Быстрым, жёстким, чертовски ловким, несомненно. Но не неприкасаемым.
Во всех смыслах. Я ведь знала, даже прикасалась к нему — пусть даже я не прикасалась к нему везде или достаточно часто.
И теперь никогда не смогу.
Проклятье.
Я прогнала мысли о мужчине в моей голове, прежде чем не начала снова плакать. Это достаточно сложно — распространять вокруг себя властность, когда вы пять футов ростом, даже без красных, на мокром месте глаз, и хлюпающего носа.
Дрездена больше нет. Его убогих шуток и его простодушного чувства юмора — больше нет. Его способности познавать непознаваемое, сражаться с непобедимым, и находить невозможное — больше нет.
Всем нам остается просто жить дальше, но без него.
* * *
Я стучала в двери и опрашивала множество людей, по большей части подростков, посещающих школу в городе. Я ничего не узнала о Джорджии, хотя и получила кое-какие сведения о наркоторговцах, собирающихся на парковке. Я отправила их нужным людям в форме, где они хотя бы развлекут борцов в бесконечной борьбе с наркотиками, если не окажутся чем-то серьёзным. Эти ниточки подтверждали то, что я доказывала Уиллу, а именно: соседи всё видят. Может быть, я пока просто не опросила нужного соседа.
Переступив порог третьего дома, я почувствовала изменение обстановки. Он был более обветшалый, чем другие дома. Несколько свежих граффити украшали внутренние стены. На большинстве дверей двойные замки. Стёкла на окнах выбиты, вместо них листы фанеры. Всё это место буквально кричало о множестве неприятностей, притаившихся здесь. Они заставляли дом с крайней неохотой поддерживать коридоры и фойе, снова и снова бороться с проблемами и повреждениями.
И я не слышала никакой музыки.
Это необычно для таких домов, как этот, заселённых, в основном, студентами. Подросткам нравится музыка, какой бы оглушающей или отупляющей она ни была, и вы почти всегда можете слышать её грохот где-то поблизости.
Но только не тут.
Я держала глаза широко раскрытыми, пытаясь вырастить новую пару на затылке, и начала стучать в двери.
* * *
— Нет, — солгала маленькая, болезненно выглядящая женщина, назвавшая себя Марией и живущая на третьем этаже. — Я ничего не видела и не слышала.
Она не открыла дверь шире, чем позволила цепочка.
Я попробовала сделать свою улыбку более обнадеживающей.
— Мэм, этот способ обычно работает так: я задаю вам вопрос, а затем вы врёте мне. Если вы даёте лживый ответ, прежде чем у меня появляется шанс задать вопрос, это задевает моё чувство приличия.
Её голова затряслась мелкой, нервной дрожью, в то время как глаза расширились.
— Н-нет. Я не лгу. Я ничего не знаю.
Мария попыталась закрыть дверь. Я успела вставить ботинок в щель.
— Вы врёте, — произнесла я спокойно. — Вы испуганы. Я понимаю это. Я получила похожие заявления почти от каждого в этом доме.
Она отвела от меня взгляд, как если бы искала путь к бегству.
— Я в-вызову полицию.
— Я и есть полиция, — сказала я. Что, технически говоря, являлось правдой. Они меня пока не уволили.
— О, Боже, — выдохнула женщина. Она трясла головой все сильнее и сильнее, отчаянными движениями. — Я не хочу … Я не хочу, чтобы кто-то увидел, как я говорю с вами. Уходите.
Я приподняла брови.
— Мэм, пожалуйста. Если у вас неприятности…
Я не уверена, слышала ли она меня вообще. Я достаточно часто видела таких женщин, как она, чтобы узнать этот взгляд. Она выглядела испуганной кем-то, наверное, мужем или парнем, или цепочкой мужей или парней, или может быть отцом задолго до этого. Она жила в страхе, и уже очень давно. Страх пустил в ней корни, и единственный способ выживания, который она знала — капитуляция.
Мария оказалась бракованным товаром. Она трясла головой, всхлипывала и только затем сделала попытку закрыть дверь. Я уже собиралась убрать ногу и уйти. Вы не можете заставить кого-либо принять вашу помощь.
— Какие-то проблемы? — спросил загрубевший от выпивки голос.
Я повернулась к заросшему, как мамонт, мужчине. Он был повыше шести футов и весил, наверное, как три меня, хотя в этой массе было больше жира, чем мускулов. Он был одет в белую майку, подчёркивавшую его живот, и рубашку с воротником на пуговицах, с надписью «РЭЙ», вышитой на груди.
Он глянул сначала на меня, затем на дверь в квартиру и нахмурился.
— Мэри, у тебя какие-то проблемы?
Мария замерла, как кролик, заподозривший, что хищник поблизости.
— Нет, Рэй, — прошептала она. — Так, ерунда.
— Чертовски непохоже на ерунду, — сказал Рэй, скрестив руки на груди. — Я пытаюсь вытряхнуть деньги из местного самоуправления, чтобы починить уличные фонари и блок предохранителей, а ты такой шум подняла, что мне пришлось орать на весь грёбаный коридор!
— Прости, Рэй, — прошептала Мария.
В глазах Рэя заблестели зловещие огоньки.
— Господи, я дал тебе отсрочку по арендной плате, а ты вот, значит, со мной как?
Голос Марии звучал так, словно ее душили:
— Это была случайность. Этого больше не повторится.
— Мы ещё поговорим, — сказал он.
Мария вздрогнула, как будто эти слова измазали её грязью.
Моя рука сжалась в кулак.
Вот проклятье.
Я видела таких типов, как Рэй, прежде: хулиганов, которые никак не повзрослеют; людей, которым нравится быть сильнее других и которые управляют ими через страх. Он был большим и думал, что это делает его более сильным, чем все остальные. Этот слизняк почти наверняка состоял на учёте, может, отсидел какое-то время, возможно, за что-то довольно гнусное. Таких парней, как Рэй, иногда тюрьма только убеждает в том, какие они опасные отморозки, служит подтверждением и утверждением их статуса, как хищника.
Рэй перевел взгляд с Марии на меня, с тем же зловещим огоньком в глазах.
— Ты настолько крутой? — спросила я.
Он фыркнул по-марсиански. «Иди на хрен и сдохни!»
Марсианский язык весьма выразителен.
— А тебе-то что? — спросил он.
— Я, типа, любопытная, — сказала я.
— Иди на хрен и сдохни! — сказал Рэй, на этот раз по-английски. — Выметайся отсюда. — Он глянул мимо меня на Марию. — Закрой эту чёртову дверь!
— Я-я пытаюсь, — промямлила Мария. Моя нога и тяжёлый чёрный рабочий ботинок всё еще находились в дверном проёме.
Тупая злость вспыхнула в глазах Рэя, и он направил её на Марию. Что заставило меня задуматься. Рэй, очевидно, наркоман и тот, кому надо сорвать свою злобу на ком угодно, чтобы быть довольным. Он попытался быть грубым со мной и, когда понял, что ничего из этого не выйдет, Мария стала мишенью для его ярости. Это более или менее обязывало меня защитить её.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});