Но вернемся к Шукшину.
Несмотря на различие позиций Шукшина и Кочетова, была у них одна объединяющая черта, которая заставляла либералов ненавидеть их в равной степени одинаково, – это их русофильство. Не случайно поэтому обоих в либеральных кругах называли антисемитами, а к Шукшину еще приклеили ярлык «фальшивого алтайского интеллигента».
Если смерть настигла Кочетова на седьмом десятке лет и уже после того, как его слава прошла свой пик, то к Шукшину она пришла на 46-м году, когда его слава была в самом зените. Более того, вся деятельность Шукшина в последние годы обещала новый взлет его творчества. Начался он с его легендарного фильма «Калина красная» (1974), где он был не только автором сценария и режиссером, но и исполнителем главной роли.
Почти десять лет Шукшин работал на Киностудии имени Горького, сняв там как режиссер все свои фильмы: «Живет такой парень» (1964); «Ваш сын и брат» (1966), «Странные люди» (1970), «Печки– лавочки» (1972). В центре всех этих шукшинских произведений был человек из народа, талантливый, чуждый корысти, потребительству и мещанству. Однако в целом это был все же благополучный герой, судьба которого складывалась порой непросто, но вполне счастливо. Другое дело два других героя, которых сам Шукшин считал наиболее любимыми: это народный вождь Степан Разин из его романа «Я пришел дать вам волю» и вор-рецидивист Егор Прокудин из его повести «Калина красная». Судьбы этих героев складывались трагически, и Шукшин, исследуя их, поднимался на гораздо более высокую ступень творчества, достигая в этих произведениях высот народной трагедии.
Как мы помним, снять «Степана Разина» Шукшин задумал еще в середине 60-х, но тогда это сделать не удалось – помешал скандал с «Андреем Рублевым». Но даже после того, как фильм Тарковского был реабилитирован и увидел свет (в конце 1971 года), шукшинский «Разин» продолжал «мариноваться». Наконец, поняв, что на Киностудии Горького этот проект ему осуществить не удастся, Шукшин ушел оттуда. Его пристанищем стала главная киностудия страны «Мосфильм», где ему пообещали постановку «Разина». Правда, и там перед Шукшиным было поставлено условие: сначала он должен был поставить фильм о современности. Сам Шукшин поначалу не знал, на каком материале ему остановиться, но тут в дело вмешался директор «Мосфильма» Николай Сизов. Это он чуть ли не залпом прочитал шукшинскую киноповесть «Калина красная» и загорелся идеей поставить ее на вверенной ему киностудии.
В феврале 1973 года Шукшин уехал в Дом творчества в Болшеве и за две недели написал сценарий. В последний день февраля он был принят в экспериментальном объединении (бывшая ЭТК), которым руководил Григорий Чухрай. Однако очень скоро Шукшин понял, что те идеологические принципы, которые исповедуют руководители этого объединения, ставят непреодолимые преграды для воплощения в жизнь его идеи. В итоге, после нескольких стычек с Чухраем, Шукшин расторг договор с ЭТО и ушел в то объединение, которое в наибольшей мере соответствовало его державным устремлениям. Речь идет об объединении «Время», которым с недавнего времени (с 1972 года) стал руководить Сергей Бондарчук (до этого объединение носило название Первого и возглавлялось Григорием Александровым).
Между тем объединение Бондарчука было победнее чухраевского ЭТО, где действовали полурыночные отношения, когда заработок создателям картин начислялся от количества зрителей. Кроме этого, многие руководящие мосфильмовцы недолюбливали Шукшина, причем не только как чужака, но и как почвенника. В итоге производство его картины продвигалось с трудом. По смете на «Калину» выделили 354 тысячи рублей, что считалось не самыми большими деньгами в киношном мире. Кроме этого, киногруппу Шукшина снабдили самой убогой киноаппаратурой, а штат укомплектовали случайными людьми – теми, кого не взяли в другие киногруппы. Например, замдиректора на фильме был некий человек, который пришел на «Мосфильм» из какого-то министерства и в киношном процессе мало что смыслил (в фильме он сыграл эпизодическую роль конферансье в тюремном ансамбле).
Не самыми дружескими были отношения и в самой киногруппе, о чем говорит хотя бы такой случай. Когда Шукшин снимал эпизод, где Егор Прокудин разговаривает с березами, кто-то из ассистентов пошутил: «Феллини снимает «Амаркорд» и «Рим», а Шукшин березы гладит. Явился для укрепления «Мосфильма». Шукшин слышал эту реплику, но виду не подал – для него всегда важнее была работа, чем склоки и выяснение отношений. Да и понимал он, что от недоброжелателей никуда не деться: в киношном мире он перевидал их в огромном количестве.
