Читать интересную книгу Личные обстоятельства - Беппе Фенольо

— Шериф, Кобра, Мео и Джек. Вчера вечером Паскаль послал их в наряд на развилку под Манерой. Паскаль ждал с той стороны фашистов из Альбы. Но все обошлось, и ребята, видно, уже на пути сюда. Ты что, заболел? Вон какой бледный.

— А ты, думаешь, не бледный?

— Твоя правда, — засмеялся Чернявый. — Мы тут все до чахотки допрыгаемся. Пошли в остерию. Подождешь Джорджо в тепле.

— Холод мне на пользу. У меня голова горит.

— А я, извини, войду. — И Чернявый вошел, и через секунду Мильтон услышал, как он что-то говорит прислуге голосом, сиплым от простуды и похоти.

Мильтон вздрогнул и снова обхватил голову руками.

Это было в октябре сорок второго. Фульвия возвращалась в Турин — на неделю, а то и меньше, — одним словом, уезжала.

— Не уезжай, Фульвия.

— Не могу.

— Почему?

— Потому что у меня есть родители. Или, думаешь, у меня их нет?

— Вот именно.

— Что ты говоришь?

— А то, что я не вижу, не представляю тебя иначе как одну.

— И все-таки они у меня есть, — вздохнула она. — И хотят, чтобы я ненадолго приехала в Турин. Ну совсем, ненадолго. У меня еще есть два брата, если хочешь знать.

— Не хочу.

— Два взрослых брата, — упрямо продолжала она. — Оба военные, офицеры. Один в Риме, другой в России. Я каждый вечер молюсь за них. За Итало, того, что в Риме, я молюсь понарошку, Итало ведь и воюет понарошку. Зато за Валерио, который в России, я молюсь всерьез, как только могу.

Она украдкой посмотрела на Мильтона: он стоял, отрешенно понурившись, лицом к далекой реке.

— Я ведь не за океан собралась, — сказала она ворчливо.

Нет, за океан, раз Мильтон чувствовал, что в сердце ему вонзились клювы всех чаек на свете.

Он и Джордже Клеричи проводили ее на станцию. В тот день станция казалась чище, прибраннее, чем когда-либо с тех пор, как началась война. Небо было прозрачно-серое, красивее самого красивого голубого, одноцветное по всей своей необъятной шири. В Турин она должна была приехать вечером, мрачным дымным вечером. А где она жила в Турине? Он бы ни за что не спросил ни у нее, ни у Джорджо, которому, конечно, был известен ее адрес. Он не желал ничего знать о туринской жизни Фульвии. Их отношения были связаны исключительно с виллой на холме недалеко от Альбы.

На Джорджо была шотландская куртка, какие продавались еще до автаркии. На Мильтоне — перешитый пиджак отца и галстук, у которого постоянно сползал узел. Фульвия уже вошла в вагон и стояла у окна. Она чуть улыбалась Джорджо, непрерывно встряхивала косами. Вот она поморщилась: какой-то тучный пассажир, протискиваясь мимо, придавил ее к стене. А вот снова улыбнулась Джорджо. По платформе к паровозу, размахивая флажком, спешил помощник начальника станции. Небо уже не выглядело таким прозрачным.

Фульвия сказала:

— Надеюсь, англичанам не придет в голову бомбить мой поезд.

Джордже засмеялся:

— Англичане летают только по ночам.

Потом Фульвия попросила Мильтона подойти под окно. Она не улыбалась ему, и то, что сказала, он скорее прочел по движению губ, чем услышал:

— Когда я вернусь на виллу, я хочу, чтобы меня ждало твое письмо.

— Да, — ответил он, и голос его дрогнул.

— Обязательно, понимаешь?

Поезд тронулся, и Мильтон проводил его взглядом до поворота. Он думал перехватить его после моста, следя за плюмажем дыма над нескончаемыми островками тополей на том берегу, но Джордже подтолкнул друга к выходу:

— Пойдем сыграем в бильярд.

Он дал увести себя со станции, но от бильярда отказался, ему срочно нужно было домой. У него была всего неделя, если не меньше, чтобы написать Фульвии, что он ее любит.

Он пошарил рукой по стене, нащупывая карабин, который поставил рядом, и с трудом поднялся со скамьи. Чувствовал он себя хуже некуда. От холода по всему телу пробегала дрожь, голову жег огонь — неослабевающий, ровный, трескучий.

Из бокового проулка вынырнул маленький Джим. Не подходя, он сказал, если Мильтону нужно поговорить с Паскалем, тот только что прошел в штаб.

— Нет. Мне нужно поговорить с Джордже.

— С которым? С красавчиком?

— Да.

— Он еще не возвращался.

— Знаю. Я думаю пойти ему навстречу.

— Только не уходи далеко от деревни, — предупредил Джим. — В таком тумане недолго заблудиться.

Мильтон пересек по главной улице поселок; поравнявшись с очередным проулком, он краем глаза успевал отметить, что туман за деревней сгущается. Деревья вдоль околицы казались призраками.

