Читать интересную книгу Роковой поцелуй - Хейер Джорджетт

Залившись краской стыда до корней волос, Перегрин заявил:

– Можете не беспокоиться, сэр! Уверяю вас, это место мне больше не нравится!

– В чем дело? Чем вам не угодил сей юноша, Джулиан? – с любопытством осведомился лорд Вустер. – Кто это вообще такой?

– Один мой знакомый, – ответил джентльмен в коляске. – Незваный, но чертовски навязчивый.

Перегрин крепко ухватил вожжи руками, которым явно недоставало твердости; он мог не найти другого места, но и оставаться здесь тоже не собирался.

– Я избавлю вас от своего присутствия, сэр!

– Благодарю вас, – пробормотал его собеседник и слабо улыбнулся.

Двуколка, благополучно выбравшись из столпотворения экипажей, с необычайной осторожностью двинулась прочь. К этому времени в первом ряду не осталось ни единого свободного места, в которое могла бы втиснуться его повозка, и, проехав вдоль всего строя, Перегрин уже начал жалеть о своем поспешном решении. Но, едва только он собрался повернуть налево, чтобы обогнуть собравшихся сзади, как его добродушно окликнул молодой джентльмен в изящном двухколесном экипаже, заявив, что готов чуть ближе придвинуться к карете справа от себя, дабы освободить место для двуколки.

Перегрин с благодарностью принял его предложение и, после недолгих маневров, сопровождавшихся протестами группы мужчин, расположившихся на крыше кареты, занял освободившееся место.

Молодой человек, владелец двухколесного экипажа, оказался личностью вполне дружелюбной. Круглолицый, улыбчивый, с плутовскими искорками в глазах, он был одет в синий однобортный сюртук с длинной талией, голубой жилет в желтую полоску шириной в добрый дюйм, плисовые панталоны с завязками и розетками под коленями, короткие сапожки с очень высокими отворотами. На нем был также потрясающий шейный платок из белого муслина в черную крапинку. На плечи он накинул пальто из грубой белой шерсти, небрежно распахнутое спереди, с двумя рядами карманов, синим носовым платком в белый горошек, бесчисленными пелеринами и огромной бутоньеркой.

Убедившись в том, что Перегрин, несмотря на свое старомодное платье и непритязательную двуколку, отнюдь не похож на деревенского простофилю, он завел с ним разговор, из которого вскоре выяснилось, что зовут его Генри Фитцджон, обитает он на Корк-стрит, недавно окончил Оксфорд и прибыл в Тислтон-Гэп, дабы присоединиться к компании друзей. Однако, то ли потому, что они еще не явились, то ли оттого, что в слишком плотной толпе сложно обнаружить их точное местонахождение, он разминулся с ними, вследствие чего вынужден был найти себе местечко самостоятельно либо же вовсе не увидеть боя. Его платье выдавало в нем принадлежность к «Клубу четырех коней», членом которого, как он наивно сообщил Перегрину, его избрали в нынешнем году.

Он поставил на чемпиона, будучи уверенным – тот выиграет сегодняшний поединок. Узнав же, что Перегрин и в глаза его не видел – как, впрочем, и остальных знаменитостей, собравшихся здесь, – он взял на себя труд обратить на них внимание нового знакомого. Вон там, у самого ринга, вместе с полковником Харви Эштоном стоит Беркли Крейвен, один из организаторов сегодняшнего действа. Эштон входит в число близких друзей герцога Йорка, равно как является большим любителем и покровителем бокса. А видит ли Перегрин вон того полноватого мужчину с искривленным плечом, который подошел к Джексону? Это же лорд Сефтон, отличный малый! А вон там, справа, капитан Барклай разговаривает с сэром Уоткином Уильямсом Уинном, про которого говорят, будто он не пропускает ни одного боя. Мистер Фитцджон полагал, что сегодня здесь не будет никого из герцогов королевской крови; во всяком случае, он их не видел, хотя, по слухам, сюда обещал пожаловать сам Старина Морской Волк – ну как же, Кларенс, разумеется.

Перегрин жадно впитывал эти сведения, чувствуя себя жалким и невежественным. В Йоркшире он знал всех и все знали его, однако теперь ему стало очевидно, что в лондонском обществе все обстоит несколько иначе. Поместье Беверли-Холл, а также состояние Тавернеров ничего не значили; здесь он был всего лишь никому не известным провинциалом.

