Читать интересную книгу Утка, утка, Уолли - Роттер Гейб

Что вообще произошло? До вечера все было нормально. Утром я ездил на пляж, и меня мало что волновало, кроме патологической неспособности придумать яркую и образную аналогию для моей жизни. После обеда, ближе к двум, позвонил Бранден и пригласил меня на концерт. Я не хотел никуда идти, но когда Бранден Белл, он же Орал-Би, просит тебя что-то сделать, ты это делаешь. Без вопросов. Бранден — конкретный чувак. Уважаемый ниггер. В свои двадцать пять лет он, по слухам, успел получить три огнестрельных и четыре ножевых ранения, несколько раз отсидеть в тюрьме общим сроком три года и поучаствовать в стольких драках, что даже если вы соберетесь всем вашим семейством, все равно вам не хватит пальцев на руках и ногах (приплюсуем сюда и другие выступающие части тела), чтобы их сосчитать. С ним шутки плохи. Во всяком случае, так о нем говорят. Хотя это может быть просто игра на публику: такой же обман, как и тексты его знаменитых песен. Впрочем, мне никогда не хотелось проверить, так ли это на самом деле. Бранден, он непредсказуемый, как питбуль. Может сделать тебе комплимент, что у тебя классные ботинки, и тут же ткнуть тебя кулаком в живот за то, что ты носишь такие козырные ботинки в его присутствии.

Бранден называет себя Орал-Би, потому что — цитирую — «все, что выходит у меня изо рта, оно эта… чистое, свежее и охрененно приятное». На самом деле, чисто теоретически, он классный рэпер. Вообще образцовый. Агрессивный, отвязанный и бесноватый. В общем, реальный чувак. И действительно один из лучших. Его альбомы продаются по всему миру запредельными тиражами. Проблема в том, что он тупой, как пакет сырных чипсов. Видимо, это врожденный дефект. Би не смог бы срифмовать и двух строк даже под страхом мучительной медленной смерти. Мне вообще удивительно, что он может прочесть то, что я для него пишу, не говоря уж о том, чтобы запомнить и проговорить наизусть эти тексты. Я даже не знаю… Может быть, это какая-то особая форма аутизма, которой подвержены парни из черных гетто. Все тексты с его знаменитых альбомов — до последней строки, до последнего слова — это плод моего креативного ума и в меру художественных талантов. Например: «Я ей суке, заправлю по самые гланды. Переломаю ей ноги, чтобы от меня не сбежала. Да, я с ней ласковый, как Лабрадор. Но суну ей в репу, и весь разговор. Она меня любит, я парень козырный. У меня болт размером с глушак автомобильный».

Ужас, правда? Я сам все знаю. Но для Би просто нельзя сочинять по-другому. Мне приходится как-то подстраиваться под его скудный словарный запас. И не будем сейчас проводить литературный анализ. Я знаю, «козырный» и «автомобильный» — убогая рифма, а «гланды» и «не сбежала» вообще не рифмуются друг с другом, но когда Орал-Би их начитывает под музыку, они звучат складно и в рифму. Поверьте мне на слово. Этот блестящий образчик антиизящной словесности взят из песни «Обсосу твою целку, как куриную кость». С хвалебными отзывами о названиях композиций — это уже не ко мне. Это, пожалуйста, к Орал-Би. Он их сам сочиняет.

Я бы очень хотел писать песни для более интеллигентного рэпера, хотя бы чуть-чуть обезображенного интеллектом. И таких, кстати, немало. Проблема в том, что они не нуждаются в теневых авторах, которые будут писать за них тексты. Они прекрасно справляются сами. А я крапаю стишки для черного Человека Дождя.

Я бы с большим удовольствием занялся чем-то другим. Я, Уолли Москович, никогда не стремился сделать карьеру на поприще рэпа. Я самый обычный еврейский мальчик из Вестчестера, штат Нью-Йорк. Когда я сказал своему еврейскому деду, чем зарабатываю на жизнь, он спросил: «А ты когда-нибудь срал прямо в море? Это так ВОЗБУЖДАЕТ!» Дед страдал болезнью Альцгеймера, так что в его словах и не надо было искать никакого смысла. Но когда мама узнала, чем я занимаюсь, она воскликнула: «О Боже! Ты работаешь на черномазых?! Замечательно! То, что надо! Теперь у тебя будут деньги, чтобы оплачивать счета из больницы, так что я совершенно спокойно могу свалиться с сердечным приступом!»

