Читать интересную книгу Выборы в истории Российского государства в IX – начале XIX века - Ирина Минникес

«Верхний предел» существования веча связан с вопросом о самостоятельности городов.

По распространенному в литературе мнению, «…вечевой порядок на севере России, в Новгороде и Пскове, просуществовал до начала XVI в.».[52]

Имеются в виду события 1510 г., когда по требованию великого князя Василия Ивановича сняли вечевой колокол в Пскове, и чуть более раннюю, в 1478 г., ликвидацию новгородской вольности, воплощенную, по описанию летописца, в заявлении князя Ивана Васильевича: «вечю колоколу во отчине нашей в Новегороде не быти, посаднику не быти, а государьство все нам держати».[53]

Является ли эта дата, соответственно, и верхней границей периода существования выборности в русском государстве?

В конце XIII–XIV в. практика княжеских выборов несколько отличалась от «призвания» князя в IX–XII в. Отбор кандидатуры будущего новгородского князя с середины XIII в. практически был предрешен приобретением великокняжеского статуса. Однако говорить об отсутствии выборов в это время было бы неверно. Засвидетельствованные документально споры между великими князьями, недовольство новгородцев великокняжескими ставленниками, необходимость «укрепления» великого князя на новгородском столе позволяют считать, что выборность еще не была ликвидирована.

Во-первых, великий князь обязательно должен был «укрепиться» в Новгороде. Так, «великии князь Михаиле Ярославич тферьскыи прииде из Орды и седе на великом княжении Владимере» в 1305 г., и лишь спустя два года он «…седе… в Новегороде на столе в неделю на сбор святых Отец…».[54]

Во-вторых, новгородцам приходилось выбирать и воевать за своего князя в случае спора за великое княжение. Так, новгородцы твердо стояли за Юрия Даниловича Московского, хотя Михаил Ярославич Тверской тоже имел титул великого князя и неоднократно силой добивался от новгородцев его подтверждения.

Последний всплеск активности новгородцев в призвании правителя связан с заключением договора с литовским князем. Неудачная попытка вспомнить о своем праве заменить одного князя другим «на всей своей воле» фактически стоила Новгороду свободы. Эти события можно рассматривать как свидетельство ликвидации института выборов правителя в Новгороде. Чуть позднее эта политика была распространена на территорию Пскова.

Расправа с последним избранным вечем новгородским архиепископом Феофилом в 1480 г. завершила процесс ликвидации выборных начал в общегосударственном масштабе.

Поскольку описанные выше события относятся ко второй половине XV в. (1471–1480 гг.), можно констатировать, что ликвидация вечевой практики и выборности в общеземельном масштабе по времени практически совпадали.[55]

Таким образом, верхней границей раннего периода существования выборов можно считать последнюю треть XV в. Несмотря на заверения Р. Г. Скрынникова, что «едва ли можно говорить о вырождении боярско-вечевой республики»,[56] приходится признать, что к этому времени выборность на общетерриториальном уровне была практически ликвидирована. Основная причина, которая вынуждает нас сделать подобный вывод – община уже была не настолько сильна, чтобы отвергнуть московского князя и навязываемых им кандидатов во властные структуры.

Выборность в масштабах улиц и сельских общин была сохранена на последующих этапах развития общества. Например, «Память» царя Бориса Годунова, датированная 1602 г., была адресована «негородским пятиконецким старостам».[57]

1.2. Территориальные масштабы применения выборов

Выборы в русском государстве IX–XV в. для многих ассоциируются, прежде всего, с Новгородом и Псковом: «Новгородский тип правления постоянно отличался самым широким применением выборнаго начала в управлении Новгородским миром».[58]

Следует отметить, что широкие полномочия веча, а также выборный характер органов власти довольно часто влекут неоправданное противопоставление «феодальной боярской республики», «независимой боярской республики»[59] в Новгороде и Пскове «монархиям» в других землях.

