Читать интересную книгу Незримые старцы - Юрий Воробьевский

Мой сопаломник отзывается на этот рассказ так: «Наговорить можно всё что угодно. Надо просто увидеть старца, почувствовать его сердцем – и тогда наветы разлетаются в прах. Я однажды сподобился побывать у отца Иосифа. Пришёл к нему вместе с группой молодых греков, которые оживленно беседовали между собой в пути и продолжали разговаривать, когда уже пришли, не обращая внимания на смиренно сидящего монаха. И вдруг опомнились: как ты, старец? Опершись на палку и глядя куда-то ввысь, он ответил: „Вот сижу и жду, когда откроется дверь, чтобы уйти“… Глаза у него – небесной глубины. Потом едва заметная улыбка мелькнула в его словах. Рукой он показал на полку с книгами и сказал: „Это я написал!“ Смысл монашеского юмора я понял так: вот мы гордимся содеянным, забывая, что всем обязаны Богу. Для меня это были очень своевременные слова. Вообще я получил от него то, что было просто жизненно важно для моей души».

Да, старцы Афона – не только греческое, это вселенское достояние.

Через пару недель после нашего очередного возвращения с Афона, оттуда пришло сообщение: старец Иосиф скончался. Произошло это 1 июля 2009 года. Я перекрестился и вздохнул. Многие, наверняка, заплакали.

А потом мне прислали удивительную фотографию. Предыстория её такова. Геронта умер, надо полагать, мучительной смертью – легочная недостаточность. От нехватки кислорода лицо потемнело. Рот приоткрылся. Некоторые советовали: лучше накрыть его какой-нибудь тканью с головой, чтобы не смущать многочисленных гостей, которые уже начали собираться на похороны. Сначала так было и сделали. И все же через сорок пять минут после отшествия игумен Ефрем благословил, чтобы лицо открыли. Тогда все с изумлением увидели: оно просветлело, рот закрылся. Фотограф навел объектив и запечатлел чудо. Старец Иосиф улыбнулся!

9 и 40 дней. Отступление

Из житийной литературы мы знаем случаи, когда святые улыбались в гробу. Примеры тому – святитель Феофан Затворник, улыбнувшийся во время посмертного облачения или дивеевская святая Елена Мантурова. Вспоминается и движение руки благоверного князя Александра Невского, который в гробу сам взял разрешительную грамоту.

Конечно, тайна чудес Божиих не подлежит препарированию… Но всё же в этой связи я вспомнил свидетельство одного знакомого ученого. Речь – об экспериментах в подмосковном Обнинске. Дело было в 1986 году: «Нам доставили десять человеческих гипофизов из института имени Бурденко и шесть – из Склифа. Люди умерли от болезней сердца, онкологии, травм. Оказалось, в течение девяти дней после смерти кристаллическая решетка гипофиза продолжает работать как антенна – на приём и передачу. Как будто человек имеет контакт со внешним миром. К сорока дням гипофиз превращается в аморфное вещество. Когда обнаружились эти „совпадения“ с девяти-и сорокадневными поминовениями усопших, эксперимент приказали прекратить».

Кстати, «тела монахов, умирающих на Святой Горе, не коченеют, как это бывает в миру. Их руки и ноги сохраняют гибкость. Говорят, это происходит по дару Пресвятой Богородицы, ибо она обещала, что в День Суда будет предстательствовать перед Своим Сыном о спасении всех подвизавшихся и почивших в Ее Саду. [8, с. 167].

На земле Геронта испытал на себе радость и ликование оклеветанных и гонимых, по слову Писания: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня. Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах». Как не согласиться: Иосиф Ватопедский улыбнулся по смерти, потому что он плакал духовно и покаянием очистил своё сердце! «Блаженны плачущие ныне, ибо воссмеетеся»… Да, благодать Господа явным образом подтвердила тот факт, что старец сподобился совершенной степени усыновления и дерзновения у Христа, так что мог свободно распорядиться своим усопшим телом. Одна улыбка в мгновение разрушила горы клеветы.

И ещё мне вспомнились слова Старца о том, что смерть, ставшая результатом первородного греха, благодаря вмешательству Божественного человеколюбия, превратилась из яда в лекарство. Смерть ведь губит не самого человека, а тление, которое его облекает. Не будь смерти, зло стало бы бессмертным!

Господь посылает скорби, умерщвляющие чреватое гибелью наслаждение. Память Божия рождается именно в объятиях злострадания. Но Господь и утешает. Как говорил Иосиф Исихаст, сначала я пил скорбь вёдрами, а затем Бог давал мне благодать ложечкой.

