привязался, что выпытывает? — недоумевал Половнев. — Либо наклепали на Ульяныча нашего чего-нибудь?»
— Уж коль на то пошло, Александр Егорыч, так вам же сверху видней, — уклончиво проговорил он.
— Опять мудришь, Филиппыч! Откровенно говори, как секретарь парторганизации, по-партийному. Зачем скрываешь?
— Да чего скрывать? Ничего нам не известно. Не пьяница он, не жулик…
— А задоринка?
— Ах, вы насчет задоринки… — Половнев почесал себя за ухом. — Скажу, если такое дело, скажу! Одна у него слабость: резковат! Понятней сказать, дюже грубый бывает иной раз. С кем можно бы и потише, а он как почнет, как почнет — деваться некуда! Со стороны глядеть — и то не по себе становится. Говорю ему как секретарь: не по-большевистски, мол, действуешь, нельзя так на людей кричать! А он свое: «Дай им поблажку, они совсем распустятся». Да ведь смотря какой человек, объясняю. Ты, дескать, растолкуй, кто, откуль, побеседуй душевно. От крику скотина и та забывает, где право, где лево.
— Да-а! — протяжно проговорил Демин. — Вот видишь! Это же серьезный недостаток. Почему же ты мне до сих пор не говорил?
— Случая такого не было, да вы и не спрашивали. Между прочим, почему сегодня-то заинтересовались? Может, заметили чего за ним? Или кто нажаловался?
— Нет, ничего не замечал и никто не жаловался. Просто хочется поподробней узнать, какие они, наши руководящие кадры.
— На меня говорите — мудрю, а сами тоже вроде бы хитрите. Этак небось и про меня расспрашиваете?
— А то как же! Обязательно. — И Демин весело засмеялся. — Про всех расспрашиваю, иначе, Филиппыч, нельзя, не будешь знать людей.
— Так ведь это иной раз и наговорить могут на человека… Не всему можно верить, — сказал Половнев.
Пока Демин разговаривал с кузнецами, шофер — чернявый молодой человек — занялся своим делом: открыл капот и начал копаться в моторе. Машину тотчас же облепили белоголовые ребятишки с загорелыми, обветренными лицами. Не обращая внимания на шофера, они обследовали пальцами фары, стекла, дверные ручки. Один парнишка с облупленным красным носиком, решив, что шофер не следит за ними, осмелел совсем и, просунув веснушчатую руку в открытое окно кабины, нажал на белый глазок в середине рулевой баранки. Рожок протяжно пропел звонким альтом. От неожиданности ребята прыснули кто куда.
В открытую дверцу высунулось крупное лицо с серыми выпуклыми глазами, удивленно глядевшими на ребят. Затем показалась большая красная рука, ухватилась за дверцу, и наконец появился весь человек — высокий, полный дядя в желтых полуботинках, в сером костюме. Объемистая голова его со светло-золотистыми волосами, беспорядочно падавшими на лоб и уши, была не покрыта. Вид у великана был помятый, заспанный.
— Вы чего? — сердито проговорил он, делая вид, что готов кинуться на ребят, разглядывавших его с любопытством, стоя на приличном от машины расстоянии. — Шалить? Вот я вам сейчас всыплю!
— Гулливер! — сказал один из мальчиков.
— Я тебе дам Гулливера! — Незнакомец погрозил пальцем. — Сон досмотреть не дали, лилипуты вы этакие! — Улыбнулся и зашагал к кузнецам. — Что же вы не разбудили меня, Александр Егорович? — шутливо-недовольным тоном спросил он, обращаясь к Демину.
— Уж очень сладко вы спали, жаль будить было, — сказал Демин.
— Да, заснул я здорово! — Великан удивленно качнул головой.
Демин представил его кузнецам:
— Жихарев Георгий Георгиевич! Из областной газеты.
Ершов привстал, растерянный, смутившийся. Это же, наверно, тот самый Жихарев, который браковал его стихи! Сквозь угольную пыль и копоть на щеках Ершова проступила густая краска. Он торопливо и неловко пожал мягкую, чистую лапу Жихарева, не называя своей фамилии. Пусть литературный консультант останется в неведении, что перед ним его незадачливый, «малокультурный» подопечный.
Между Деминым и кузнецами разговор теперь шел уже о том, что хорошо бы на речке Приволье построить плотину и небольшую электростанцию. Пожилой кузнец горячо доказывал, что это вполне возможно и для колхозов посильно. Плотину же надо сделать повыше, тогда она сможет обеспечить электричеством всю Даниловку.
— По свету народ уж очень тоскует… по Ильичевой лампочке, — говорил Половнев. — Особенно с тех пор, как Александровке дали ток. Опять же и мельницу недурно свою иметь. Ветряк не успевает обслужить все село… И токарный станочек в кузне поставить неплохо бы.
Жихарев не знал, куда его привез секретарь райкома. Вынув маленький блокнотик величиной с ладонь, он мелким бисерным почерком записал: «О чем мечтают колхозники. Плотина. Электростанция. Мельница. Токарный станок». Дальше для него все было ясно. Оставалось узнать, где он находится, — и материал на хорошую корреспонденцию есть!
Между тем Демин попрощался с кузнецами, подошел к Жихареву и, подавая ему руку, сказал:
— Ну, я поехал дальше. Когда управитесь со своими делами, дайте знать — пришлю машину.
— Разве это Даниловка? — оторопело воскликнул Жихарев.
— Она, она! — засмеялся Демин. — Скажи Ульянычу — на обратном пути заверну к нему, — добавил он, обращаясь к Половневу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
В Даниловку Жихарев попал случайно. На редакционном совещании выяснилось, что надо кого-то послать в колхоз «Светлый путь», заканчивавший посевную первым в Александровском районе. Жихарев вспомнил, что в этом колхозе живет некий поэт Ершов, которому он недавно написал довольно резкое письмо. Несправедливо написал, по настроению. В Ершове он чувствовал что-то необычное, интересное. Собирался даже извиниться перед ним, но как-то неудобно было. Между тем поэт, видимо, обиделся и молчал. «Поеду посмотрю, что за человек!» — решил он и напросился на командировку.
Перед отъездом он пообещал редактору привезти не только материал о посевной, но и новые стихи поэта Ершова.
— Прелюбопытный чудак! Пишет по старинке, судя по всему — человек в годах, но что-то в нем есть.
— Давай, давай, — сказал редактор. — Только помни: главное для тебя — посевная.
…Когда машина Демина скрылась, Жихарев подсел было к кузнецам, но те встали и молча пошли в кузницу. Обескураженный, он нерешительно поплелся за ними. Ему хотелось поговорить со старым кузнецом.
Половнев и Ершов приступили к работе с таким видом, будто, кроме них, никого тут не было.
Некоторое время Жихарев не без любопытства наблюдал за Ершовым: уж очень сильно и ловко он гвоздил своим тяжелым молотом, расставив циркулем длинные ноги в обтерханных, порыжелых сапогах. От его ударов буквально гудела земля!
Вскоре, однако, он понял, что ни о какой беседе, пока кузнецы работают, не может быть и речи. Улучив момент, когда Половнев, положив деталь в горн, отошел в сторону, Жихарев вежливо спросил:
— Как бы мне найти Ершова Алексея Васильевича? Я обязательно должен повидаться с ним. Он пишет стихи… талантливый, интересный человек… И мне поручено редактором…
Половнев насмешливо посмотрел на Ершова:
— Слышь, Алеша! Оказывается, тебя ищет товарищ! — Подмигнул ему и, обращаясь к Жихареву, весело