стоял наш Витя Грек, умудрившийся через семь лет снова угодить в плен к нацистам во время операции по освобождению Мариуполя – родного для Виктора города. Его напарника-разведчика, с которым он был схвачен, убили, а Виктору пробили голову молотком так, что мозги вылезли наружу. Так фашисты и посчитали Грека мёртвым… А он выжил и теперь пришёл получить по счетам.
Мы все так придём. Каждый спросит и за себя, и за того парня, который не дошёл. Мы дойдём и спросим.
Обязательно спросим.
Раскалённый август
(Повесть в девяти главах с прологом и эпилогом)
Пролог
Измытаривающий август две тысячи пятнадцатого запомнился палящим солнцем, превращавшим донецкую степь в раскалённый сотейник, высушивая до трещин грунтовые стены глубоких землянок. Лишь воды Кальмиуса спасали изнурённых бойцов, испытывающих на себе каждодневный рецидив недосыпа на протяжении последних двух месяцев.
Вода оставила часть некогда широкого русла реки, образовав на суше оазис, покрытый густым кустарником и богатыми зарослями ивы. Кальмиус же излучиной прижимался к высокому берегу, составленному из гранитных скал, помнящих ещё времена азовских болгар, скифов и сарматов.
Теперь в тени этих скал под навесом естественной маскировки из рубленых веток уже несколько недель стояла батарея 122-миллиметровых гаубиц.
Почти полтора года прошло с того дня, как началась и всё не могла закончиться война на Донбассе, выкашивая с каждым днём десятки, сотни солдат и мирных граждан с обеих сторон линии соприкосновения. Части украинской армии и добровольческие нацистские формирования как реванш за разгром под Дебальцево и позор многочисленных «котлов» ещё предпринимали неистово отчаянные, но мучительно бесплодные попытки прорывов и наступлений на всех участках фронта. Особенно активно в тот раскалённый август противник беспокоил южные и юго-западные направления обороны, надеясь отрезать республики Донбасса от Азовского моря и прилегающего участка границы с Россией.
Глава 1
Вырытые землянки в жару использовались лишь в качестве убежища и складирования боекомплекта. Водители «квартировали» в кузовах своих же «Уралов», чем были почти гарантировано обезопашены от незапланированных встреч с ползучими гадами, пресмыкающимися возле воды, и с опасной полёвкой, расплодившейся рядом с провиантом. Основной личный состав располагался в палатках, выставленных кругом под склонёнными почти до земли ветвями трёх древних ракит.
На обед снова привезли капустные щи, перловку с тушёнкой и какую-то коричневатую мутную сладкую жидкость, почему-то называемую чаем.
– Слышишь, Лёха, – постукивая алюминиевой ложкой о дно такой же миски, обратился к комбату наводчик Бурый, – если нам летом в жару обед холодным привозят, скажи, шо мы зимой хавать будем? Может, пока тут торчим, печку сварганим?
Лейтенант молча доедал кашу, и за него решил ответить Андрюха Тень – топогеодезист батареи:
– Ты, Бурый, не надейся, шо война так долго протянется. Слыхал про скорое большое перемирие? Глядь, по домам к зиме разойдёмся.
– Это ему покоя никак не даёт, шо в Донецке есть проспект генерала Гурова, а по имени Бурого нема даже захудалого переулочка или тупичка, – смеясь, вставил на южном русском суржике заряжающий четвёртого орудия Тоша.
Народ заголосил мужским дружным хохотом.
– Шутки шутками, – наконец в разговор вступил командир батареи, – не похоже, пацаны, что так скоро всё кончится, и думаю я, кабы и в самделе не начать нам подыскивать хоть в нашем посёлке какую-нибудь улочку без названия. Ну что, Бурый, сойдёт тупик в районном центре ради твоего героического позывного?
Мужики не унимались, продолжая подогревать разговор гоготом.
– Чего ржёте? Может, и мне звезду Героя дадут? – полушутя, с обиженным лицом ответил Бурый.
– Это ты в Широкино поезжай, – послышался голос из обедающих в тени, у самой речки, – его раз шесть туды-сюды за месяц брали, то наши, то «укропы». Там тебе будет или медаль на грудь, или клизма в задницу. Это как в бою увернёшься!
Снова раздался смех.
– Тут, Бурый, главное, незаметно к танку подползти, влезть на башню и по кумполу его, по кумполу! – не унимались шутники.
– А если башня открыта, то прямо туда гранатку. И переименуют Широкино в Бурыкино… Правда, на этот раз посмертно! Гы-гы-гы!
– Это же не самоходка. Танк в атаку с закрытым люком идёт, да и самоходчики его держат открытым, пока на месте стоят.
– Да-а! Самоходка-вещь! Сама снаряды свои возит, и расчёт с персональным транспортом. Заряжающий на автоматике снаряды подаёт. Не то что мы – без буксира, як без ног. Сами таскаем, с грунта заряжаем, – вдруг заговорил командир четвёртого расчёта Дима с позывным Бублик.
– Ага, – с сарказмом вставил Тоха, – автоматика только при заведённом движке будет работать, а солярки у них, говорят, чтобы доехать до огневой и обратно. Так что ручками, ручками. Да и заряжающий там один и на болванки, и на гильзы. Я уж лучше тут, на свежем воздухе, побегаю с напарником. Да и во время прилётов всему экипажу одна могила и одна хана. А тут хоть в укрытие можно спрыгнуть. Скажи, Лёха? Правда же?
– Правда, Тоха, только на войне выживает не тот, кто смелее, шустрее, сильнее, а тот, кому карта ляжет козырная. Повезёт – выживешь, нет – тут уж некого винить, такова судьба. Если уж смерть уготована, то она тебя везде найдёт. Хоть в окопе, хоть в танке, хоть в блиндаже, хоть на бабе. Да хоть на горшке с выпученными глазами! – под новый приступ всеобщего весёлого шума шутливо вскричал на последних словах комбат.
Кто-то затянул незамысловатую частушку:
Самоходку танк любил,
В лес гулять её водил.
Да от такого романа
Вся рожа переломана…
Кухня уехала. Закурили. Кто-то разложил нарды. Кому-то приспичило стирку затеять-благо стоит жара и форма сохнет моментально. Большинство отправилось искать поудобнее и потенистее место, чтобы позволить организму добрать недостающие часы потерянного ночью сна.
* * *
Не тратил время зря только Миша Браконьер – механик-водитель «мотолыги» (многоцелевого тягача лёгкого бронирования). Прихватив вещевой мешок со снастями, ведро и широченную сеть, он отправился на пару с новеньким батарейцем Лёней Студентом на рыбалку. Надо сказать, что снастей особенно и не было, если не считать двухсотграммовую тротиловую шашку и моток огнепроводного шнура.
Проходя мимо дремавших в тени ракит сослуживцев, Миша многообещающе бросил:
– Братва, сегодня на ужин уха. Готовьте казанок с водой. Гы-гы-гы…
Браконьер разговаривал заметно картавя и произнося что-то слитное между смягчённой буквой «р» и «л». Ещё он любил похвастаться будущими успехами и уверял всех, что скоро станет командиром первого орудия, потом выучится в офицеры и его назначат комбатом. Вот уж он