Читать интересную книгу Учитель Так-Так и его разноцветная школа - Яков Аким

Ушастик молчал.

— Вот оно что, — сказал учитель Так-Так. — Это интересно. А ну-ка покажи.

Ушастик достал из кармана все тот же сложенный листок и протянул учителю. Пока учитель про себя читал стихи, все внимательно смотрели на него. Особенно Ушастик, который в щелочку между пальцами незаметно наблюдал за выражением учительского лица.

— Так-так… — сказал учитель и, заложив руки за спину, прошелся от стола к окну. — Во-первых, спасибо тебе за посвящение.

Ушастик опять кивнул.

— Ты действительно сам сочинил четыре строчки, — задумчиво произнес учитель, вышагивая по классу. — Стихи. Да, Действительно четыре строчки.

Ушастик опять кивнул.

— А теперь, — учитель обратился к классу, — скажите мне, понравились ли вам стихи?

— Очень! — заволновалась Ленточка. — Они такие складные: Крым — моим, ночь — помочь… Мне ни за что не сочинить!

— А ты что хочешь сказать?

— Конечно, — начал Понимальчик, — конечно, ботинки блестят, если их начистишь ваксой… — И он взглянул на ботинки учителя. — Но раз он и про другое может…

Понимальчик сел и стал рисовать тигра, разгуливающего в пампасах.

— Я давно хотел поговорить с вами о стихах… — Учитель Так-Так снова зашагал между партами. — И о тех, кто стихи сочиняет. О поэтах.

— Поэты бывают рассеянные, — сказал Фок. — Ушастик тоже ходил на колодец с корзинкой.

— Кто из нас не бывает рассеянным, — улыбнулся учитель и незаметно скосил глаза на свои ботинки. — Кстати, — обратился он к Ушастику, — ты, кажется, забыл вымыть руки, они у тебя в чернилах.

— Ну и что, это я нарочно забыл, — ответил Ушастик, — теперь много чего буду забывать каждый день.

— Эх, если бы дело было только в этом, — сказал учитель, — мы все давно стали бы поэтами. И тот, кто пропускает буквы в диктанте, и даже тот, кто надевает рубашку шиворот-навыворот, как, например, Фок.

КАПЛИ ДОЖДЯ

Все засмеялись, а Фок стал ощупывать свои плечи. Учитель наморщил лоб и встал из-за стола.

— Я знал одного поэта, — сказал он. — Да, я знал настоящего поэта.

— Он тоже ходил за водой с корзинкой? — спросил Ушастик.

— Нет, с ведрами, — покачал головой учитель Так-Так. — Он целый день работал на огороде и не мог оставить грядки без воды.

— А какой он был из себя, этот поэт? — вытянула шею Ленточка.

— Какой? — задумался учитель. — Лицо у поэта было резкое и вместе с тем нежное. А если бы вы видели, как он улыбался… Но про улыбку эту надо рассказывать отдельно.

Учитель подошел к окну и, помолчав немного, продолжал:

— Лишь поздним вечером, когда окрестные жители спали, поэт запирался в маленькой комнате под самой крышей и доставал потрепанную тетрадь. Он писал торопливым почерком, зачеркивал и снова писал. Это были стихи о черной пашне, о сенокосе, о жарком деревенском полдне и о цветущих липах. И вот чудо: сочиняя стихи о сенокосе, поэт уставал вместе с косцами, да, его мучила жажда! Он чувствовал себя то пахарем, то пластом жирной земли, то веткой цветущего дерева…

Особенно любил поэт дождливые вечера. Когда капли начинали барабанить по крыше, он распахивал окно и прислушивался. Дождь шумел в саду, плескал со стрехи в подставленную кадку, утихал и снова расходился. Капли ударяли в подоконник, отскакивали на тетрадный лист, чернильные строчки расплывались, а сердце колотилось чаще, и перо двигалось быстрее. Иногда поэт сердился на себя, вырывал и отшвыривал исписанный лист. Ветер подхватывал белый листок и, покружив перед окном, уносил в темноту. Поэт волновался и шагал по комнате…

Да, хорошие стихи пишут, когда волнуются. Но еще для этого нужен талант.

— А что такое талант? — спросил Ржавая Пятка.

— Талант… — Учитель Так-Так приложил палец к переносице. — Как бы вам объяснить… это когда человек умеет свою радость, свою печаль, свое удивление передать другим. Да, именно заставить людей волноваться вместе с тобой, чтобы люди читали твои стихи и волновались, как ты. Должно быть, это и есть талант… Понятно?

— Понятно, только не очень, — робко сказал Понимальчик.

— Ну что ж, — сказал учитель. — Неудивительно. Я и сам это не всегда понимаю.

ЛОШАДЬ ТОЖЕ ШЕВЕЛИЛА УШАМИ

На перемене, отделившись от всех, Ушастик подошел к Щеткиной конуре и тихонько свистнул. Заспанная Щетка вылезла, тряхнула черной шерстью и вопросительно поглядела на Ушастика.

