в Божественное право королей на власть. Это право должно быть только у императоров и, разумеется, у герцогов, а не у таких мужланов, что пытаются нами управлять сейчас. Кстати, господа, я недавно перечитывала Хосе Иглесиаса де ла Каса, упокой Господи его душу, и вдруг встретила одну эпиграмму, которая в связи с событиями последних дней прозвучала для меня неожиданно по-новому.
— Что за эпиграмма, ваше сиятельство? — сразу же заинтересовался Ириарте.
— Что ж, она сразу же запала мне в память, и для меня теперь совсем несложно прочесть ее наизусть.
— Прочтите, прочтите, ваше сиятельство, — раздалось сразу несколько голосов.
Герцогиня, любившая выступать в роли актрисы и считавшая себя не бесталанной, с чувством продекламировала:
Один хирург благочестивый,
От жизни ждавший новых благ,
Определить не мог никак,
Что больше принесет наживы:
Всеобщий мир иль пушек гром.
Но, рассудив, что в равной мере
Обязан Марсу и Венере,
Он успокоился на том[13].
Действительно, эпиграмма весьма живо нарисовала напыщенный вид ликующего в эти дни ненавистного премьера, и все засмеялись, даже суровый Пепе Ильо.
— В равной мере обязан Марсу и Венере, — со смехом подхватил он ключевую фразу, явно намекающую на вознесшегося через постель королевы гвардейца.
— Дорогая, — шепотом обратился к супруге герцог Осунский, — эта книга пару лет назад была запрещена святой инквизицией. За одно ее хранение…
— Ну что вы, дорогой, — с веселым смехом ответила герцогиня, заметившая напряженное ухо архиепископа, явно понимавшего содержание шепота ее супруга, — здесь у нас собрались только друзья. Не так ли, отец Антонио? — Архиепископ кивнул герцогине с легкой улыбкой признательности.
— Но, господа, я совсем не имел в виду ни Его Величество, ни Верховную палату, ни тем более этого временщика, — вновь попытался свернуть на свое Ириарте. — Я говорю о серьезных и порядочных людях, вроде нас с вами. Увы, даже мы не замечаем чудес, они проходят для нас впустую. Ведь все мы не раз слышали и о графе Сен-Жермене, и о графе Калиостро, однако никто из здесь собравшихся не верит в то, что бессмертие возможно. Не так ли, граф?
— Вы совершенно правы, господин поэт, — ответил де Милано. — Кстати, господа, я не хотел говорить вам об этом, однако в связи с последними словами уважаемого господина поэта не могу промолчать и вынужден сообщить прискорбное известие: три дня назад в Италии скончался граф Калиостро.
— Как?! Вот так новость! Неужели?! Не может быть! — понеслось со всех концов стола.
Граф де Милано словно окатил всех собравшихся ушатом холодной воды. По бросаемым на него украдкой взглядам и перешептыванию он легко догадался, что на его счет у здешней публики имеются довольно смелые предположения. Теперь же, столь неожиданно объявив всем эту печальную весть, он окончательно убедился в том, что здесь, скорее всего, его приняли за Сен-Жермена.
— Вот вам и доказательства, дорогой мой Ириарте, — грустно улыбнулась герцогиня. — О каком же бессмертии можно вести речь, если умирают даже те, кто его декларирует?
— И все-таки, уважаемая герцогиня, сердце подсказывает мне, что известие о смерти графа Калиостро еще ничего не доказывает, — не сдавался Ириарте. — Известно ведь, что люди, постигшие секрет бессмертия, не умирают на самом деле, лишь имитируют свою смерть для всего мира, чтобы не привлекать излишнего внимания к своим персонам. А потом появляются где-нибудь в другой стране, под другим именем и как ни в чем не бывало живут далее.
— А как же люди, которые знали их при так называемой прежней жизни? Они ведь могут опознать их? — спросил герцог.
— Но кто из нас, много раз слышавших о Калиостро, хотя бы раз вживую видел его самого или хотя бы портрет? Я слышал, например, что граф Сен-Жермен никогда нигде не останавливался более чем на одну ночь. Поэтому хорошо знаком он может быть только очень узкому кругу людей. И все они при этом могут быть и без того посвящены в его тайну, — ответил Ириарте. — Кто из вас, встретившись однажды с тем же графом Калиостро, который представился бы другим именем, согласно одним лишь слышанным описаниям с полной уверенностью мог бы утверждать, что это на самом деле и есть таинственный чародей?
— Уж не хотите ли вы сказать, дорогой господин поэт, что я и есть граф Калиостро, представившийся другим именем? — лукаво усмехнулся граф Херонимо де Милано.
— Ну, что вы, граф! Я не берусь взять на себя такую смелость или наглость, если угодно, — ответил Ириарте. — Да я даже и описаний-то Калиостро никогда не слышал. Так что, убейте меня, не представляю, как он выглядел. Все же, как многого мы не знаем даже из того, чего знать не только очень хочется, но и следовало бы!
— А мне вот, например, доводилось читать описание графа Сен-Жермена в записках известного путешественника Казановы.
— Того самого Казановы, что служит сейчас библиотекарем в замке Дукс в Богемии? — оживился Ириарте.
— Да, мой дорогой поэт.
— Но, ваше сиятельство, извините за нескромность, — не выдержал поэт, — откуда у вас его записки, которые еще даже не вышли из печати и, насколько я слышал, пока гуляют только в рукописных копиях, а посему мало кому доступны.
— Как, мой дорогой поэт, вы разве еще не знаете, что один хороший французский друг регулярно снабжает меня всем наиболее интересным из того, что появляется в Европе.
— И какова же внешность графа Сен-Жермена по описаниям господина Казановы?
— Представьте себе, господа, но, как это ни странно, ничего кроме слов вроде «приятной наружности» и «с весьма учтивыми манерами» мне там найти не удалось. Все внимание господина Казановы уходит на описание необычайных способностей графа как замечательного собеседника и человека, искушенного во всех науках. За столом он обычно почти ничего не ел, прямо как вы, граф, — улыбнулась своему почетному гостю герцогиня, несколько задетая его невниманием к изысканным блюдам ее кухни.
— Однако, насколько я помню, по всем рассказам очевидцев — и думаю, то же самое должно быть написано и у Казановы, — Сен-Жермен обычно не закрывал рта. Не так ли, ваше сиятельство?
— Да, да, именно так и пишет Казанова. Граф Сен-Жермен был очень остроумным и словоохотливым собеседником. В частности, в своих записках сеньор Казанова рассказывает о том, что граф Сен-Жермен умел изготовлять драгоценные камни.
— Насколько я слышал, он умел изготовлять не только драгоценные камни, но владел жизненным эликсиром. А это означает, что для него чудо было настоящей реальностью, — все еще не сдавался Ириарте. — Мы же по сравнению с ним живем, как слепцы!