Тарас Семеныч летом тоже отдыхал, потому что и охоты не было и рыба плохо ловилась. Да и вообще он сделался какой-то угрюмый. Придет на сайму к Сохачу, посидит у огонька и уйдет. Сохачу казалось, что Тарас Семеныч хочет что-то сказать и не решается.
- Ну, как поживаешь, Тарас Семеныч?
- А ничего... Вот и лето скоро пройдет. Не успеешь оглянуться...
У Тараса Семеныча в последнее время явилась странная привычка всему удивляться, точно он видел все в первый раз. Стаял снег - он удивлялся, пронеслась первая гроза в горах - тоже, упало сухое дерево, пролетел ястреб, ухнул ночью филин - тоже.
- Сохач, птица скоро будет грудиться... - сообщал он.
- Где же еще скоро? До осени далеко...
- Как далеко?.. Не успеешь оглянуться, и осень подкатит. Удивительное это дело!..
- Ничего Даже удивительного нет...
- А зима? Ух, как завернет мороз... А потом опять весна...
- Да ты что мелешь-то, Тарас Семеныч? Как будто и не Совсем ладно говоришь...
- Разве неладно?..
- Совсем неладно... Чему ты удивляешься-то?
Раз Тарас Семеныч пришел на сайму к Сохачу ночью, в проливной дождь. Он весь был мокрый.
- Эк тебя носит, Тарас Семеныч... Хороший хозяин собаки не выгонит из дому, а ты бредешь.
- Небось пойдешь, когда дома-то...
Что было дома - Тарас Семеныч так и не сказал. Он посидел с час и собрался назад.
- Да ты куда? Переночуй у меня...
- Нет, уж я домой...
- Ну, дождь бы хоть переждал...
- Дождь-то ничего... Ну, прощай.
Уходя, Тарас Семеныч проговорил:
- Ужо заходи ко мне как-нибудь.
- Ладно...
- Я тебе одну диковину покажу.
Когда Сохач пришел к Тарасу Семенычу, то действительно пришлось удивляться. Около избы паслась живая коза.
- Это у тебя откуда коза, Тарас Семеныч?
- А сама пришла... Как-то выхожу утром, а она спит вон тут, перед самой избушкой. Я сейчас за ружье схватился... нацелил, спустил курок - осечка... А она вскочила и смотрит на меня. Глаза-то совсем ребячьи... Ах ты, тварь, думаю! Опять это нацелился... Нет, не могу выпалить. Понимаешь, точно кто меня за руку держит... Вот какое дело вышло, Сохач. Теперь вторую неделю живет коза...
- Это к счастью, Тарас Семеныч, когда зверь приживется...
Тарас Семеныч только вздохнул и покачал головой, а потом проговорил:
- Не велико счастье... Это смерть моя пришла.
- Ну, уж и смерть... Болит что-нибудь?
- Болеть ничего не болит, а только скоро помру...
- Раньше смерти никто не помирает...
- Нет, уж так... Ну, не стоит об этом разговаривать.
Коза паслась около саймы, как у себя дома. Она даже не испугалась Чуйки, которая сначала залаяла на нее, а потом хотела поиграть. Сохач долго любовался красивым животным и хохотал над Чуйкой. Вот глупый пес...
VII
С Тарасом Семенычем действительно было нехорошо. Он скрывал свою болезнь, да, собственно, и назвать ее не умел. Вообще неможется, как говорят простые люди, и от еды отбился, и сна нет, и разная дрянь в голову лезет. Ну, взять хоть ту же козу - чего, кажется, проще, а она измучила Тараса Семеныча. Нейдет эта самая коза с ума, и конец делу. К чему? зачем? в каком смысле? Только раз старик почти догадался - смотрел, смотрел на козу, и показалось ему, что он точно где-то видел ее раньше. Вон и отметинка есть на правой задней ножке, и одно ухо как будто поменьше, а главное - глаза. Ну, вот видел ее раньше, именно эту самую козу видел, и конец. А потом старик испугался: ведь это та самая коза, которую он тогда по насту загнал. Она самая...
- Да ведь ты съел ее тогда? - удивлялся Сохач.
- Известно, съел... Сам знаю. А все-таки та самая...
