Рассмотрим теперь другие факты, из которых видно, как далеко простиралось нерасположение приверженцев церкви Восточной и церкви Латинской в изучаемое нами время. Отчуждение Восточной церкви от церкви Западной между прочим начало выражаться в том, что восточные христиане стали устранять латинских христиан от своего богослужения. Феодор Вальсамон на вопрос Марка, патриарха Александрийского, можно ли латинянам дозволять присутствовать при греческом богослужении и причащаться Св. Даров, отвечал отрицательно, ссылаясь на евангельское изречение: «Кто не со Мною, тот против Меня» (Мф., 12, 30).[50] С другой стороны, патриарх Константинопольский Герман II (XIII в.) считал достойными отлучения тех греков, которые примут просфору из рук греческих же священников, но изъявивших покорность папе во время обладания латинян Константинополем.[51] Вообще, касательно отношений греков к латинянам можно было встретить такие рассуждения: «Так как Римская церковь уже давно отпала от общения с четырьмя святейшими патриархами и уклонилась к учению и обычаям, далеким от православной Церкви, то латиняне не могут принимать Святых Тайн от греческих священников, если наперед не обещаются отказаться от латинских догматов и обрядов».[52] Один западный хронист — Одон — упоминает, что в рассматриваемое время греки омывали те алтари, на которых совершали богослужение латиняне; он уверяет, что греки уже перекрещивали латинян (в случае перехода в Греческую церковь).[53] Канонист Вальсамон запрещает отдавать гречанок в замужество за латинян и считает непозволительным, чтобы латиняне были восприемниками детей У православных, уравнивая в настоящем случае латинян с монофизитами (армянами), монофелитами и несторианами.[54] Если верить латинским писателям, которые жили в это именно время, то уже в XII в. антипатия греков к латинянам доходит до решительной вражды первых к последним. Епископ Мюнстерский, в качестве посла от императора Фридриха I прибывший в Константинополь к императору Исааку Ангелу, извещал Фридриха, что византийский патриарх Никита Мунтан в Софийской церкви, в присутствии его, епископа Мюнстерского, и других послов, следующее говорил в своей проповеди: «Если грек убьет сотню латинских пилигримов, то получит отпущение своего греха, хотя бы он в то же время запятнал себя убийством десяти греков».[55] Рассказ о такой проповеди, нужно сказать, представляется невероятным,[56] но он все‑таки очень характеристичен.
К нашему утешению, нужно сказать, что во всех приведенных фактах религиозного нерасположения греков к латинянам выражается не какой‑нибудь слепой фанатизм, но глубочайшая приверженность к вере их отцов, к вере греческой. Нет спору, у византийцев было много недостатков в религиозном отношении, но с другой стороны должно признать: не было в то время народа, привязанного столь тесными узами к своей религии, к своей Церкви, как именно византийцы. Эта‑то ревность к своей вере и Церкви и руководила ими, когда они чуждались латинян и обнаруживали к ним враждебные чувства. О такой ревности свидетельствуют многие факты, которые встречались при столкновениях греков с латинянами. Были, без сомнения, и между греками люди, которые, прельщаясь мирскими выгодами, отпадали к религии латинян, временных завоевателей Византийского царства, но большая часть народонаселения твердо стояла за Православие и, уступая все прочее, не изменяла ему. Раньше мы имели случай отметить такой факт: византийцы, по завоевании Константинополя латинянами, говорили здесь одному из латинских императоров (Генриху), что ему принадлежит владычество над телом, а не над душой и совестью их, и прибавляли, что они готовы умереть за него с оружием в руках, но объявляли о «решительной невозможности отречься от веры предков».[57] Или еще факт: лучшие жители Морей (т. е. собственно Греции), соглашаясь содействовать Жоффруа Виллардуэну в завоевании укрепленных мест страны, первым делом потребовали от него клятвенного письменного обещания, которое они могли бы передать детям своим, что ни один франк не будет принуждать их к перемене веры, не потребует, чтобы они сделались латинянами.[58] Далее, когда на острове Кипре утвердились латиняне и латинский митрополит начал требовать от греческих кипрских епископов, чтобы они давали ему клятву в послушании, вроде того, как это делают вассалы, киприоты обратились к патриарху Византийскому, жившему тогда в Никее, с просьбой объяснить им как поступить в подобном случае. Патриарх, Герман (II), отвечал киприотам, что подобного рода клятва была бы отступничеством от веры. Он увещевал Кипрскую церковь соревновать собратьям в Константинополе (тогда уже завоеванном латинянами), которые, будучи разлучены от своих пастырей, однако же твердо сохраняют свою веру.[59] По суждению одного новейшего немецкого историка, католика по вере, «в этом ответе греческого патриарха выразилась высокая нравственная сила и достоинство. Пренебрежение земным ради религии есть, — по замечанию этого же историка, — существенное отличие церкви Греческой от Латинской».[60] И действительно, киприоты оказались достойными того увещания, какое дал им византийский патриарх. Сама история латинского владычества в Греческой империи показывает, что оно было прочнее и долговечнее там, где не было вовсе или по крайней мере было менее притеснений в религиозном отношении. Однако, нужно заметить, что и меры кротости, какие папы и католические государи употребляли для обращения греков, оставались тоже бесплодными.[61]
Но продолжаем рассказывать: в чем, в каких явлениях в изучаемую нами эпоху выражалась все более и более увеличивавшаяся взаимная религиозная неприязнь между греками и латинянами.
