Джульет бросилась за подругой. Кэри невозмутимо закрыл дверь за девушками и сел на ближайший стул. Герцог тоже сел. Оба молчали.
– Послушайте, старина, – наконец сказал Кэри. – Не могу ли я попросить вас об одолжении?
Джеффри Амблер выглядел смущенным. За прошедшие одиннадцать месяцев слишком многие просили одолжения у нового герцога Окленда. Затем Джеффри напомнил себе, что перед ним брат Джульет, который имел на это право.
– Конечно. Хоть полкоролевства, вернее, полгерцогства.
– Должен предупредить, что это еще не окончательное решение, – осторожно произнес Кэри. – Но я хотел бы просить вас купить у меня гнедых, если до этого дойдет. Я знаю, у вас есть серые, но Джули нужно иметь собственный выезд. Я не считаю возможным продавать их кому-то другому, и вы знаете им цену.
Герцог выпрямился.
– Вы хотите продать ваших гнедых? Вы шутите. Кэри Уэйборн без своих гнедых, как… все равно что… – Его светлость пытался найти подходящее сравнение для такого беспрецедентного происшествия, но Шекспиром герцог не был.
– Все равно что Кэри Уэйборн без своих тестикул, – подсказал его будущий шурин, подтвердив, что и он тоже далеко не Шекспир. – Я надеюсь, что до этого не дойдет, но в случае необходимости могу я рассчитывать, что вы купите их?
– Если вам нужны деньги, старина…
– Прошу вас, не стоит продолжать. Я благодарен вам за предложение, но я не могу его принять. Раз бедственное состояние поместья – всецело моя вина, значит, и вся ответственность лежит на мне. Надеюсь, я сумею привести его в порядок. А если нет… могу я рассчитывать на вас?
– Да, – серьезно ответил герцог. – Конечно.
– Не говорите Джульет о нашем разговоре. Она сразу начнет подсылать ко мне горбатых наследниц, а я не собираюсь жениться на банковском счете.
Закончив это щекотливое дело, Кэри поднялся к тетушке леди Элкинс, чтобы засвидетельствовать ей свое почтение.
Когда после игры в пикет со старой леди он вернулся в салон, Джульет, разливавшая чай, встретила его, словно ангел мщения.
– Как ты мог быть таким безобразно жестоким к Серене? – грозно спросила она. – Ведь я помню время, когда ты хотел на ней жениться.
Кэри покраснел.
– А я помню время, когда ты настойчиво меня отговаривала! Теперь, похоже, ты у нее в руках. Я б не пришел в дом тетушки, если бы знал, что она здесь. Я не видел на улице ее экипаж.
– Да, она пришла со служанкой, – объяснила Джульет. – Я хочу, чтобы ты простил ее, Кэри. Если б ты знал, как поступил с ней Хорас, ты наверняка пожалел бы ее. Семь лет тайного обручения, и потом он ее бросает. Я считаю это бесчестным.
– Как бы он ни поступил с ней, так ей и надо, – ответил Кэри. – Она знала, насколько я ослеплен ее красотой, и позволяла мне, как дураку, волочиться за ней, хотя обручилась с моим кузеном. Она не заслуживает жалости.
– Но Хорас больше виноват, – доказывала сестра. – Он доводил Серену до безумия своей холодностью и презрением, пока не вынудил ее освободить его от всех обязательств. Вчера он шел ей навстречу по Бонд-стрит, а когда увидел Серену, сразу перебежал на другую сторону, притворившись, что не заметил ее. Тебе не следовало быть с ней таким жестоким.
– Да, – согласился Кэри.
– Хорас дурак, – сказал герцог. – Если принц-регент дал ему проклятую табакерку, это еще не значит, что каждый в Лондоне обязан видеть ее по три раза на дню. Кто-нибудь должен просто отобрать ее и швырнуть в Темзу.
– Джинджер прав, – сказала Джульет. – Табакерка – единственная вещь на свете, которую он действительно любит. Хорас без табакерки… Да, это все равно что Кэри без гнедых.
– О чем ты говоришь? – воскликнул герцог, пораженный ее прозорливостью. – Что за глупость! Кэри без своих гнедых! Никогда в жизни не слышал подобного вздора.
– Ты не можешь обвинять во всем только Хораса, – быстро сказал Кэри. – Пусть он и напыщенный дурак, но ведь не он заставил ее светлость флиртовать со мной, если она уже была обручена с другим. Когда я вспоминаю, как она водила меня за нос, я готов бросить ее в Темзу. Почему ты не попросишь кузена Хораса играть Себастьяна, раз она согласна взять роль Оливии?
– Хорас ее не заслуживает, – возразила Джульет.
– Ладно, обезьянка, пусть я рискую показаться тщеславным, Серена не заслуживает меня.
– Таковы мужчины! – презрительно фыркнула сестра. – Вы любите до первого серьезного испытания вашей преданности, а затем все это выплескиваете из окна вместе с грязной водой после бритья.
– «Любовь – над бурей поднятый маяк, – привел неожиданный аргумент герцог Окленд, – не меркнущий во мраке и тумане».
Взяв своего лорда за руку, Джульет продолжила вместе с ним:
– «Любовь – звезда, которою моряк определяет место в океане».[2]
– Тьфу, – сказал Кэри, раздраженный елейным тоном сестры.
– Джинджер по-настоящему играет Шекспира, – заметила Джульет, светясь от гордости и на время забыв, что недовольна братом.
– Для самозащиты, – объяснил герцог. – Она мне постоянно его цитирует.
– И теперь вы превратились в домашний театр.
– Нет, в самый настоящий, – поправила брата Джульет. – Угадай, кто будет играть Мальволио? Когда ты узнаешь, кого я нашла, ты сразу захочешь приехать домой на Рождество.
– Ты же не вовлекла нашего брата в свой неразумный план? – с ужасом спросил Кэри.
– Нет. Бенедикт слишком консервативный. Он даже не разрешил нам использовать для театра библиотеку в Уэйборн-Холле. Мы вынуждены ограничиться Сильверкомбом. Нет, это не Бенедикт. Ты и за сто лет не угадаешь, кто это.
Кэри улыбнулся:
– В таком случае, обезьянка, лучше скажи мне сама.
– Мистер Рурк! – Джульет больше не могла скрывать торжества. – Лорд Рейвеншоу старался привлечь его в свой домашний театр, но кому захочется провести Рождество в Корнуолле! – Брат непонимающе смотрел на нее. – Ну, Кэри! Это актер! Мистер Дэвид Рурк. Ты помнишь его. В прошлом году он играл Шейлока.
– Ах да. Мне казалось, ты его ненавидела. Ведь это он сбежал с твоей горничной?
– Все уже прощены, – сказала Джульет. – Он вернул мне Фифи, и теперь мои волосы причесаны лучше прежнего, хотя вы, мужчины, этого не замечаете.
– Этот Рурк стоит мне целое состояние, – вмешался герцог. – Комнаты в Олбани. Личный парикмахер. Открытые счета у мистера Уэстона и мистера Хоуби. Недурно для ирландца!
– Понимаю, – сказал Кэри. Его счета у знаменитого портного и обувщика были закрыты. – Но боюсь, даже мистер Рурк не сможет заманить меня в Суррей на Рождество. Я буду в Танглвуде.
– Ты же всегда приезжаешь домой на Рождество! – возмутилась Джульет. – Кроме одного года, когда ты спятил и записался в армию. Мы были очень сердиты на тебя.