Читать интересную книгу Высоко над уровнем моря - Олег Татарченков

Я молчал.

В голове отбойным молотком стучала фамилия: «Варегов, Варегов…» Я вспомнил его сразу же, как только Серый назвал эту фамилию. Вспомнил, но даже сейчас в глубине души не хотел верить, что Земля круглая до такой степени. Вот тебе еще один рикошет…

— Андрюха, ты его знал? — голос моего друга донесся до меня, как из другого мира.

Я вытащил из пачки последнюю сигарету и подошел к окну.

На улице давно погасли фонари. Лишь только свет моего окна рассеивал мглу, освещая падающие за ним хлопья снега. Через дорогу светились красным заначески еще одного полуночника.

— Андрей… — позвал из глубины комнаты Серега, — Оставишь…

— Блок «Стюардессы» на холодильнике.

Сергей молча встал и прошел на кухню. Остался курить там: в таких случаях мы становимся не в меру чуткими и внимательными.

Вадим Варегов. Я не знал о нем практически ничего. Кроме того, что нас навсегда связало Красное ущелье. Но он не смог оттуда выбраться, а я сумел. Сумел ли?…

Часть вторая

Красное ущелье

Афганистан, май 1988 года

Выстрел глухо хлопнул по барабанным перепонкам с каким-то странным металлическим звоном, как будто болтом ударили по рельсу.

Вадим опустил руки, зажимавшие уши, и бросился к краю площадки — смотреть, куда упадет мина.

— Где она взорвется, — обернулся он к сержанту, безрезультатно обшарив глазами желтый склон сопки напротив.

— Видишь слева «духовскую» тропу? — командир отделения повернул Вадима в нужную сторону.

— Ага, — ответил тот, хотя ровным счетом ничего не увидел.

Детали скрадывались в однообразном горном ландшафте, красно-буро-желтом: цвета скал, трещин, провалов и выжженной солнцем скудной растительности.

— Над ней дерево, — сержант довернул Вадима еще на полметра, — Вот там она и должна рвануть.

«Может, она уже рванула, а я проморгал?» — беспокойно подумал Вадим. Он посмотрел на невозмутимое лицо сержанта с редкой светлой щетиной, пробившейся на коричневой от загара щеке, — «Что-то слишком долго она летит».

— Горы скрадывают расстояние, — произнес сержант, отвечая на не прозвучавший вслух вопрос, — Кажется близко, а на самом деле… Тут все — обман! — закончил он неожиданно жестко.

Тут Вадим краем глаза заметил небольшое облачко, как бы невзначай взметнувшееся около темной нитки тропы («Вот она где!»), упрямо ползущей по склону горы.

Облачко взметнулось и опало. Порыв ветра быстро разметал его, снес в сторону. Звук разрыва Вадим так и не услышал.

— Все, концерт окончен, — ответил командир отделения на второй, такой же немой вопрос Варегова «что дальше?»

Он взглянул на молодого солдата и совершенно другим тоном — властным, не допускающим раздумий, добавил:

— Отдохнул? Тогда, Варегов, хватай бачок и дуй за водой. Восхождение свое ты уже отметил. Мухин! — окликнул сержант солдата, сидевшего, свесив ноги, на бруствере мелкого окопчика, — Пойдешь вместе с ним, старшим.

…Странное дело, попадаешь на войну, а ее нет. Вернее, не чувствуешь. С детства, проглатывая запоем книги про нее, представлял «театр военных действий» скопищем снующих людей, железа, огня и дыма. Атаки, контратаки…

Из репортажей по телевизору, повествующих лопухам в Союзе о героической афганской войне, насмотрелся на сплошные ревущие «вертушки», проводки колонн под грохот разрывов, коварных душманов в длинных серых рубахах, чалмах и с китайскими «калашниковыми» в руках…

…А тут — какая-то экскурсия по экзотической азиатской стране.

Колонна из «Уралов» пылит по дороге, утыканной по обочине редкими разлапистыми кустами. И ты, подобно туристу с пробковым шлемом на голове и фотоаппаратом на голове, простодушно восклицаешь: «Так это и есть миндаль?!»

Высоченные, узкие, как клинки, деревья вырастают на пути. «Так и здесь есть пирамидальные тополя?» — восторженно приветствуешь воспоминания из детства, когда отдыхал с попой-мамой в Геленджике.

За тополями появляются низкие, глухие глинобитные заборы, скрывающие под стать им домишки с плоской крышей, больше смахивающие на пародию старых ферм в русском селе. «Смешно, там у нас в таких скотину держат, а здесь люди живут… Это и есть кишлак? А вон в том, побеленном и с крашенными оконными рамами богатей живет? Мда-а…»

Критическим взором осматриваешь окрестности, чувствуя в душе гордость за причастность к иной цивилизации.