Одним из замечательнейших выражений взаимного отчуждения Латинской и Греческой церкви, взаимной религиозной неприязни было изобличение писателями, принадлежащими к одной Церкви, в различных религиозных отступлениях от нормы веры и церковных обычаев, приверженцев другой. Только слишком скептическое отношение одной Церкви к другой могло породить у писателей латинских и греческих ту скрупулезность, с какой писатели Латинской церкви выискивали поводы к обличению неправильностей в строе Греческой церкви, и наоборот. Обвинения часто, притом же, переходят в напраслину, клевету. Каждый писатель–полемист Латинской или Греческой церкви предъявлял другой длинный до бесконечности список ее религиозных погрешностей. Соперничество на этом поле между писателями было очень усердное, но лучше было бы, если бы такого соперничества вовсе не было. Латинский писатель XII в. Гугон Этериан, родом итальянец, но долго живший в Константинополе, находившийся в близких отношениях к императору Мануилу, ведший не раз диспуты как с этим императором, так и со знаменитейшими греками, искусный богослов, с трудолюбием пчелы (по его выражению) изучивший греческую и латинскую церковную литературу,[62] в приписываемом ему сочинении: Graecorum malae consuetudines, получившем известность в XIII в.,[63] возводит многочисленные обвинения на церковь Греческую. Мы не будем критически разбирать, при каких условиях могло появиться то или другое обвинение, насколько оно верно или неверно, — это увлекло бы нас слишком далеко; да и нередко наши поиски в подобном роде должны были бы иметь в результате более или менее вероятные гипотезы, а не какие‑либо точные разъяснения. Ограничимся одним объективным изложением Гугоновых обвинений. Для большей ясности дела разделим эти обвинения на несколько классов. К первому классу относятся обвинения касательно догматического учения греков. Так, Гугон объявлял, что греки, отрицая исхождение Духа Святого от Сына, тем самым признают Сына меньшим Отца, подобно Арию делят божественную сущность, уничтожают различие между рождением и исхождением. По части таинств Греческой церкви обвинения Гугона так же немногочисленны, как и в отношении к догматике. Обвинения эти касаются таинств Крещения и Евхаристии. О Крещении по греческому обряду Гугон пишет, что при Крещении у греков соблюдаются два весьма суеверных обычая: священники мажут все тело крещаемого маслом, чтобы к нему не приставала вода, потом они нагревают воду, чтобы сделать чистым младенца, чего ни Христос, ни ученики Его не делали. Касательно Евхаристии, кроме упрека в совершении ее на квасном хлебе, Гугон ставит в вину грекам, что они освящающую силу приписывают в этом таинстве самому хлебу квасному (и одушевляемому закваской), а не словам благословения. При этом случае Гугон упрекает восточных христиан за то, что они при совершении Евхаристии не ставят своим образцом Христа, вливают в чашу не холодную, а теплую воду, как будто бы благословение само по себе недостаточно, чтобы вино со делать кровью Христовой; далее, по словам Гугона, во дни Пасхи, по причащении народа, остатки евхаристического хлеба греки зарывают в землю, потому что он не может сохраняться неповрежденным; причащающимся они преподают намоченный хлеб и раздают кусочки ложечкой, чего Христос не делал. Вообще, в богослужении греческом латинский полемист находит для себя множество случаев к нападкам на Греческую церковь, нападкам, часто странным и нелепым. По суждению Гугона, греки думают, что имя Господь значит более, чем имя Христос, почему они никогда за службами не поют: Христе, помилуй, но Господи, помилуй — весьма часто.