Может показаться странным: человек охотно вспоминает именно годы своих страданий: как его «плющили» в армии, как изнемогал во время болезни, как мучился в творческом поиске. А это закономерно! Каждый из нас создан для страданий (вопреки опереточному: жизнь на радость нам дана). И душа-христианка, понимая, как человек духовно поправился после армии или после болезни, чувствует это.

Яд превращается в лекарство… Змеиный яд, например. В афонской лавре св. Афанасия вот уже тысячу лет хранится язык аспида. Я брал там настоявшуюся на нём воду. Она чудотворна. По молитвам спасает от укусов ядовитых гадов. Есть многочисленные свидетельства: по вере, вода помогает избавиться также от «зеленого змия», наркотической зависимости и других укусов инфернальных «рептилий». По милости Господней ПОБЕЖДЕННОЕ ЗЛО (пойманный когда-то аспид) ИСПОЛЬЗУЕТСЯ ВО БЛАГО. Но зло надо вовремя заметить. Осмыслить. Само напоминание о змее, лежащем на дороге, порождает разумную осторожность. И единственно правильную надежду – на Божию помощь.

В отличие от солдата, которого отправляют в жёсткую армейскую среду по повестке, подвижники принимают аскетическое злострадание добровольно. Иосиф Ватопедский вспоминал: «В период моей жизни с нашим приснопамятным Старцем (Иосифом Исихастом – Ю.В.) я допустил некую погрешность по неведению, и он наложил на меня епитимью – пройти пешком утомительный и длинный путь. Когда я его спросил, какова цель этой епитимии, он с печалью ответил мне: «Вместе с покаянием необходимо понести и деятельное злострадание, для того, чтобы загладить вину, иначе на нас обрушится по промыслу Божию невольное наказание и, возможно, оно будет гораздо тяжелее и больнее, поэтому мы предотвращаем его вольным удвоенным покаянием, и так устанавливается равновесие». [28, с.116].

Касается этот закон и отдельного человека, и целого народа. Старец Тихон говорил отцу Паисию: «Чадо моё, России дана за грехи народа епитимия, и она должна претерпеть злострадание, чтобы очиститься и получить желанную свободу».

О том, что монашеское подвижничество начиналось именно с ощущения благостности злострадания, писал и Паисий Святогорец: «Когда пришел к власти Константин Великий, он освободил христиан из темниц, где они (некоторые были изувечены) ожидали смерти. Мучения закончились. Но освобожденные очень огорчились… Они с радостью ожидали мученичества, а дождались свободы. И тогда – от любви к Богу и горевшего в них пламенного желания пострадать за Христа – они ушли из мира. И тем мучениям, которым подвергли бы их Диоклетиан или Максимилиан, они в подвижничестве подвергли себя сами». [47, с. 253].

А вообще, и воины, и монахи – в равной степени жертвенная часть общества. Просто они по-разному воюют и по-разному гибнут. Два этих одухотворенных жертвенностью воинства связаны между собой. Так появились на Руси калики перехожие – пожилые богатыри во смирении. Таким был первый известный нам русский паломник в Иерусалим и на Святую Гору – игумен Даниил. Воинство черноризцев (кстати, благодаря Афону) стало промыслительно формироваться на Руси как раз во время раздробления державы Ярослава Мудрого. В самые трудные времена монахи своей молитвой призывали помощь Божию и властно будили Илью Муромца – ратный дух могучего народа.

…Старец Иосиф отмучился. Как не улыбнуться блаженной улыбкой!

Ватопедские святыни

…Впереди – неделя на Афоне. Трап поднимается и становится тупым носом парома. Стоящий на борту отпускник подтягивается, превращается в святогорского паломника. Палка преображается в посох. Посох стучит о камни афонских тропинок, напоминая тем, кто пресмыкается: христианин идет! С дороги!

Мы проплываем мимо живописных развалин русского скита Новая Фиваида. Вспоминаю, как несколько лет назад я был здесь у схииеромонаха Рафаила (Берестова) и как тот рассказывал о бесовских нападениях на братию. Он тогда высказал предположение, что среди здешней роскошной природы когда-то в древности находился алтарь одного из князей бесовских.

Я рассказываю об этом своим попутчикам, а они, продолжая тему, вспоминают, какие страхования мучали их однажды ночью на Каруле, в кириаконе. Одному из них в тревожном сне привиделось, как местный монах, молившийся в соседнем помещении, выводил на веревке из кельи рогатого. А потом – «Крыса!» – вопль среди ночи. И взволнованный рассказ другого паломника: он только что видел убегавшую по стене крысу. Размером с человека! Значит, это был не обычный грызун. Это был зверь, который не за ногу тяпнет, а вцепится в самую душу.