- Ну, это тал, блазнит* тебе, Тарас Семеныч... Мало ли ты таким манером по насту коз загонял на своем веку!
______________
* Блазнит - чудится, мерещится, видится.
- Был грех, Сохач... Ох, большой грех!
- Говорил я тебе...
- Тогда другое было, и я был другой, а вот теперь мне ее и даром не надо, значит, козу... Я и простой-то говядины видеть не моху. Как-то пришла проведать меня из деревни племянница и принесла гостинцы, а я и глядеть не могу. С души воротит, как только подумаю... Я эту племянницу ужо возьму к себе на осень. Скучно одному-то...
- Тоже и придумает человек: скучно! Нет, Тарас Семеныч, ты повредился... Ужо я тебе травку такую дам, пользительную.
Попробовал Тарас Семеныч пить пользительную травку, но и это не помогло, а точно сделалось даже хуже. Главное, делалось ему хуже по ночам: мается, мается, а заснуть не может. Лежит и все слушает... Вот легкий козий топот, вот ударил копытом матерый сохатый, вот пискнул смертельно раненный заяц, а там со свистом проносится утиная стая, перекликаются рябчики, жалобно курлыкают журавли и где-то безостановочно бежит по камням бойкая горная речонка - вода так и бурлит. Тарасу Семенычу стоило закрыть глаза, как все эти звуки поднимались разом, и он чувствовал, как со страху его охватывает холодная дрожь. Он просиживал целые ночи у окна - это было легче. За какой-нибудь месяц старик страшно исхудал.
- Скоро помру... - говорил он Сохачу, когда тот приходил его проведать. - Вот только птица отлетит в теплую сторону, и я за ней...
- Пожалуй, и то помрешь, - соглашался Сохач. - Все мы так-то: живем долго, а помрем в один день.
К осени на сайме у Тараса Семеныча поселилась его племянница, совсем маленькая девчонка. Толку от нее было мало, а все-таки веселее, когда живой человек. Очень уж спать любила девчонка, и ночью ее не добудишься. Спит, как зарезанная. А все-таки лучше... Не так страшно, когда живой человек рядом.
- Эй, Матрена Ивановна, будет спать-то, - будил ее старик. - Спишь, как барыня городская...
Старик был убежден, что городские барыни только и делают, что едят и спят. Что им делать, барыням... Вот и Матрена Ивановна тоже дрыхнет, хоть из пушки в нее стреляй.
Было уже несколько холодных ночей с еще более холодными осенними утренниками, когда трава серебрилась от инея. Небо все чаще и чаще покрывалось тучами. Дул холодный северный ветер, точно гасивший последние летние краски. Птица уже грудилась в стаи. Старые учили молодых летать, и над озерами носились громадные стаи уток.
"Теперь уж шабаш: ничего мне больше не нужно, - думал Тарас Семеныч. Пусть все летят... да".
А по ночам его все сильнее и сильнее преследовали разные видения. Раз было так, что избушку окружили все убитые им звери и птицы... Старик дрожал от страха. Их было целое полчище, и все рвались в избушку. Он слышал, как в дверь царапались птичьи когти, как торопливо стучали козьи копытца, как рыл землю сохатый... Если бы все разом бросились на него - задавили бы в один миг.
- Господи, что же это такое? - стонал Тарас Семеныч.
И все это он убил, и все съел...
Когда приходил проведать Сохач, Тарас Семеныч ничего не рассказывал о своих ночных муках. Старый колдун еще посмеется и скажет, что так тебе и надо.
- Вот журавли полетят, и я с ними, - говорил Тарас Семеныч совершенно спокойно. - Что же? Будет, пожил!
Сохач молчал. Он не боялся думать о смерти.
Раз Сохач не был на сайме у Тараса Семеныча дня три и вспомнил о нем, когда услышал жалобное курлыканье первой журавлиной вереницы. Старику сделалось даже совестно, и он торопливо сейчас же отправился навестить приятеля. Когда он уже подходил к сайме, Чуйка жалобно взвыла.
"Ох, неладно..." - подумал старик.
Тарас Семеныч лежал мертвый. Коза убежала из своей загородки накануне, и это так его поразило, что старик уже не поднимался больше со своей лавки.