Он схватил со стола пузырёк с чернилами и залпом всосал в себя сине-голубую жидкость до последней капли. Потом рухнул на стоявший рядом диван и уснул.
— Как-то раз безумным утром двое выпили до дна бутылку синих чернил, — пропела себе под нос возникшая на пороге кабинета медсестра.
Она была совершенно голая и держала в руке огромную бутыль с чернилами. Сделав из неё глоток, она завалилась на диван прямо на доктора.
Так и не получив удовлетворительного ответа, я покинул клинику. Солнце катилось к закату, но жара не отступала.
Не успел я вернуться на работу, как позвонили от машинисток. Это была Акико Микава.
— Спасибо тебе за вчерашнее приглашение, — сказала она. — Мне правда очень жаль, что я не смогла.
— Ничего, проехали, — стесняясь, ответил я.
Акико помолчала, видно выжидая, не приглашу ли я её ещё раз. Общественное мнение начало склоняться на мою сторону. Она это заметила и, наверное, боялась, как бы журналисты потом на неё не набросились. Позвонила сегодня, уже готовая принять моё приглашение.
Несколько секунд я молчал. Она тоже.
Я вздохнул и бросился в омут головой:
— А сегодня как?
— Без проблем.
— Хорошо. Тогда после работы в «Сан-Хосе».
Новость о том, что мы договорились, должно быть, распространилась мгновенно. Потому что, когда я вошёл в «Сан-Хосе», там было не протолкнуться. Обычно там такого не бывает. Одни парочки — так что не разберёшь, где писаки, а где зеваки. Но кем бы они ни были, притащились все с одной целью — понаблюдать за тем, как будет проходить моё свидание с Акико. Эта публика, конечно, делала вид, что до нас им нет никакого дела, но взгляды, которые они то и дело бросали в нашу сторону, выдавали их с головой.
Мы заказали чай и сласти и просидели в кафе час в гробовом молчании. Ведь заговори мы о чём-нибудь, что хоть чуть-чуть выходит за рамки обычного, это тут же попало бы в газеты. Появились бы статьи на три колонки с крупными заголовками.
Мы расстались на вокзале Синдзюку, и я вернулся домой. После некоторых колебаний решил всё-таки включить телевизор.
Несколько человек что-то обсуждали — в программе передач на вечер эта дискуссия не значилась.
— И вот, как мне кажется, мы подошли к очень трудному вопросу, — вещал ведущий, — Если события будут развиваться такими темпами, когда, по-вашему, Морисита и Микава устроят свидание в гостинице? Или вы думаете, что до этого не дойдёт? Профессор Окава?
— Знаете, Акико — немного застенчивая девушка. Вы понимаете, что я имею в виду? — заговорил профессор Окава, который оказался экспертом по скачкам. — Всё зависит от того, насколько Морисита будет настойчив и решителен в седле.
— Звёздами всё предрешено, — заключила женщина-астролог, демонстрируя игральные карты, — Это произойдёт ближе к концу месяца.
«С какой стати мы потащимся в какую-то гостиницу», — недоумевал я. Они там напихают микрофонов, запишут нас, во всех позах сфотографируют, а потом раструбят на всю страну, опозорив перед всеми.
В том же духе продолжалось ещё несколько дней.
И вот утром по дороге на работу у меня чуть ноги не подкосились, когда я увидел в битком набитой электричке рекламу женского журнала. На рекламном плакате под моей большой фотографией самым крупным готическим шрифтом было написано:
Свидание в кафе!
Цутому Морисита
(28 дет, обыкновенный клерк)
и Акико Микава
(23гoдa, машинистка)
А сбоку — шрифтом поменьше:
В ту ночь Морисита дважды
занимался мастурбацией
Кипя от ярости, я заскрежетал зубами и воскликнул:
— У меня что, нет права на личную жизнь? Я не позволю себя порочить! Я в суд подам. Кому какое дело, чем я занимался и сколько раз?!
Придя на работу, я сразу направился к управляющему и показал ему купленный на вокзале тот самый женский журнал.
— Прошу вас отпустить меня по личному делу. Наверное, вы знаете про эту статью. Собираюсь подать жалобу на издательство, которое выпускает этот журнал.
— Понимаю, как ты переживаешь, — дрожащим голосом проговорил управляющий, успокаивая меня, — Но самообладания терять нельзя ни в коем случае. Масс-медиа — слишком грозная сила. Конечно, если личное дело, я тебя отпущу в любое время. Ты же знаешь: я в таких вопросах всегда иду навстречу. Но я о тебе беспокоюсь. Тяжёлый случай, согласен. А эта статья… да, такой позор. Да. Я твоему положению очень сочувствую.
