Ксавье над дипломной работой, но без каких-либо конкретных мыслей о карьере. Дэррилу это очень не нравилось. Он молчал, пока не подошло время платить за обучение, и тут он просто взорвался. Он терпеть не мог тратить деньги впустую и отчаянно пытался что-то Деборе втолковать, но та его не слушала.
Однако когда речь шла о том, чтобы выбрасывать деньги на ветер, то тут не было равных его единственному сыну Джону. Дэррил мечтал, чтобы тот пошёл по его стопам, стал врачом и обосновался в медицинском сообществе Цинциннати. Вместо этого Джон недавно бросил Пенсильванский университет и спускал отцовские деньги на девушек и горнолыжные курорты. Год обучения в университете стоил 21 тыс. долларов — Дэррил был в ярости. Больше, чем в кого-либо из своих детей, он больше всего вложил в Джона, а сын всё пустил по ветру.
В качестве компромиссного варианта Джон устроился механиком в автосервис. Он рассматривал возможность вернуться в Университет в следующем семестре, но Дэррил страшно огорчился, когда сын отказался поступать в Лигу Плюща. Конечно, оставалась ещё дочь Крисси, но казалось, что девушку тоже совсем не интересуют Гарвард или Йель.
Однако намного сильнее ударили его по кошельку проблемы на работе, которые создавали врачам и здравоохранению законодатели. Поскольку старая система платных услуг больше не действовала, частная практика приносила Дэррилу всё меньше и меньше денег. Теперь всё решали здравоохранительные организации.
Конечно, заработать более 300 тыс. долларов в год было не так уж и невозможно, но для Дэррила это были не такие уж большие деньги, особенно когда он привык разъезжать на спортивных автомобилях "Porsche" и "Mercedes" и летать только бизнес-классом. Дэррил мечтал о старых добрых временах, когда всем заправлял "Голубой крест"[7]. Но с приходом Клинтона в Белый дом эти мечты уже вряд ли станут реальностью.
Больше, чем когда-либо, Дэррил жил не по средствам. К моменту женитьбы на Данте оказалось, что ему приходится брать в долг для оплаты ипотеки, причём весьма значительные суммы. Внезапно он утонул в счетах по кредитным картам, членских взносах и налоговых платежах.
Что касается проблем со здравоохранительными организациями, то речь шла не столько о прибыли, хотя это было главным, сколько о достойном уходе за пациентами. Пациентов стали хуже лечить, потому что по мнению этих самых организаций, так намного выгоднее. Суториусу казалось, что компании, оказывающие медицинскую помощь, в погоне за прибылью отказывают пациентам в необходимом и заслуженном уходе. Он неоднократно обсуждал данный вопрос с коллегами, поскольку его это бесило.
Коли уж на то пошло, Суториус был врачом до мозга костей. Он был лучшим в том, что делал. И он принадлежал к старой школе, когда ещё не было отдельных специалистов в каждой области, так что он всем занимался лично. Он был хирургом среди хирургов. И ему было не всё равно.
Помимо трений со здравоохранительными организациями, у Суториуса имелись проблемы в рамках его специализации. Дэррил занимался грудной клеткой и кардиохирургией — оперировал сердце и лёгкие, — но сфера деятельности кардинально изменилась по сравнению с теми днями, когда он впервые начал работать 25 лет назад. Во-первых, Суториус не обучался операциям на открытом сердце. Кое-какие операции он выполнял в больнице Христа, но, по большому счёту, его вытесняли более молодые хирурги с первоклассной медицинской подготовкой. За несколько лет до этого Суториус ездил в Хьюстон осваивать новую специальность. Он прослушал несколько курсов, но от этого у него не прибавилось конкурентоспособности в работе с открытым сердцем.
Хотя Суториус, безусловно, считался одним из лучших кардиохирургов в городе и по-прежнему выполнял множество сердечно-сосудистых процедур, таких как шунтирование и прочистка закупоренных артерий, в последнее время он больше занимался грудной клеткой, и очень расстраивался по этому поводу.
По его мнению, он тратил слишком много времени на чтение сонограмм сонных артерий и интерпретацию сосудистых анализов, что совсем нельзя назвать гламурной работой. Ему хотелось работать в операционной. А Суториус был из тех, кто делает из мухи слона. Если дела шли не совсем так, как ему хотелось. Если он не был первым, то чувствовал, что его миру приходит конец.
По его мнению, карьера уже катилась по наклонной плоскости.
Данте, естественно, очень беспокоилась. Её муж уже не казался тем счастливым парнем, за которого она вышла замуж несколько месяцев назад. Не зная, к кому обратиться, она решила позвонить старому другу Дэррила, Дэвиду Зельцеру, который знал Суториуса со времён совместной работы ординаторами-хирургами, когда они поочерёдно работали в операционной ветеранской больницы в Цинциннати.
Данте откровенно рассказала доктору Зельцеру, что муж крайне подавлен и стесняется обратиться за помощью. Поскольку Дэррил работал хирургом в больнице Христа, Данте не была уверена, согласится ли он встретиться с кем-либо из её сотрудников, но она все равно хотела договориться о встрече с Зельцером. Она изо всех сил старалась устроить для Дэррила какое-нибудь психиатрическое освидетельствование.
Когда Данте позвонила и отменила встречу несколько дней спустя, она объяснила Зельцеру, что назначила встречу с каким-то психоаналитиком из Хайленда, так что ему не о чем беспокоиться. Ей казалось, что Дэррил это лучше воспримет, и сожалела о том, что отняла у доктора время.
Зельцер общался с Суториусом весьма постольку-поскольку. Они время от времени встречались в приёмном покое больницы, обменивались несколькими любезностями, и на этом всё заканчивалось. Вообще-то они не работали вместе. Так что Зельцер никогда не замечал за Суториусом каких-либо психологических проблем.
Услышав об ухудшении психического состояния своего коллеги, он немного опешил. Казалось, речь шла совсем не о том Дэрриле, которого он знал. Суториус был либо спокоен и поглощён работой, либо впадал в истерику из-за чьей-то профессиональной неадекватности. Да, он человек настроения, но никогда не унывает.
Суториус требовал совершенства и иногда мог относиться к себе слишком строго, но всё же хирург, казалось, вполне способен наслаждаться радостями жизни. По мнению Зельцера, его старый приятель по медицинской школе никогда не терял чувства юмора; Суториус всегда был готов сострить.
По случайному совпадению, Зельцер видел Суториуса всего за несколько дней до того, как ему позвонила Данте, но, насколько он мог судить, в поведении хирурга не было ничего подозрительного. Болтая в комнате отдыха врачей, Суториус казался вполне самим собой.
5
Чем больше Дебора боролась за свою достойную свадьбу, тем больше чувствовала себя скороваркой, которая вот-вот взорвётся. Больше всего её бесило, что никак не удавалось побыть наедине с отцом. Он был так привязан к Данте, что даже отказывался без своей второй