Наверное, такие же чувства испытывал Джеймс Кук, мореплаватель и цивилизатор окраин земли, поглядывая на покрытые бабановыми листьями хижины дикарей. Правда, впоследствии дикари преподнесли ему замечательный урок, приготовив из него аппетитный ужин и наплевав при этом на ружья и пушки моряков.

Мораль, необходимая для любого «цивилизатора»: поскольку Земля круглая, то окраин на ней быть не может. И любой остров Папуа-Новой Гвинеи является в своем роде неповторимым и достойным уважения пупом земли, что и Лондон с Нью-Йорком.

Но это знание обычно приходи позже. А пока…

Босоногие ребятишки, черные то ли от загара, то ли от грязи, машут вслед колонне руками. Угрюмые взгляды заросших бородами мужчин заставляют внутренне поджиматься и отвечать таким же колючим прищуром. Женщины в цветастых плстьях до пят, с черными мешками и покрывалами на головах, будят совершенно другую реакцию бесплатных туристов, как минимум полгода переживающих половое воздержание:

— Пацаны, смотрите — паранджа! Своей девчонке такую же пошлю!

— Го-го-го! Каменный век! Гляди: у этой только нижняя часть лица закрыта, вишь, как глазами стрельнула! Пацаны, больше на русских телок не смотрю — тут покруче биксы ходят!

— Тогда тебе обрезание надо будет сделать. По самые помидоры!..

— Ха-ха-ха!!!

— А это что за серьезные ребята с «калашами» на перекрестке стоят? Сорбозы? Армия местная, что ли?

— Эти, вроде, рады нам. Вишь, как улыбаются…

— Еще бы, без нас им кранты. Хотя, бывает, целыми полками к «дуъхам» переходят. Ненадежная публика.

— У-у, сволочи…

— Смотри — смотри: мужик в европейском пиджаке идет Руку к сердцу прижал. Приветствует!

— А ты ему тоже кепочкой помаши!

— Го-го-го!!!

Реплики, шутки, подначивания, хохот.

И плевать, что у бортов в конце кузова сидят «старики» с оружием в руках, сопровождающие молодое пополнение. Плевать, что с обоих концов колонну ведут «бээрдээмки»…

Все не так страшно, как казалось. Экзотика, залитая щедрым майским солнцем жаркого юга. Разве под таким веселым светом есть место страху и опасностям? «Старики» с напряженными лицами смотрят по сторонам, сжимая оружие. Но кто относится к этому всерьез? «Чего ты хочешь — ветераны! Понт перед молодыми держат!»

Время от времени кто-нибудь из старослужащих бросает снисходительный взгляд на веселящихся салаг в новом, еще не обмятом обмундировании. Пускай, немного им осталось. Эти «слоны» думают, что полгода в армии, да еще в Союзе, их многому научили. Ничего, душары, скоро узнаете, почем фунт лиха. И от нас, и от «душманов». Тут вам не там, не Союз, не детский сад…

А вопросы сыплются. Вопросы, на которые можно небрежно ответить: пусть познают местные специфические условия.

— Это и есть «зеленка»? Ч-черт возьми, настоящий сад. Деревьев-то сколько. Смотри, апельсиновое! У меня мать — учительница биологии, я знаю! О, «вертушка» на бреющем идет…

— Ми-24, его здесь «крокодилом» зовут, — объясняет всем желающим знаток из молодежи.

— Ого, — не унимается любознательный, — Белый дворец на холме… Наверное, там хан жил?

Последний вопрос обращен явно к «старикам». Но те вдруг почему-то замолчали.

«Вертушка» делает крутой разворот, проходит вдоль колонны, затем с ревом отваливает в сторону. Через минуту раздается резкий скрежещущий звук, как будто какой-то псих развлекается, царапая одной железкой по другой. Тут же раздаются глухие удары. Как в барабан: бам-м, бум-м…

— А ну заткнулись! — повернулся к молодым здоровяк с ручным пулеметом на коленях, — Если что, по моей команде — из машины. По очереди и без паники! Кто будет суетиться и мешать другим — грохну!

«Неужели это были выстрелы?» Веселье мгновенно сменяется на напряженное вслушивание, ожидание неизвестного Оно исподволь накапливается и под брезентовым, хлопающим под горячим ветром тентом грузовика, и за нежно-зелеными ветвями ханского сада, уже успевшего покрыться безобразной бурой пылью дороги.

Ожидание неизвестного. Мускулы напряжены, но опасности не чувствуется. Не потому, что ее нет, просто сознание не успело перестроиться. Оно еще меряет жизнь мирными категориями. Как в игре в казаков — разбойников: волнуешься, но знаешь, что каким бы ни был финал, он все равно будет. А смерть — это когда ничего нет…