Параллельно со съемками Шукшин продолжал заниматься проблемой постановки «Степана Разина», поскольку предварительная договоренность о запуске проекта у него была. Однако в ситуацию вмешалась политика. Летом 1973 года, когда Брежнев съездил со своим первым официальным визитом в США, оппозиция внутри страны активизировала свои действия с явным расчетом сорвать планы советских властей по продвижению разрядки. Дело дошло до того, что в этом порыве, как мы помним, объединили свои силы два недавних оппонента: либерал-западник Андрей Сахаров и славянофил Александр Солженицын.
В этой обстановке в Москве прошел семинар, посвященный идеологической борьбе в исторической науке (14–15 июня). На нем рефреном звучала мысль, что противоборство с империалистическим миром все более обостряется. В ряде выступлений отмечалось, что отдельные советские историки играют на руку врагам, не только когда отрицают, что все этапы развития советского общества должны рассматриваться как положительные, но и когда слишком акцентируют свое внимание на отдельных жестокостях русской истории. Это акцентирование позволяет западным идеологам строить свои бредовые теории о варварской сущности русской цивилизации, о патологической жестокости русских.
Именно под эти обвинения и суждено было угодить сценарию «Степан Разин», который именно в подобной жестокости и уличили. Чтобы читателю было понятно, о чем идет речь, приведу отрывок из докладной в ЦК КПСС по поводу сценария, направленной зампредом Госкино В. Баскаковым 3 августа:
«Сценарная редакционная коллегия Комитета по кинематографии с участием внештатных членов – режиссеров и критиков – рассмотрела сценарий. Он был признан интересным в тематическом отношении, содержащим отдельные яркие, талантливые сцены. Вместе с тем сценарная редколлегия указала на крупные недостатки сценария идейно-художественного порядка – нагнетание жестокостей, принижение образа Разина и т.п.
В своем отзыве на сценарий член редколлегии, критик Р. Юренев писал: «Первое, на что хотелось бы обратить внимание, – это чрезмерная жестокость многих сцен. Я понимаю, что и вольница, и ее преследователи, и каратели… но сцены расправы Разина с безоружными пленными в Астрахани, смачные удары топоров и сабель, надругательство над раненым Прозоровским… – кажутся мне чрезмерными. Их читать трудно, и видеть будет нестерпимо. Жестокость можно показывать и менее лобовыми средствами. Модное стремление молодых режиссеров к натуралистическому показу жестокостей, убийств, пыток, членовредительства испортило многие талантливые сцены в фильме А. Тарковского «Андрей Рублев»…
Понимаю, что исторические события бывали подчас весьма суровы, что изображать их в идиллическом стиле нельзя, я все же хотел бы предостеречь Шукшина от излишнего любования жестокостями, ранами, смертями, кровью. Чрезмерное обилие всяких ужасов на экране может сделать фильм нестерпимым зрелищем и, что еще хуже, может создать извращенный образ народа. Русские бунтари, даже вольные разбойнички, не были чингисхановскими истребителями всего живого – они знали и великодушие и жалость. Смягчая жестокие сцены, я смягчил бы и язык. Уж слишком много матерщины, ерничества…»
В официальном отзыве сценарной редколлегии Комитета было отмечено, что сценарий может быть поставлен только при условии, что он будет переработан и создан полнокровный образ народного героя. В заключении Комитета указывалось на недопустимость дегероизации Разина, педалирования жестокостей и т.д….
Госкино готово вернуться к рассмотрению вопроса о постановке фильма «Степан Разин» по сценарию В. Шукшина, если, разумеется, автор существенно переработает этот сценарий…
Вообще ситуация с постановкой в СССР исторических фильмов в те годы складывалась сложная. На нее свой оттенок накладывала та самая «игра в фигушки», которая стала любимым занятием советской творческой интеллигенции. Ведь под видом экскурсов в историческое прошлое своей страны (или любой другой) авторы подобных фильмов старались протащить критику советской действительности, проводили конкретные параллели с современностью. Поэтому внимание к подобным заявкам в Госкино было особенным. В итоге сквозь это цензурное сито прошмыгнуть удавалось не каждому, при этом система отбора была более чем странной.