Тогда Рим решил сплотить семинаристов, оставшихся в монастырской школе — схоластикате. Двадцать студентов были поручены заботам ученых монахов, которым предстояло их обучать. Монахи, скрывшиеся от мира в стенах аббатства, должны были вооружить юных питомцев истинами, необходимыми для духовного выживания.
Отцу Нилу доверили обучать их экзегезе — толкованию евангельских текстов. Истинным знатоком древних языков он не являлся, вот и было решено, что в работе ему будет помогать отец Андрей, свободно читавший по-коптски, понимавший диалекты древней Сирии и другие мертвые языки.
Общее дело сдружило двух одиночек: монастырская жизнь не способствует сближению, но любовь к старинным текстам сделала это возможным.
И вот теперь отец Нил потерял своего единственного друга, да еще при столь трагических обстоятельствах. Эта смерть наполнила его душу тревогой.
В это же самое время дрожащая рука набирала номер международной связи, начинающийся на «390», пытаясь соединиться с частной и в высшей степени конфиденциальной линией Ватикана. На безымянном пальце этой руки был перстень с простым опалом. Архиепископ Парижский являл собою пример скромности.
— Слушаю?
Под соборным куполом, возведенным Микеланджело, трубку подняла другая рука с тщательно ухоженными ногтями. На ней также был епископский перстень, но с любопытнейшим камнем — темно-зеленым гелиотропом в виде асимметричного ромба, вставленным в серебряную резную оправу и почти закрывавшим ее. Украшение было чрезвычайно дорогим.
— Добрый день, монсеньор, говорит архиепископ Парижский… А, вы как раз собирались мне звонить?.. Да, история весьма прискорбная. Однако… вы уже в курсе?
«Как это возможно? Ведь несчастье произошло прошлой ночью…»
— Сохранить в полнейшей тайне? Чтобы ничего не просочилось? Это будет сложно. Расследование поручено Набережной д'Орфевр, похоже, это было преступление… Кардинал? Да-да, понимаю… Самоубийство, не так ли? Да… конечно, это горько слышать, самоубийство — грех, против коего даже божественное милосердие бессильно. Вы хотите сказать… предоставим Господу самому решить этот вопрос?
Архиепископ отстранил трубку от уха, чтобы собеседник не расслышал легкого смешка. В Ватикане любят давать поручения Богу.
— Алло? Да, я вас слушаю… Самое время пустить в ход мои связи? Разумеется, с министром внутренних дел у нас превосходные отношения. Хорошо… Итак, я этим займусь. Успокойте кардинала, речь пойдет о самоубийстве, и дело будет закрыто. Ариведерчи, монсеньор!
Архиепископ Парижский всегда очень заботился о том, чтобы не растрачивать без необходимости кредит своего влияния на правительство. Каким образом можно оправдать просьбу, прикрыть без расследования дело о смерти монаха, безобидного книжника? Архиепископ Парижский тяжело вздохнул. Приказы, исходящие от монсеньора Кальфо, не обсуждаются, тем паче когда он передает недвусмысленную просьбу кардинала-префекта.
Архиепископ снова поднял трубку: — Не могли бы вы соединить меня с министром внутренних дел? Спасибо, я подожду…
8
Евангелия от Матфея и Иоанна
Ночь с четверга на пятницу подходила к концу, заря вот-вот должна была забрезжить. Было так холодно, что караульные разожгли костер неподалеку от дворца Каиафы. Домохозяин подошел к огню, протянул руки к его благодатному теплу. Его почтительно приветствовали: как-никак владелец одного из богатейших домов в квартале, знакомец первосвященника… Он обернулся: Петр прятался за углом, напуганный тем, что оказался вблизи дворца — средоточия той власти, которую всего через несколько часов намеревался свергнуть. Его поведение рано или поздно должно было вызвать подозрения.
Домохозяин сделал Петру знак, чтобы тот подошел к костру. Рыбак нерешительно проскользнул в круг греющихся у огня.
Все прошло великолепно. Позавчера он привел сюда ошеломленного Иуду, впервые в жизни попавшего в квартал иудейских сановников. Беседа с Каиафой пошла сначала как по маслу — первосвященник был в восторге оттого, что ему предоставится повод без шума, по-тихому отправить Иисуса за решетку. Потом Иуда вдруг пошел на попятный. Может, до него только в тот момент дошло, кто перед ним, и он сообразил, что собирается выдать Учителя еврейским властям?
— А кто поручится, что вы не прикажете убить Иисуса, как только он попадет к вам?
Первосвященник торжественно поднял правую руку:
— Перед лицом Предвечного я клянусь тебе, галилеянин: Иисуса Назорея будут судить по нашему закону, согласно которому странствующему проповеднику не грозит смертная казнь. Его жизни ничто не угрожает. Да будет Предвечный свидетелем нашего договора.
И он с улыбкой вручил Иуде тридцать золотых монет.
Иуда молча взял деньги. Первосвященник дал торжественную клятву: Иисуса арестуют и будут судить. Это потребует времени, а через три дня Каиафа уже не будет верховным правителем страны. К тому времени его вообще не будет.
Что они там, наверху, копаются? Почему Иисус все еще не заперт где-нибудь в укромном подземелье? Уж скорее бы он оказался в темнице — и в безопасности!
Домохозяин видел, как несколько членов Синедриона поднялись по лестнице на второй этаж дворца, куда отвели Иисуса. Неизвестность угнетала. Пытаясь скрыть беспокойство, он направился к выходу на улицу, прошелся взад-вперед. Какая-то тень жалась к стене.
— Иуда? А ты что здесь делаешь?
Бедняга дрожал, как листок смоковницы на галилейском ветру.
— Я… я пришел посмотреть, мне страшно за Учителя! Можно ли верить слову Каиафы?
— Да полно, успокойся, все идет своим чередом. Не задерживайся здесь, это опасно: первый встречный дозор может тебя схватить. Ступай ко мне домой, у меня в высокой зале ты будешь в безопасности.
И Домохозяин направился обратно к входу во дворец. Оглянувшись, увидел Иуду — тот по-прежнему стоял неподвижно, как в землю врос, с места не сдвинется.
Когда раздались крики первых петухов, дверь залы распахнулась, свет факелов озарил лестницу. Вышел Каиафа, оглядывая двор. Домохозяин проворно отступил в тень, подальше от костра: сейчас не стоит попадаться на глаза. После, когда бунт будет подавлен, он отправится к первосвященнику и попросит отпустить Учителя.
Следом вышел Иисус, он был крепко связан. Два стражника держали его за локти.
Почему? Какой смысл связывать его, чтобы бросить в подземелье?
Группа, сопровождавшая узника, прошла по ту сторону костра, послышался резкий голос Каиафы:
— Немедленно ведите его к Пилату!