— Сапожная вакса «Крым»! — выкрикнул Ушастик.

— Гав! — тявкнула Щетка.

— Черная, как ночь! — еще громче рявкнул Ушастик.

— Гав-гав! — пролаяла Щетка.

— Она башмакам моим должна блестеть помочь! — без остановки выпалил Ушастик.

— Ну и что? — огрызнулась Щетка.

— Все, — сказал Ушастик. — Поняла?

— Гав! — коротко тявкнула Щетка, вильнула хвостом и скрылась в конуре. По всему было видно, что и она не все поняла.

— Да-а… — пробормотал сам себе Ушастик. — А если еще разок на колодец с корзинкой, а?

Но по воду Ушастик не пошел, а забежал на минутку в конюшню, к лошади Тамаре.

Действительно, лошадь Тамара умела поводить ушами не хуже самого Ушастика. А может, и получше. Оба они, Ушастик и Тамара, шевелили ушами вроде как наперегонки. А если по правде, Тамара привязалась к Ушастику. Ведь когда другие школьники всю перемену гоняли на поляне мяч, Ушастик бежал в конюшню и подкладывал сена или овса в Тамарину кормушку. И на речку Ушастик без нее не ходил. А надо сказать, Тамара обожала купаться.

Ушастик не стал читать Тамаре свои стихи Он потрепал ее за холку, принес охапку душистого сена и стал слушать, как лошадь хрупает громко и неторопливо. Вообще-то говоря, Ушастик со дня на день ждал, что Тамара заговорит с ним — такая это была мудрая лошадь. Может, и она молча, про себя, сочиняла стихи и посвящала их Ушастику?

Кто знает?

СВИСТАТЬ ВСЕХ НАВЕРХ

С погодой творилось что-то неладное. Третьи сутки хлестал дождь. Бестолковая вода лила с неба не переставая. Речка вышла из берегов, разлилась и к концу третьего дня подступила к самым окнам разноцветной школы.

— Эхма! — озабоченно пробормотал учитель Так-Так. — Не пришлось бы спасать имущество. Как назло, ни одной лодки под рукой, кроме качелей, да и те затопило!

— Шторм, — сказал Фок. — На море это бывает сколько угодно. Прикажите задраить люки, приготовить шторм-трап и свистать всех наверх.

И в эту секунду ураганный ветер настежь распахнул окно, сорвал со стены географическую карту, закружил под потолком розовые промокашки и чей-то голубой бант.

— Спокойно! — крикнул учитель. — Оставаться на мес…

Но ему не удалось договорить. Новый порыв ветра вместе с громадой мутной воды через открытое окно ворвался в класс. Волна колыхнула белые парты, стол и стул вместе с учителем. Никто не успел опомниться, когда крайняя от окна парта, на которой сидели Фок и Ржавая Пятка, качнулась и выплыла в распахнутое окно.

— Не вставать с мест! — закричал учитель Так-Так. — Всем держаться за парты!

Сидя на стуле, он подгреб рукой к окну, с трудом захлопнул его и запер на крючок.

— Фок не пропадет, — сказал, тряхнув мокрой головой, учитель. — Вода — его стихия. А мы поплаваем на партах, покуда река отступит. Потом вычерпаем воду и обсушимся.

— Тамара!!! — вдруг завопил, схватившись за голову, Ушастик. Он со своей партой теперь оказался у самого окна.

Все вытянули шеи и увидели: лошадь Тамара, отфыркиваясь, плыла, покинув свое затопленное водой стойло. Этого Ушастик не мог вынести. Он рванул крючок, окно снова распахнулось, и…

Сначала выплыл наружу классный журнал. Он был открыт, вода лизнула страницу, и на ней расплылась жирная пятерка, которую Фок получил сегодня утром. Ветер неожиданно стих, и журнал мирно закачался на воде.

— Внимание! — сказал учитель Так-Так. — Без паники!

СПАСАЙ, КТО МОЖЕТ!

Впрочем, никакой паники не было. Белые парты, точно корабли с командой на борту, одна за другой выплывали через окно. Все сохраняли спокойствие. Труднее пришлось учителю. Он обхватил своими длинными ногами стул, а руками держался за плывущий по течению стол.

И тут случилось ужасное… Парта, самая первая парта, зацепилась за столб для качелей и перевернулась. Фок и Ржавая Пятка очутились в воде.

— Ка-р-раул! — раздался истошный вопль. — Спа… спа… спасай, кто мо… уоп… уоп…

Вслед за этим послышалось бульканье, и все увидали одиноко плывущую бескозырку.

— Плыви! — что было сил закричал Ушастик. — К Тамаре плыви!

Бескозырка медленно кружилась на том месте, где исчез Фок. И тут-то всем открылась страшная правда. Фок, бравый моряк и отважный мореплаватель Фок, плавал не лучше старого утюга или пудовой гири. Проще говоря, плавать он не умел совсем и, не задерживаясь, пошел ко дну.