Так, по мнению С. Н. Азбелева, Новгород «…в течение ряда столетий был центром могущественной республики, единственной на Руси…».[60] Этот тезис практически неизменно включается в научные труды и учебные издания: «Особый режим правления сложился в Новгороде и Пскове, являвшихся в отличие от других русских земель и княжеств феодальными республиками – уникальными для феодального строя государственными образованиями с самобытным вечевым устройством»;[61] «По форме организации политической власти – форме правления – Великий Новгород являлся аристократической феодальной республикой»[62] и т. д. Эта позиция общепринята, но не бесспорна. Еще в середине XIX в. Л. О. Плошинский верно заметил, что «не только на севере, но даже и во внутренней и южной частях… в городах, составляющих наследственныя владения Князей Рюрикова дома… народ везде имел обыкновение принимать посредством вече участие в делах общественных…».[63] И. Линниченко, критикуя Д. Я. Самоквасова за представление Киева «чистой монархией», а Новгорода – «чистой демократией», заметил: «Едва ли бы г. Самоквасов пришел к своим выводам, еслибы разсмотрел все время вечевой жизни и Киева и Новгорода; он бы встретил в первом во 2-ой половине XII в. неоспоримые факты призвания князя… с другой стороны он увидел бы и в Новгороде период, когда его политическая свобода и права были нисколько не шире, чем свобода Киева за период первых сильных киевских князей».[64]

Исторические факты и многочисленные исследования свидетельствуют о том, что избрание как один из вариантов замещения поста применялось не только в новгородских землях.

Так, традиционно относимая к монархиям киевская земля неоднократно практиковала действия, характерные для республиканской формы правления: в 1069 г., оставшись без князя, киевляне «…сотворите вече, послаша к Святославу и к Всеволоду»,[65] приглашая их в город; невзлюбив навязанного князем Всеволодом Игоря, киевляне «послашася к Переяславлю к Изяславу, рекуче: «поиде, княже, к нам, хочем тебе».[66] По свидетельству Лаврентьевской летописи в 1133 г. Ярополк занял киевский стол благодаря тому, что «людье бо Кыяне послаша по нь».[67]

Базируясь на многочисленных летописных свидетельствах аналогичного характера, М. С. Грушевский подсчитал, что «в период до монгольскаго нашествия мы имеем около пятидесяти смен князей на Киевском столе и около сорока до 1202 г., к которому относится последнее известие о деятельности киевской общины. За это время… община принимала участие в смене князей около четырнадцати раз, при этом кандидат получил стол исключительно по инициативе общины три или четыре раза».[68]

И. Линниченко, анализируя мнения нескольких дореволюционных авторов по поводу замещения киевского престола Владимиром Мономахом, писал: «Почти все историки, за исключением г. Самоквасова… видят в приглашении Владимира осуществление народнаго права призвания князя, «первую серьезную попытку решения веча»… Действительно, по родовым счетам Владимир не имел на Киевский стол никакого права и не видеть в приглашении Владимира народнаго права призвания князя можно только при полном увлечении стремлением доказать во что-бы то ни стало Киевскую монархию в отличие от Новгородской республики…».[69] Как прямые, так и косвенные указания на активную роль общины в призвании правителей на киевский стол позволяют согласиться с мнением М. К. Каргера, что «…князья, занимая киевский стол, были обязаны не только считаться с мнением Киевского веча, но и порой именно от него получать княжение…».[70]

Активную роль в замещении княжеского стола, по летописи, неоднократно играли общины Переяславля, Владимира, Галича, Друцка, Полоцка, Смоленска, Ростова и др.

Так, в 1144 г., воспользовавшись отъездом князя Владимира на охоту, галичане возвели на стол Ивана Ростиславича и даже «всю неделю бишася по Иване» с дружиной Владимира. «В данных событиях, – как отмечают И. Я. Фроянов и А. Ю. Дворниченко, – обращает на себя внимание еще один факт: галичане приглашают князя из пригорода Звенигорода, т. е. распоряжаются галицким столом по собственному усмотрению».[71] Позднее летописец отметил еще один подобный шаг галицкой общины. В 1189 г. «послашася Галичькии мужи к Ростиславу к Берладничичю, зовуще его в Галич на княжение».[72]

Определенные элементы выборности можно отметить и на примере приглашения полоцкого князя в 1127 г., когда «…Полочяне сътоснувшеси выгнаша Давыда и с сынъми, и поемше Рогволода идоша ко Мстиславу, просячи его себе князем».[73] Это событие и ряд более поздних фактов явно противоречат практике передачи власти по наследству. Несколько преувеличив его значение, М. В. Довнар-Запольский написал: «Полоцк со своими многочисленными пригородами по отношению к своим князьям занял такое же положение, как и Новгород: изгнание князей и водворение новых было здесь делом обычным…».[74] Однако можно согласиться с утверждением М. Н. Тихомирова, что в середине XII в. полоцкие князья уже зависели от веча.[75]