На углу последнего дома он внезапно остановился. Он услышал шаги: по каменистому склону шли люди — человек шесть. Такой широкий и быстрый шаг мог быть только у партизан из городских ребят. Они поднимались молча, в горло и легкие наверняка набился туман.

Мильтона охватило страшное волнение, в глазах потемнело, пришлось прислониться к углу дома. Еще немного — и он увидел, что это не группа Джорджо. Мильтон не собирался ни о чем спрашивать, но один из них, проходя мимо, объявил, что они с вечера были за кладбищем, в доме могильщика.

Мильтон вышел за околицу, решив ждать Джорджо за деревней, у часовни святой Девы, Он на минуту разлучит его с остальными и…

Дорога была во власти тумана, но в нем пока еще сквозили неровные просветы. А вот ложбины по обе стороны были словно заложены ватой, аккуратно расправленной, неподвижной. Туман успел подняться выше по склонам, из него выступали лишь несколько сосен на гребне, они казались руками тонущих.

Мильтон осторожно спускался к призрачной часовенке. Все молчало, только слышался в гнездах подавленный щебет птиц, угнетенных туманом, да глухой говор ручейков в невидимых лощинах.

На колокольне в Манго пробило семь, глухо, без отзвука.

Он прислонился спиной к стене часовни и с нетерпением стал смотреть в сторону Дозорного перевала. Перевал был уже еле различим в тумане, который поднимался однородной массой с лежащего ниже плоскогорья. В молоке тумана еще оставался один просвет, но чтобы Мильтон увидел в нем группу Джорджо, та должна была появиться не позднее чем через десять секунд. Никто не появился, и усилившийся туман в конце концов поглотил перевал.

Мильтон зажег сигарету. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз поднес спичку к сигарете Фульвии? Вот уж поистине стоит пересечь вплавь страшный океан войны, чтобы, выбравшись на берег, только и знать, что подкосить спичку к сигарете Фульвии.

При первой затяжке ему показалось будто у него разрываются легкие, при второй он в судороге согнулся пополам, третью перенес легче и сумел докурить сигарету до конца, лишь несколько раз кашлянув.

Туман сомкнулся уже и над этой частью дороги, повиснув приблизительно в метре от земли. В этом вакууме Мильтон и увидел наконец движущиеся ноги в брюках цвета хаки. Туловища и головы окутывал туман. Мильтон рванулся на середину дороги и наклонился, стараясь узнать походку Джорджо. Как всегда, когда он особенно волновался, сердце его замерло.

Туловища и головы постепенно проступали из тумана: Шериф, Мео, Кобра, Джек…

— А Джорджо где? Разве он не был с вами? Шериф нехотя остановился.

— Ясно, был. Он сзади.

— Где сзади? — спросил Мильтон, сверля глазами туман.

— Подожди несколько минут, и ты его увидишь.

— Почему вы оторвались от него?

— Он сам оторвался, — сквозь кашель сказал Мео.

— И вы не могли его подождать?

— А что он, маленький? — удивился Кобра. — Или дорогу хуже нас знает?

А Мео прибавил:

— Не задерживай нас, Мильтон. Я подыхаю с голоду. Если бы туман был салом…

— Стойте. Вы говорили — несколько минут, а его все нет.

Ему ответил Шериф:

— Наверно, завернул по дороге в какой-нибудь дом и завтракает себе там. Ты ведь знаешь Джорджо. Он не любитель есть в компании.

— Не задерживай нас, — повторил Мео. — А поговорить охота — говори на ходу.

— Скажи правду, Шериф, — не отпускал их Мильтон. — Вы что, поругались с Джорджо?

— Еще чего! — вступил в разговор молчавший до этого Джек.

— Еще чего! — подхватил Шериф. — Хотя твой Джорджо и действует нам на нервы. Он папенькин сынок… Таких полно было в армии.

— А здесь мы все одинаковые, — сказал Кобра, неожиданно распаляясь. — Здесь папенькины сынки не проходят. А если бы они и здесь были как в чертовой армии…

— Я подыхаю с голоду, — сказал Мео и с опущенной головой обошел Мильтона.

— Пошли с нами в деревню, — предложил Шериф, двигаясь вслед за Мео. — Какая тебе разница, где ждать?

— Лучше я здесь подожду.

— Дело хозяйское. Посмотришь, скоро он подойдет, десять минут от силы.

Мильтон еще немного задержал его.

— Сильный там туман?

— Ужас. Надо будет спросить у стариков, видали ли они на своем веку такой туман. Ужас! Временами, даже нагнувшись, я не то что дороги — собственных ног не различал. Но это не страшно — вдоль дороги, слава богу, нет обрывов. И все-таки я тебе скажу, Мильтон, если бы твой друг позвал, я бы его подождал и их бы остановил. Но он не позвал, и я понял, что он, как всегда, себе на уме. Ты ведь знаешь Джорджо.