрелил эту сволочь; и ещё за то, что она такая невезучая. До того невезучая, что не может даже выбрать себе нормальную собаку, что только травмирует ребёнка своими действиями… и себя… Соседи – чёрт с ними, переживут как-нибудь.
А собачка не собиралась прекращать свою вокальную деятельность, и в какую-то из ночей Танечка, не выдержав, пошла во двор, открыла настежь калитку и отцепила собаку:
– Иди отсюда. Иди куда хочешь, никто тебя не держит.
Но не тут-то было. Уходить пёсик, как и замолкать, не собирался. Он шмыгнул под дрова, потом в другой укромный уголок, но в руки не давался и пределы двора не покидал. А то! Здесь и колбасу дают, и слушателей вокруг, фанатов, так сказать, как у звезды какой, и внимания море. Зачем же уходить отсюда? Наоборот. Надо расстараться ещё больше, раз выгоняют.
Устав от безуспешных попыток поймать и вышвырнуть безмозглую собаку, Таня вернулась домой с тайной надеждой на то, что, может быть, теперь отцепленный этот тупой пёс заткнётся наконец. Но думать так было наивно.
Пёсик устроился прямо под окном и завыл с переливами и повизгиванием. Соловей прямо. Монсеррат Кабалье. И Таня со стоном накрыла голову подушкой, а позже взяла телефон и, невзирая на поздний час, набрала номер.
– Дедушка, умоляю, забери у меня эту собаку. Она меня с ума сведёт.
Регина мужественно переносила разлуку со второй собакой. Она не плакала и ничего не говорила, лишь вздохнула и смирилась. В её маленькой и светлой головке строились простые и логически верные умозаключения. Лежащие на поверхности и напрашивающиеся, но порой невидимые взрослым людям из-за тысяч доводов и сомнений.
– Мама, – потом спросила она, – а почему она всё время выла? Ей было плохо у нас?
Таня, ищущая объяснения для дочери, ухватилась за эти слова, как за соломинку:
– Да, она, наверное, очень хотела домой.
– А дедушка повёз её туда, где она раньше жила?
– Да, туда.
Конец ознакомительного фрагмента.