ребят, пусть не таких смелых и романтичных, но порядочных и работящих. Одна связала свою жизнь с литературой, другая – с программированием. Их дружба продолжалась до глубокой старости.
– Воды! Дайте скорее воды, – первая опомнилась старший воспитатель, обратив внимание на неподвижную фигуру кудрявой.
Лизу растормошили, дали попить.
– Вода питает энергию. Но это ещё не всё, – сказала Чуйкина и посмотрела на Нину Огнёву.
Избитая охранником Нина, в синяках и ссадинах, лежала на кровати, не понимая, что происходит в палате. Наступила её очередь.
– Не подходи! Не трогайте меня, – забилась в истерике Огнёва.
Лиза мягко прикоснулась и избавила девушку сначала от ушибов, потом от страха – липкого, животного чувства, не отпускавшего Нину ни днём, ни ночью. Впервые с той самой вечеринки девушка улыбнулась. Больничная палата показалась ей комнатой, залитой солнечным светом, а соседки – живыми ангелами. Она подходила к ним, пожимала руку, говорила хорошие слова – Нину переполняла радость, как будто тяжёлые кандалы упали с её щиколоток и запястий.
– Счастье не длится долго, – прокомментировала Лиза слабым голосом, сидя на стуле. – Скоро она придёт в норму.
– А с тобой всё в порядке? – заволновалась Элеонора. Кудрявая выглядела как застиранное кухонное полотенце, серое и потрёпанное.
– Если не спешить, можно опоздать.
– Куда?
– Завтра – понедельник. Женская колония пополнится воспитанницами. А мне нужно отдохнуть.
– Тебе нужно к врачу!
– Сон лечит лучше докторов.
До отряда Грин практически несла Лизу. Девочка ослабела и шла, повиснув на руке старшего воспитателя. В спальне она уложила чудесницу на кровать, накрыла одеялом, кудрявая прикрыла глаза. Пусть поспит. Вернулась в кабинет, достала из шкафа скрипку. Подбородок лёг на инструмент как влитой, как будто сросся с ним навечно. Смазала смычок канифолью и заиграла. Такую гибкость в пальцах Элеонора испытывала только в детстве, в музыкальной школе. Со временем они огрубели и двигались с трудом, с напрягом. Сейчас же пальцы летали по струнам сами собой, извлекая из скрипки божественную мелодию. Звонок по внутреннему прервал их полёт.
– Грин. Слушаю.
– В тринадцатом отряде опять ЧП.
"Да что же это такое? Сколько можно. Что на этот раз? Ну, я им задам!"
Элеонора выбежала из здания администрации, а у самой поджилки тряслись. Только бы не с кудрявой беда. Только не ней!
Лиза Чуйкина лежала на полу. Рыжеватые кудряшки рассыпались вокруг головы, образуя нимб. Рот приоткрылся, из уголка губ стекала чёрная густая струйка. Кошачьи глаза уставились в потолок. Руки беспомощно вскинуты – сдаюсь! Элеонора потрогала шею. Пульса нет. Медик пытался сделать реанимацию. Всё тщетно.
Только потом она заметила распростёртое тучное тело Лены Беловой. Брынза лежала рядом, икала и моргала. Подручные ошарашено смотрели на предводительницу. Грин подошла к Дыбе, схватила её за грудки, встряхнула.
– Что у вас случилось?
– Она, она…, – твердила бестолковая дылда, указывая на Лизу.
– Япономать с катушек слетела. Чесслово! – затараторила Юла. – Подошла к Брынзе. Сажа, грит, у тебя на сердце. Я щас его чистить буду. Нельзя тебя такой в большой мир отпускать, горя много ты принесёшь. И всё это в рифму, в своей дурацкой манере. Ага.
– Дальше что?
– Брынза ка-а-ак загорится огнём. Вся! И давай её, значит, трясти. А потом раз, и обе упали.
– Не зря торопилась, – уже для себя сказала Элеонора и вышла из отряда.
* * *
Весна пришла резко. Ещё вчера стоял смертельный холод, а сегодня вдруг выглянуло солнце, и птицы прилетели. Лизу Чуйкину хоронили на местном кладбище. Мать отказалась забирать тело дочери, не простила. Лысые ветки деревьев ажурно окаймляли синее небо.
Девчонки из тринадцатого отряда стояли потерянные, как брошенная на вокзале собака. Не плакали, хлюпали носами. Света поддерживала Крис, неуверенно стоящую на ногах. Шило не вертелась как обычно, смотрела на гроб, сдвинув брови под белой чёлкой. Маньячка Нина печально улыбалась. Даже Дыба и Юла вздыхали, осиротели они без Брынзы, увезли её на взрослую зону срок досиживать. Да и не Брынза это уже была, а неизвестно кто. Здрасьте-пожалуйста, птичку жалко. Тьфу! Тряпка! Нет, не такую они её помнят. Да ладно, чего уж теперь.
Элеонора сказала прощальные слова, достала свою детскую скрипку, и зазвучал "Реквием". Девочки заслушались. Музыка проникала прямо в сердце, выжимая из него слёзы. Музыка уносила далеко от Богом забытого края. Рабочие тоже заслушались, замерли с лопатами в руках. Бригадир землекопов поторопил. Гроб опустился в яму, закопали, прихлопывая холмик. Перекрестились. Пусть земля ей будет пухом!
Старший воспитатель уже собиралась увести подопечных в отряд, как взгляд зацепился за бело-зелёное пятнышко. Тут и там, везде! Из могилы проклёвывались ростки подснежников. Как?! На свежевскопанной земле? Ох, уж эта Лиза.
Хозяин вызвал её сразу по возвращении в колонию, наорал за нарушение дисциплины. Это же надо додуматься вывести отряд на кладбище! Что значит почтить память? Почтение кому? Этим убийцам, наркоманкам и воровкам? Ты в своём уме? А вдруг побег?
У себя в кабинете старший воспитатель Грин написала рапорт об увольнении, сдала пропуск и уехала из колонии навсегда. На всю зарплату купила лучшую скрипку в музыкальном магазине – взрослую, по размеру. На отпускные заказала билет в Москву, оставила Виталику записку и уехала покорять мир. Лиза не ошиблась. Через год её музыку услышали миллионы.
__________________________________
В оформлении обложки использована фотография с сайта
https://pixabay.com/ru/photos/скрипка-музыка-музыкальная-2560312/