Читать интересную книгу Комики, напуганные воины - Стефано Бенни

Четвертое животное, которому в нашем повествовании уделено больше места, чем остальным, — Артуро Рак. У раков, как известно, потерянная в сражении клешня отрастает вновь. Нечто подобное случилось с Артуро на заводе, когда взбунтовавшийся немецкий станок отхватил ему руку по локоть.

Сначала инцидент назвали «производственной травмой», потом на несколько лет его возвели в разряд «преступления эксплуататорского капитала», затем низвели до уровня «неизбежных издержек переходного периода» и наконец заклеймили как «срыв производственного ритма». После многочисленных жалоб, до которых, впрочем, никому не было дела, Рак все же выудил из этой истории пенсию да жесткий алюминиевый протез, купленный за счет заводских приятелей и служащий преимущественно для украшения, правда, вместе с другой рукой он годится для воспроизведения широко распространенных жестов, а сам по себе — как предмет для стучания по железу против сглаза. К тому же новой клешней Рак держит сигарету, пристроив ее между двумя алюминиевыми пальцами, и докуривает ее до упора, не рискуя обжечься. Рак пользуется протезом и для замедленного вытаскивания и открывания кошелька, чем приводит очередь в неописуемую ярость и разжигает человеконенавистнические инстинкты, в которых любой добропорядочный гражданин раскаивается, как только подходит к окошечку.

Лучо решительно направляется к четверке своих друзей — а как еще назовешь людей, готовых прервать приятную беседу на темы футбола или «а вот в наше время» ради излюбленных аргументов Лучо: бактерий, завершающего начала и морали? Однако в этот раз он не обнаруживает у них на лицах привычной понимающей улыбки, его встречают унынием, растерянностью, недоумением. В чем дело?

— Читай газету! — говорит Слон.

«Демократ» лежит на прилавке с мороженым, раскрытый на соответствующей полосе, так что каждый всего за шестьсот пятьдесят лир может приобщиться к истине с позволения поганых газетных магнатов и лживых писак, расплодившихся в послевоенные годы. Между объявлениями о распродаже мехов и перевернувшемся мотоцикле здесь помещен маленький снимок Леоне с тремя сестрами, сделанный в фотоавтомате близ станции метро.

УБИТ НАПОВАЛ РУЖЕЙНЫМ ВЫСТРЕЛОМ

Вчера после шести вечера в саду дома № 21 по виа Бессико привратница обнаружила труп двадцатилетнего Леоне Льва. Как явствует из первых свидетельских показаний…

ПРИВРАТНИЦА

— Я выскочила, когда услышала «Бум!» или «Трах!» — точно не помню. Увидела этого беднягу с простреленной головой. Господи, какой ужас, что за проклятая у меня работа, подумала я, он был еще жив, дрыгал ногами, ну точь-в-точь как собака, которую как-то переехало машиной: она внезапно выскочила из кустов, а водитель не заметил, в общем, то же самое было — не то «Бум!», не то «Трах!».

— А вы не посмотрели наверх, не обратили внимания, откуда стреляли?

— Ничего я не знаю, ведь, когда грохнул выстрел, все бросились к окнам, знаю только, что в нашем доме сроду ничего такого не бывало, я уж двадцать лет здесь привратницей, ни единой кражи, разве что однажды пытались взломать гараж, так сигнализация сработала, у нас везде установлена немецкая сигнализация, у нас жильцы уважаемые, почтенных профессий, с положением в обществе, ума не приложу, отчего этот парень погиб именно здесь, ну и должность у меня, не позавидуешь, ну, побежала домой, звать Федерико, Федерико — мой сын, муж у меня в больнице с артритом, я одна, астмой мучаюсь, ну вот, я и говорю Федери: в саду парня какого-то убили, а он: да ну, наркоман, наверно, сам оклемается, увидишь, они иногда прячутся здесь, в кустах, утром мы шприцы находим, но я говорю: нет, Федери, у него прострелена голова, не слышал, что ли, выстрела, вызови полицию, говорю я ему, но он упрямый как осел, твердит свое: да наркоман он, сам встанет, пришлось мне вызывать полицию. Господи, ничего подобного за двадцать лет, я уже два часа кровь отмываю, никак не отходит, должно, навеки останется, бедный парень. Господи, что будет с его матерью!..

ОТ РЕДАКЦИИ

Убитый к уголовной ответственности не привлекался. Расследование поручено комиссару Порцио. Первоначальные гипотезы следствия: пострадавший пробрался в сад с целью ограбления, его заметил кто-нибудь из жильцов, и реакция была излишне эмоциональной, возможно также, имело место сведение счетов в преступной среде наркоманов. Полиция сделала обыск в нескольких квартирах. Судя по всему, выстрел был произведен из крупнокалиберного охотничьего ружья с террасы, более точными сведениями пока не располагаем. Один из самых респектабельных кварталов города пребывает в состоянии шока. В прошлом месяце у проживающей здесь синьоры двое молодчиков на мотоцикле вырвали сумочку, при этом толкнули женщину так, что она упала. «Мы потеряли покой», — сказала синьора, пожелавшая остаться неизвестной.