Как будто мне самому нравится заниматься такой фигней! «Godz-Illa Records», студия звукозаписи, где я работаю, платит мне сущие гроши. Верите? Нет? Правильно, и не надо. Потому что это неправда. Это просто прикрытие. Легенда. На самом деле мне платят прилично. Даже очень прилично. Но с одним непременным условием. Официально я числюсь «младшим помощником администратора». Все мои сослуживцы (и прочие знакомые, не с работы) считают, что я действительно выполняю обязанности мальчика на побегушках в административном отделе, и, разумеется, мне приходится создавать видимость хотя бы какой-то работы в офисе, потому что если хоть кто-то (даже кто-то со студии) узнает, чем я занимаюсь на самом деле… я думаю, вы сами все понимаете. И получается очень забавно: мне платят хорошие деньги, чтобы я держал язык за зубами, но платят их «в-черную», в конвертике, из рук в руки — чтобы никто ни о чем не догадался. И наш босс очень доходчиво мне объяснил, что я не могу тратить деньги на покупку дорогих вещей, чтобы тем самым не выдать свое истинное финансовое положение. И как вам ТАКОЕ понравится?! У меня куча денег, но при этом я не могу их потратить и изображаю из себя нищего клерка без гроша в кармане! И что самое поганое, я боюсь даже открыть счет в банке. Так что все эти тысячи долларов хранятся в коробке из-под обуви, которая стоит в платяном шкафу у меня в спальне. И какой тогда смысл иметь деньги?! Деньги нужны для того, чтобы их тратить! А я не могу их потратить! Наш главный босс, Авраам Лайонз по прозвищу Денди, следит за мной, вы не поверите как. Однажды Сью надоело, что я вечно хожу в рванье, и она чуть ли не силой заставила меня пойти в магазин и купить себе пару приличных вещей — Сью вечно брюзжит, что у меня куча денег, а я не трачу ни цента (ни на себя, ни на нее) — мы пошли в магазин вместе, и я потратил-таки пару сотен на новые шмотки. На следующий день я пришел на работу в новой стильной рубашке, новых джинсах и новых ботинках. Ровно через десять минут Денди вызвал меня к себе в кабинет и заставил раздеться. Потом взял ножницы и искромсал мою новую рубашку на мелкие фигурные кусочки типа бумажных снежинок, которые мы вырезали в детском саду.

— Ты кем себя возомнил?! Пи Дидди?! — Он швырнул мне в лицо изрезанную рубашку. — Еще раз так выступишь, мистер Москович, и все твои выступления на этом закончатся! Хочешь жить, сиди тихо!

Теперь я боюсь даже просить, чтобы мне в чизбургер положили двойной бекон — а то вдруг из ближайших кустов выскочит Денди или кто-то из его громил и искромсает меня на бумажные снежинки тупыми ножницами. У Орал-Би есть три «бентли», «майбах», «ламборджини», «феррари», «Астон Мартин», «порше GT2», два навороченных «мерса», «рендж ровер», «рендж ровер спорт», небольшой парк «хаммеров», два «BMWX5», «BMW765i», два мотоцикла «BMW», четыре «харлея», три «дукатти» и еще воз и маленькая тележка. И все это — благодаря мне. А я езжу на старом «вольвешнике» 79-го года. У него все шоколадно, а у меня — явно неладно. Вот такой парадокс бытия. Экзистенциальный абсурд. История моей несложившейся жизни. Я — неудачник. Законченный неудачник.

Единственное существо в этом мире (не считая Доктора Шварцмана, но Доктор действительно не считается, потому что он не человек), которому не все равно, проснусь ли я утром, это Сью. То есть так было раньше. А теперь я уже в этом не уверен. В последнее время она стала какой-то холодной и равнодушной. Мы встречаемся четыре года. Четыре года. Раньше она оставалась у меня чуть ли не каждую ночь. А теперь я обмираю от счастья, если она позвонит мне и спросит, как у меня дела. Секс! Ха! Хорошо, что я еще помню значение этого слова. В Голливуде есть пудели и болонки, которым моя девушка уделяет больше внимания и ласки, чем мне. Я много думал, в чем дело, и пришел к выводу, что, наверное, ее не устраивает мой член. Ее бывший бой-френд — нападающий лос-анджелесских «Клиперов». Он очень высокий — шесть футов семь дюймов, — и, насколько я знаю, размер его члена прямо пропорционален его колоссальному росту. Сью вечно твердила, что он у него слишком большой и что ей это не нравилось. Таким образом, она пыталась меня успокоить. Поднять мою самооценку. Ага, щаз. Все равно что сказать: «Не хочу эту „феррари“. Она слишком классная. Мне больше нравится твоя старая „вольво“ 1979 года». До встречи со Сью я болел за «Клиперов», но теперь я всегда втайне злорадствую, когда они просирают матч.