— Вот именно: позор.
— Ещё какой!
Несколько человек обступили нас и стали в унисон выражать мне сочувствие. Кое-кто из женщин даже прослезился.
Но меня так просто не проведёшь. За моей спиной все они распускали грязные слухи, помогали журналюгам собирать информацию. Типичное двуличие людей, окружающих знаменитостей.
Даже президент нашей фирмы явился сказать своё слово. Послушав его, я решил не жаловаться на издательство. И хотя я поднял шум, раскричался, в тот день по телевизору обо мне не сказали ни слова. В вечерних газетах — тоже ничего. Тогда я серьёзно задумался над тем, как в эти несколько дней подавалась информация о моей персоне.
Всё, что я делал, зная, что имею дело с газетчиками или телевизионщиками, в новости не попадало. Например, попытка оторваться от преследователей или тот момент, когда я потерял самообладание и разорался из-за статьи в журнале. Об этом либо вообще не сообщали, либо сообщали в другом контексте. Больше того, крушение вертолёта, который, гоняясь за мной, врезался в здание, было преподнесено так, будто не имело ко мне никакого отношения. То есть подход очень отличался от того, как обычно освещают жизнь звёзд. Точнее сказать, они показывали меня так, будто я живу в мире, где масс-медиа не существует.
Однако этим и объясняется то, почему новостей обо мне постепенно становилось всё больше и они стали серьёзно интересовать людей. Я стал никем, о котором знает каждый. В один прекрасный день, к примеру, в утренней газете появилась статья обо мне — шесть колонок на первой полосе под огромным заголовком:
ЦУТОМУ МОРИСИТА
ЛАКОМИТСЯ УГРЁМ!
В ПЕРВЫЙ РАЗ ЗА ГОД
И ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА
Время от времени я натыкался на людей, тайком собирающих обо мне информацию. Зайдя на работе в туалет и приоткрыв дверь в кабинку, я обнаруживал в ней свившихся в клубок репортёров, увешанных магнитофонами и фотоаппаратами. Как-то, возвращаясь домой, я пошарил зонтиком в кустах, а оттуда выскочила телеведущая с микрофоном в руке и бросилась наутёк.
Однажды я сидел дома и смотрел телевизор. Вдруг меня как подбросило. Приподняв циновку, я заглянул под половицы, открыл дверцу раздвижного шкафа, потыкал шваброй в панели на потолке. В погребе обнаружилась скрючившаяся компания — телеведущая и несколько зевак, которые с криками выскочили наружу и в панике разбежались. Из шкафа вывалилась целая куча журналистов — четыре или пять (среди них особа женского пола). А на чердаке прятался фотокорреспондент. Он хотел удрать, но провалился и рухнул вниз.
Естественно, ни об одном из этих случаев в новостях не сообщили. Масс-медиа интересовали лишь мои скучные повседневные дела, из которых выдували небылицы на первые полосы, оттеснявшие на второй план политику, международные события, экономику и другие важные темы. Например:
Морисита заказывает у портного костюм
с рассрочкой на месяц!
Ещё одно свидание Цутому Мориситы!
Тайна открыта!
Что ест Морисита
с понедельника по воскресенье?
Кого на самом деле хочет Морисита?
Акико Микаву или…
Цутому Морисита поссорился с коллегой
по работе Фудзитой (25 лет)
из-за допущенной оплошности
в делопроизводстве
Шокирующие подробности!
Сексуальная жизнь Мориситы!
Цутому Морисита: сегодня получка!
На что Цутому потратит месячное жалованье?
Цутому Морисита опять покупает носки
(сине-серые, 350 иен пара)!
В заключение следовало даже мнение экспертов, знающих обо мне всё, что только можно. Это меня поражало.
Как-то раз я обнаружил свою фотографию на обложке еженедельника, издаваемого одним газетным трестом. Цветную. Конечно, я понятия не имел, когда она была сделана. На ней я шёл на работу вместе с такими же, как я, клерками. Довольно удачный снимок, да будет мне позволено сказать.
Одно дело — писать обо мне статьи и заметки. Но если они используют моё изображение на обложке, могли бы хоть спасибо сказать. Я подождал дня три-четыре после выхода журнала, но со мной так никто и не связался. Всё! Хватит! После посещения одного из наших клиентов я нанёс визит в редакцию.