САНДРИ

— Жена хочет остаться неизвестной, а я — нет. Заявляю: у меня дома имеется официально зарегистрированное ружье и шесть пистолетов. На этот раз я за оружие не брался и не утверждаю, что тот, кто стрелял, поступил правильно, но если они думают, что могут безнаказанно входить в наш дом, в наш сад…

— Кто?

— Прошу не перебивать! Если они думают, что могут бить стекла наших машин (шесть раз за прошлый год, шесть!), пачкать лозунгами стены, колоться в саду, вырывать сумочки, грабить, угрожать оружием, то они ошибаются: те времена прошли, люди научились защищаться, и пусть не думают…

— Кто?

— Мы хотим покоя, мы вложили двадцать миллионов в сигнализацию, чтобы входили сюда только жильцы, у меня два сына в возрасте убитого, но с ними такое не может случиться, лучше я сам всажу им пулю в лоб, чтобы запомнили раз и навсегда. Не так ли, комиссар?

— В нашей стране правосудие не вершат в одиночку, — сказал комиссар, а про себя подумал: впрочем, его не вершат ни в одиночку, ни сообща.

Неудовлетворенный Сандри приблизился к Хамелеону и прошептал ему на ухо:

— Такие типы всегда находят заслуженную смерть! Но этого прошу не писать!..

— Вы знали убитого?

Я знал, думает Лучо Ящерица, это Леоне Весельчак, самый славный среди моих учеников. Не образцово-показательное чудовище — нет, самозабвенный осквернитель парт, заядлый прогульщик, особенно по весне, но смышленый и любознательный. Буквально впитывал мои бактериологические теории. Помню, во время опроса он умудрялся с дьявольской ловкостью перевести разговор с Пьемонта времен Кардуччи на повадки серн. Прекрасный почерк, но попадались грамматические ошибки. Питал пристрастие к сослагательному наклонению, но не всегда умел из него выпутаться.

— Жених Лючии, — вздохнула Алиса.

— Идеи у него правильные, немного экстремистские, но правильные, — заметил Рак.

— А какой нападающий, какие ноги! — добавил Слон.

— Убить такого человека! Ну и нравы! — возмутился Крот. — Шифиусу далеко до нас, а ведь он считается самой жестокой планетой во всей галактике.

Безутешный Жираф только головой качал, метр — направо, метр — налево. Лучо не слушал их. Месяцами рассуждал он о смерти, о завершающем начале, рассуждал в одиночестве, если не считать последнего его ученика — кенара. А в итоге смерть настигла не его, а Леоне Весельчака.

Funere mersit acerbo, безвременно почил юноша, на которого богам, как видно, наплевать. Вот так-то, господин учитель. Рок, Судьба, Всевышний, парки — что они все, спятили?!

— Кто со мной? — решительно спрашивает Лучо.

— Куда? — тоном инквизитора осведомляется Слон.

— На виа Бессико.

— Зачем? — продолжает допрос инквизитор Слон, который терпеть не может расплывчатости.

— Надо расспросить, как это произошло. Надо же что-то делать!

— Что делать? — с последовательностью инквизитора допытывается Слон, не терпящий расплывчатости.

— Я должен, должен, должен узнать, — твердит Лучо (по его срывающемуся голосу друзья, должно быть, уже поняли, что в горле у него ком).

— Я пойду, — вызывается Рак и поднимает клешню, словно присягая на верность.

В подвале Башни номер Три верная Вела уже бьет копытом. Вела — это велосипед-двадцатилетка. Она дрожит, заслыша шаги хозяина. Лучо с непривычной энергией ставит ногу в стремя.

— Куда поедем? — не терпится Веле.

— На другой конец города.

— Ура!

— Помчим, как летит телеграмма и стих.

— Кто это сказал?

— Великий Маяковский, погиб в тридцать семь лет.

— Примерно как Коппи[1], — комментирует Вела.

— В путь!

— В путь!

У выезда из подвала их уже ждет Артуро, оседлавший свою боевую Аталу — дамский велосипед. Все четверо молниеносно скрываются из вида, спускаясь по отлогой улице.

Тем временем неразлучные Волчонок с Кроликом уже приближаются к виа Бессико. Волчонок обнаружил фотографию в газете и не поверил своим глазам. Он ожидал увидеть снимок Леоне в спортивной форме «Милана», а эта черно-белая фотография с подписью не может быть правдой, надо пойти и убедиться, что все это враки. Волчонок пересекает весь город. За ним трусит Кролик, он никогда не выходил за пределы своего квартала и теперь озирается вокруг, словно плывет в каноэ по Амазонке.