Мистер Фитцджон извлек из кармана огромные часы-луковицу и с важным видом посмотрел на них.

– Уже начало первого, – сообщил он. – Если магистрат пронюхает о бое и вознамерится остановить его, то поднимется изрядный гвалт!

Но в это самое мгновение раздались приветственные крики, перемежаемые оскорбительным свистом и улюлюканьем, и на ринг поднялся Том Молино в сопровождении своих секундантов, Билла Ричмонда по кличке Черный ужас и Билла Гиббонса, спортивного арбитра.

– А он выглядит сильным малым, – заметил Перегрин, с тревогой разглядывая фигуру негра, точнее, то, что ему удалось увидеть в складках его просторного пальто.

– Весит примерно между тринадцатью и четырнадцатью стоунами, – со знанием дела заявил мистер Фитцджон. – Говорят, он часто выходит из себя. Вас не было на бое в прошлом году? Нет, конечно же, не было – я забыл. Словом, все оказалось плохо, очень плохо. Толпа освистала его. Не знаю почему, ведь никто не оскорблял Ричмонда, а он тоже чернокожий. Полагаю, потому, что все хотели победы Крибба. Но выглядело происходящее не очень красиво, поэтому негр решил, что с ним обошлись несправедливо, хотя все это, разумеется, – чепуха на постном масле. Крибб намного сильнее его, он вообще лучший боксер из тех, кого я когда-либо видел.

– А вам, случайно, не доводилось видеть Белчера[11]? – осведомился Перегрин.

– В общем, нет, – с сожалением признал мистер Фитцджон. – Я тогда был еще совсем маленьким, хотя мне и посчастливилось побывать на его последнем бое пару лет назад, когда его побил Крибб. Но не могу сказать, что сожалею о том, будто что-то пропустил. Говорят, он тогда окончательно сдал, да и, кроме того, у него проблема с глазами – он ведь, знаете ли, одноглазый. Хотя мой отец уверяет, что в свое время ни один боксер не мог с ним сравниться. Я всегда вспоминаю историю отца о том, как он побывал в Уимблдоне, когда Белчер в пятом раунде уложил Гэмбла. Бой продолжался всего-то семь минут, а посмотреть его собралось двадцать тысяч зрителей. Отец рассказывал мне, что неподалеку от ринга стояла виселица, и они то и дело слышали, как скрипят цепи, на которых висел Джерри Абершоу, когда его раскачивал ветер. Ага, похоже, сейчас наконец-то начнется самое интересное! Вон старина Гиббонс привязывает полотнища цветов своего бойца к канатам. Малиновый и оранжевый, видите? Крибб же по-прежнему предпочитает синий. Ха, а вот и Джон Гулли! Должно быть, Крибб уже прибыл! Кто же его секундант, хотел бы я знать? Ну все, сейчас начнут бросать шляпы на ринг. Прошлую ночь Крибб провел в «Синем буйволе» в Уитем-Коммон, а Молино, как мне представляется, остановился в «Таране». Не понимаю, почему они опаздывают. Боже, слышите эти вопли? Это наверняка Крибб! Да, вот и он! С ним Джо Уорд. Должно быть, он и есть его секундант. А выглядит он отлично, вы не находите? Я поставил на него пятьсот фунтов и еще столько же – на то, что первый нокдаун окажется за ним. Но, увы, он очень медлителен. Этого нельзя отрицать. Зато вынослив невероятно и ничего не боится.

Вот шляпа чемпиона полетела на ринг, и он сам полез вслед за ней под канаты, отвечая широкой улыбкой и взмахом руки на восторженный рев, которым приветствовали его зрители. Он был на полтора дюйма выше Мавра, плотный и тяжеловесный, но двигающийся проворно и стремительно. Он и впрямь выглядел так, словно пребывал в отличной физической форме, однако и Молино, сбросивший наконец свое просторное пальто, не отставал от него. У Мавра были очень длинные руки, перевитые тугими узлами мускулов. Он являлся сильным противником, однако ставки между тем неизменно оставались на уровне трех к одному в пользу Крибба.

Еще через несколько мгновений секунданты и ассистенты покинули ринг, и ровно в восемнадцать минут пополудни (что подтвердил мистер Фитцджон, бросив взгляд на свои часы) поединок начался.